ПОСЛЕДНИЕ 10 ЛЕТ НАШЕГО ТЕАТРА. КАК ЭТО БЫЛО?

Мистическое устройство русского театра, которое тайно предполагало, что встреча с тем или иным спектаклем может повернуть твою жизнь (Станиславский искренне считал, например, что если «Село Степанчиково» он сделает совершенно, то война с немцами прекратится), вот все это кончилось. Это важнейшее изменение не московского ландшафта, но всего русского театрального пейзажа, той идеи, которая была задана в начале века. И потому изменился масштаб того, что считается театральным событием. Нет серьезных ожиданий — нет и существенных событий. Может быть, это свидетельство собственной усталости, но это так. Теперь надо глядеть в оба, чтобы что-то рассмотреть в полукарнавальном безумии, которое происходит в Москве. Беспрерывные фестивали, презентации, юбилеи, награждения — и в пандан полная отвязанность нашей журналистики. Наглый нахрап, безграмотность, продажность, презрение к театру — с одной стороны, а с другой, патока и сироп сплошного «Биовульфа» (такой сейчас кинобоевик у нас в Москве рекламируют). Отдельные живые голоса тонут в новом вареве. Надо бы порассуждать, кто мы сами в этом ландшафте? Отражальщики, оценщики, критики, организаторы последствий искусства… Я про себя говорю. Готов признать, что я сейчас плохой отражальщик. Не шляюсь по театрам, вижу гораздо меньше, чем должен видеть человек, пишущий о театре. Не знаю, в чем причина — во мне или в театре, но понимаю только одно: серьезного театра, на который была истрачена жизнь и в ожидании которого проходили годы, — его нет или почти нет. Последние десять лет — эпоха колоссальных несостоявшихся обещаний.

«Москва — это Город»,декабрь 1999 г. № 20

Сначала кажется, что ничего не сбылось и ничто не оправдало себя. А чуть подумав над вопросом, понимаешь, что свершилось то, что должно было свершиться, а оправдания никакого и не требуется. В десятилетие мы вошли на волне эйфории. Почему-то это слово тогда произносили с придыханием — видимо, полагали (и я полагал), что в таком состоянии есть некая историческая избранность, отмеченность. Потом в словаре прочитал, что эйфория есть довольно опасное заболевание, связанное с резким деформированием в восприятии реальности, сопровождаемое тяжелыми сопутствующими симптомами. Короче говоря, десять лет назад мы были прекрасно больны, а сейчас если не выздоровели, то стали более вменяемыми. Эта вменяемость выглядит иногда как тяжелое похмелье или как цинизм. Но они лучше, чем эйфория. Что ушло? Театральное водительство, то есть ощущение, что есть театры, есть несколько режиссеров, на которых держится общероссийское театральное дело. Нет Эфроса, Ефремова, Товстоногова — эпоха ушла вместе с ними. Пришло другое поколение. Его черты видны отчетливо. Радости нет, но понимание есть. Все образуется — я в это верю. Может быть, потому, что три последних года занимаюсь Школой. Когда каждый день сталкиваешься с молодыми людьми, входящими в жизнь, — возникает чувство ответственности и действительного понимания вещей.

Ноябрь 2002 г.

У меня такое чувство, что наступил закат того, что принято называть эпохой русского психологического театра. Что поделаешь, нет идей на все времена. Меняется ландшафт жизни, пересыхают старые ручьи. Театр остается в истории только как вспышка человеческой мысли. Как тревожащая легенда. Не больше. Но и не меньше! Театр Греции — дель арте — Возрождения — Мольер… Целый век мир испытывал влияние русского театра. Сейчас он потерял вкус к себе. Озабочен не сохранением особости, а желанием соответствовать общепринятым стандартам. На этом пути он в последние годы многого достиг, но больше потерял. Осуждать, стенать — не стоит. Театр — заложник своего времени. Умерим гордыню. Как ни крути — жизнь выше нас. Последнее десятилетие подарило замечательные спектакли, порадовало новыми талантами (закат бывает удивительно красив), но все меньше театров, живущих без оглядки на массовую культуру. В старой дилемме — Художественный или Общедоступный? — выбор делается в ответ на запросы рынка. Он все больше определяет атмосферу внутри театральных учреждений. Энергия режиссеров и актеров поражает. Направленностью на все, кроме умения сосредоточиться на тайне ремесла. Репетиционный метод, открытый психологическим театром, и новый стиль жизни его обитателей — не совместимы, антагонистичны по сути. Как бы хотелось быть неправым! Жду тех, кто мне это докажет (на деле). В конце концов, по известным законам, после обязательно наступает рассвет. Уже следующего дня.

Ноябрь 2002 г.