«ТАРАС БУЛЬБА»

Театр «Балтийский Дом».
Режиссер А. Жодак-Тобiлевич IV

Еще до начала спектакля режиссер начинает разрушать все возможные зрительские стереотипы (см. программку). Тоже психологически очень верно: новое знание начинается с разрыва со всем прежним, привычным, ожидаемым, со знаменитого «знаю, что ничего не знаю». Хотите Запорожскую Сечь? Будет двор и в частоколе — маленькая белая дверь с позолоченной ручкой и глазком (кто там, за этой белой дверью, через глазок на нас глядит?). Хотите, чтобы пошел навстречу своим сыновьям Тарас: «А поворотись-ка ты, сынку…»? Выйдут люди в странной одежде и обтягивающих голову шапках с ушами (заблудившийся Макбет со товарищи?), которые слегка — символически — изнасилуют трупы, там и сям разложенные по сцене. Настоящей рыбе будут удалять аппендицит (впрочем, рыба — это символ). Еще будут жерди и топоры, ватники и кисейные платья, яблоки (символ) и эмалированные ведра. Из таинственной двери выскочат на просторы степи герои MTV. Будут даже пингвины, которыми папа Бульба так порадует своих сынов. Как там у Гоголя? «Народные обычаи и этикеты двора совершенно необыкновенны. Не понимаю, не понимаю, решительно не понимаю ничего».

А был ли Гоголь?.. № 23

На десятой минуте спектакля я придумала ему название: «Жопа Кулика». Кулик — это такой персонаж международной тусовки, которого отчего-то именуют художником, картин его мне ни разу не доводилось видеть, одни только фотографии, на которых он позирует перед избранными с голым задом. Через двадцать минут мое название материализовалось в спектакле: перед зрителями стоял стройный ряд молодых артистов со спущенными штанами. Прогнозируемый от точки до точки спектакль, скучный плагиат.

Без названия. № 23

Ясно, что режиссер исходит из какой-то тотальной игры, часть которой — мифы о прошлом. Жолдак открыто сталкивает узнаваемые приемы разного театра — Някрошюса, Додина, Мейерхольда, Барбы, Арто, Гротовского и так далее, пока зрителю хватит образования отгадывать. Одни и те же имена перечислены во всех рецензиях. Но никто не утверждает, что известные приемы соединяются таким же образом, как у Някрошюса, Параджанова и т.д. Эстетика совсем другая (тем более, что у каждого из перечисленных режиссеров она своя, и если они совмещаются, то значит — в новом качестве). На мой взгляд, столкнув на одном поле множество отражений современного театрального эпоса и ритуала, Жолдак приводит нас в эстетический лабиринт: на всех языках бесконечно рассказывается один вечный миф о насилии и страдании, о толпе, охоте, травле, любви и смерти. Режиссер выстраивает ритуализованный мир, в таком стиле можно было бы ставить какую-нибудь хронику Шекспира.

Гоголь della notte. № 23