Театр оперы и балета им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.
Режиссер Александр Титель
В ней и вправду много странного. И прежде всего — минимум внешнего драматизма. Все подспудно, все будто бы лениво: выжженный солнцем двор, притененный сплошными жалюзи кабачок, неспешность движений, отсутствие привычного оперного куража… Кармен в белом коротком платьице-рубашке появляется, как и ее товарки, неспешно, со стаканчиком кофе в руках. Появляется наверху, на просвечивающем дощатом мостике. А внизу расположилась толпа добродушно похотливых мужчин, готовых к привычному сладкому зрелищу. Кармен лениво высматривает — кого бы сегодня зацепить?
<…>
Не претендую быть пророком, но эта для многих странная постановка может стать точкой отсчета для совершенно иного, чем прежде, прочтения достаточно затертого материала. Достоинство спектакля — в его нарочитой очищенности от оперного пафоса, от юбок с оборками, от псевдозначительности каждого слова и жеста. Недостатки — далеко не окончательная проявленность постановочных намерений. Спектакль напоминает мягкий талантливый эскиз, где еще не выявлены все возможности композиции, не откорректированы темпоритм и форма, не вполне расставлены акценты. Но он располагает большим потенциалом для рождения новых смыслов, для раскрытия актерской эмоциональности, взращенной не на общем месте оперных страстей, а на поэтическом анализе человеческой натуры.
Дифирамб антиоперности. № 20
Не знаю, кто как убивает время, а я сегодня — оперой. Правда, мне почему-то весело, особенно сейчас. Оглянувшись назад, я поняла, что прожила его совсем не зря. Не перестаю поражаться — сколько в мире удивительного, непонятного, загадочного. Вот например, сегодняшний спектакль. Сплошные загадки и тайные знаки.
Но я поняла, почему во Франции и Италии не было Социалистической революции — женщины на табачной фабрике настолько уставали, что у них не было сил не только на революцию. но даже на бабью потасовку (хотя, в этой постановке еще 2 года назад она там была, с толкачем и выдиранием волос Кармен и ее подружкам). В связи с введением в стране запрета на рекламу курения, сигареты в руках девушек заменили на пластиковые стаканчики с чистейшей водой из кулера. Как утверждают великие, в театре постоянно рождается что-то новое. В подтверждение этого тезиса режиссер нашел новую тему диалога со зрителем — раннее воспитание девочек в духе феминизма — им с 9-12 лет хочется служить в армии. Такое глубокое концептуальное решение было достигнуто путем эволюции хора мальчиков-зайчиков в хор девочек-припевочек.
По-новому была решена цветовая гамма спектакля — карменовское второактовое красное мини-платье было заменено черным макси-сарафаном, Эскамильо переодели в серый пошарпанный костюм (раньше он был в белоснежно-белом, по-моему даже в кожаном). Преобладающий цвет спектакля — ненапряжно-белый, как песок пустыни или запылившаяся лепнина на потолке.
До самого конца спектакля я так и не смогла разгадать загадку Хосе… лысый щупленький коротышка, безусловно, волшебник — ему удалось своими чарами зацепить такую знойную женщину! К тому же он обладает магической силой: в армрестлинге он без особого труда уложил сержанта сменяемого эскадрона, который раза в полтора больше и тяжелее. Он даже чуть не зарезал превосходящего его вдвое капитана Цунигу в кабачке Л.Пастья. Хосе был настолько уверен в своей победе, что бросился на капитана сначала с ножом, а потом и безоружный (видимо решив, что уронененный на пол нож ему не нужен…)
Капитана спасло только появление друзей Кармен. И после того,как четверо амбалов-контрабандистов разняли эту драку, испуганный капитан, все еще стоя с ножом в руке, согласился на ничью.
Безусловно, очень интересно в опере решен образ контрабандистов — они смелы и спокойны — ночью с иностранного корабля не спеша воруют товар и при этом даже не оглядываются!
Отдельное умиление вызвал хор потных караульных солдат, принимающих водные процедуры в медной раковине. Все одинаково скучающие и убивающие время. Как только на мосту появились девушки, из толпы выделилась волосатая спина нетрезвого хориста. Символично, что именно его рубашкой Кармен вытирала свои потные ноги.
Куда-то провалилась сцена гадания.Вместо карт был веер с нарисованными карточными пиками и бубнами. Она прижимала его к груди и философски рассуждала о неизбежности человеческой смерти (все там будем…).
Необъяснимым символом четвертого действия в песочно-белое пространство сцены выплыла пестрая толпа празднично наряженных женщин и пикадоров в разноцветных, расшитых золотом костюмах. Все они явно бросали вызов несчастной серо-белой троице, выясняющей свои личные отношения.
Еще одним чудом был бег картонных быков, проносившихся с топотом стада бизонов в горном ущелье мимо слуха завороженных зрителей. Это было превосходно! Толпа кричала им браво, и все дамы махали веерами.
Но самым загадочным был финал. Кармен и Хосе встретились на мосту в две ж/д колеи, как идущие навстречу друг другу поезда, и вполне могли бы разойтись каждый по своему пути. Но судьбе было угодно, чтобы 2 пути пересеклись в точке X и столкновение стало неизбежным. Люди, как поезда, не могут сойти с предназначенного им пути. Поэтому Кармен ничего не остается, как трижды броситься в объятья Хосе с репликой «Или убей меня или дай пройти!». Хосе поет, что любит Кармен, умоляет ее вернуться. Он сделает все, что она пожелает: он готов снова стать контрабандистом, вором, только бы Кармен была с ним. Кармен пятится от него, судорожно цепляется за перила, прилипает к ним и не может отлипнуть (делает вид, что это Хосе ее держит, а на самом деле она просто влипла). Наконец Хосе удается отодрать Кармен от перил, он хватает ее за рукав пиджака и тянет к себе. Кармен поет, что прошлого не вернуть, что она ненавидит Хосе. Но несмотря на огромное внутреннее напряжение и гнев, Кармен демонстрирует спартанское спокойствие и нордическую выдержку — она не вырывается, не пытается бить Хосе, не пытается выдернуть руку. (Этот сценический прием сдерживания внешних проявлений чувств видимо, был продиктован желанием свести к минимуму сцены оперного насилия). И, казалось, ничто уже не нарушит предначертанного режиссером. Но неожиданно, не в силах больше сдерживать эмоции Кармен, единственная пуговица на ее коротком пиджачке неожиданно отрывается и выстреливает с моста куда-то в левую кулису, обнажая черный кружевной бюстгальтер — единственное, что было на Кармен под пиджаком. Хосе в шоке от увиденного, выпускает рукав Кармен. Но потом, совладав с собой, достает из кармана нож и складывает его у живота Кармен (хотя, по-моему, логичнее было бы вонзить его в обнаженную грудь: это, во-первых, намного эффектнее, во-вторых, метафоричнее — он пронзает ей сердце ножом, как она любовью, в-третьих, это оправдало бы отрыв пуговицы — что же она зря так далеко летала?). Кармен падает в объятия Хосе и мгновенно умирает. Хосе вешает ее на перила и зовет людей:»Арестуйте меня. Это я ее убил!» Падает кровавый занавес с уходящей от земли в небо рекой из золотых украшений. Добродетель торжествует!… Уважаемые читатели! все написанное ни в коей степени не умаляет заслуги театра в деле культурного просвещения народа, не компрометирует главного демиурга этого спектакля, не умаляет таланта и вокального мастерства певцов! Это всего лишь взгляд доброжелательного критика, не преследующего никаких корыстных целей, а всего лишь, размышляющего над необходимостью правдивой жизни на сцене. Чтобы в стенах этого (и не только этого!) театра не носилось эхом мучительное «Не верю!» его создателей!