Мариинский театр
Режиссер Ш. Пионтек
«Волшебную флейту» ставят заново во всех немецких театрах каждые 5-6 лет, и она всегда идет с аншлагом. И если любой другой спектакль идет 6-7 раз, то «Флейту» даю раз 20, не меньше.
<…>
Но перейдем к «Флейте» в Мариинском. К спектаклю Пионтека у многих возникло очень прохладное отношение: мол, спектакль как спектакль, ничего особенного. То же самое можно сказать о любой постановке, что я видел в Германии: есть понимание материала и мастерство — но нет открытия, о каких бы крупных режиссерах ни шла речь.
<…>
Но идея Пионтека оригинальна.
<…>
Пионтек заново рассматривает интеллектуальную элиту вообще, двадцатого века в частности, и выясняет, что простенький зингшпиль для «улучшения нравов» использовать нельзя.
<…>
Но постановка в чем-то идет вразрез с музыкой. Она немузыкальна, тяжеловесна.
<…>
Я тоже считаю, что главный недостаток спектакля — это антагонизм немузыкального режиссера и «музыкальности», как это ни смешно звучит, дирижера. Франца не назовешь великим дирижером, но он слышит и «подает» музыку Моцарта, как рождающуюся в данный момент музыкальную материю. Есть редкие моменты, когда режиссура и музыка соединяются: в образах Папагено, Памины. Но все равно: инструментарий Пионтека коренным образом отличается от инструментария наших оперных режиссеров, и опера приходит не к «операманам», а к современной публике.
«Будем говорить только о „Флейте“». № 4
Мне показалось, что далека не во все, во что играл Моцарт постановщики верят. Более всего они верят в фарс, и фарсовая линия, в основном связанная с Папагено — «естественным человеком», которому не до тайной мудрости, а лишь бы поесть, попить и насладиться (вполне скромной, впрочем) любовью, — эта линия оказывается самой удачной в спектакле: здесь и постановщику свободно, и артистам удобно, да и Моцарту хорошо. В сказку же наши трезвые интерпретаторы верят не слишком, а потому зверей обозначают максимально условно и отнимают у Зорастро положенных ему львов для колесницы. И уж совсем не верят они в испытания огнем и водой: именно в этих фантастических эпизодах, где по-моцартовски парадоксальная безыскусно-виртуозная флейта, дрожа от собственного героизма, проходит по тончайшей одноголосной ниточке над пропастью глухих ударов литавр, — именно здесь режиссерская фантазия парализуется, смотреть здесь нечего. Но уж если не играть в сказку здесь, то зачем играть в нее, придумывая костюмы трех дам и огнедышащего змея (кстати, и не смешного, и не страшного)?
А затем, видимо, чтобы соблюсти верность Моцарту — у него же все это есть!
Игры с господином фон Моцартом. № 4
Комментарии (0)