Александринский театр
Режиссер Г. Козлов
Это концерт. Стихи Саши Черного то торжественно плывут, то несутся галопом, то вдруг взбрыкивают в мазурке так, что музыкант, в экстазе сливающийся с инструментом, выпевающий, выкрикивающий, нашептывающий или декламирующий до боли знакомые строки, лихо оттанцовывает ножкой, сверля удивленным глазом почтенную публику. Он похож на кентавра, он, кажется, нерасчленим с убогим пианино, с мелодиями, вылетающими вместе с прыгающими позвонками струн и клавиш. Артист немножко дразнит. Он переливается. Кажется, манера его разгадана, но нет — новая неожиданность, внезапный поворот на дают привыкнуть, сбивают с толку. Некоторые стихи легко, будто сами собой, укладываются в мелодический строй, и тогда голос артиста, его интонация становятся вдруг похожи на голос и манеру Андрея Миронова — чуть-чуть, едва уловимо — и вновь увернется, уведет в сторону.
Он то благороден и сдержан, и выглядит немного манерным и томным, то оборачивается спившимся слюнтяем. Он полиглот. Свободно владеет языками мимики, жеста, музыки и слова. Сохраняя иронию автора, может, подчас не меняя позы, «вскочить» (или переселиться?) в персонаж. Иногда — мгновенно, иногда — не сразу, под сурдинку, и так же легко, как легко порой касается он пальцами клавишей.
Кисти рук Шопена, тело мима в согласии с поэзией Саши Черного. Музыка баюкает, несет, встряхивает, швыряет. Худенький белобрысый маэстро с нечастой улыбкой, в шейном платке, черном жилете, сбрасывает с плеч полинялый плед. Стул падает. Слезятся свечи. Отрывистый крик, но ни грана фальши: внутренняя сдержанность, чувство меры не позволяет выбиться из узды.
Под сурдинку. № 4.
Комментарии (0)