«Белый театр»
Режиссер Григорий Дитятковский
Н. Лавров в спектакле «Мрамор»
В спектакле беспрерывно размышляют, даже более — философствуют и мудрствуют, порой лукаво, порой парадоксально. Современный зритель не привык к подобному интеллектуальному напряжению. Эта тяжелая мыслительная работа на протяжении двух с половиной часов (спектакль специально идет без антракта) превращается едва ли не в мозговое истязание.
<…>
Выстроенный художником Э. Капелюшем «белый кабинет» может «читаться» как символ остраненности происходящего и чистоты «абсолютной мысли». «Стерильность» этого образа словно исподволь размывается панибратским к нему отношением.
<…>
С. Дрейден в спектакле «Мрамор»
Степень совпадения индивидуальности Сергея Дрейдена с героем Бродского поразительна. Можно говорить не только о сходном восприятии искусства, но и близости мировоззрений.
<…>
Выбор Дрейдена на роль Туллия — блестящее решение, самодостаточное для успеха спектакля. В связи с чем возникают домыслы, что именно увлечение Дитятковского актером вызвало обращение к «Мрамору» или постановка и вовсе является творческим тандемом. Вполне закономерен в роли Публия Николай Лавров, обладающий совершенно иной актерской индивидуальностью, сформировавшейся в условиях театра Додина. Он подробно и логично обживает свою роль, играет точно и смачно. В самом противоположении этих различных актерских природ режиссером была сформулирова антитеза «идея-вещь» и «мысль-тело».
<…>
К сожалению, спектаклю словно не хватило решимости — и он, внезапно испугавшись, рванулся на привычные рельсы психологизма, где был с радостью встречен публикой, простившей блудному сыну некоторую сухость и монотонность и наградившей искренними аплодисментами.
«…Потому что север далек от юга…». № 12
Григорий Дитятковский. Вообще, заниматься искусством и испытывать разочарование — две вещи несовместные… Разочарование может быть только на бытовом уровне… Как тебе сказать… Я учусь и кое-чему научился в том плане, что ничего не надо менять вокруг, а надо меняться самому…
Наталья Скороход. Можно я буду брать у тебя уроки?
Г.Д. Я говорю совершенно серьезно. Пойми, у меня не было тогда потребности себя реализовывать. Я себя прекрасно чувствовал в состоянии ученичества. Хотя амбиции и росли, но… вширь. Додин… Я учился у него театру… Музиль учил режиссуре, а все, что связано с Додиным, связано с театром как таковым.
<…>
Нет, я не считаю себя ушедшим. Да, я не получаю зарплату очередного режиссера, но меня столько связывает с этим театром… Поверь, у меня не было ни ссор, ни расхождениий с Додиным. Просто… перегорало горючее. Как тебе это объяснить… У меня есть ощущение корней, но я избавлен от близости внутренних противоречий. Нет, все случилось вполне естественно. Я выпустил там спектакль. Нет, я не откололся, я… раскололся.
Н.С. С тобою положительно нельзя иметь дела! Читатель будет разочарован. Ты ни с кем не сводишь счеты, почитаешь учителей и родителей… Скажи, а есть на земле человек, к которому ты сегодня пошел бы в ученики?
Г.Д. Ой… много. Сложно сказать. Есть какие-то вещи, о которых почти что неловко рассказывать. Вообще, я склонен считать: то, чем мы занимаемся,— это образ жизни, а не профессия, и поэтому можно позволить себе лениться. Для того чтобы работать, мне не нужен режим извне… Мне не доставляет труда заниматься моей профессией. Иногда прочитанное стихотворение заставляет вдруг подвергать сомнению любовно возделанную схему… Когда расширяется горизонт, трудно выделить учителя…
Последний ученик эпохи (беседу с Григорием Дитятковским ведет Наталья Скороход). № 12
Комментарии (0)