55 лет в Петербурге не было театрального журнала. Последние 10 лет он есть.
Нужно ли добавлять и объяснять что-то в тот момент, когда вы держите в руках юбилейный № 30 «Петербургского театрального журнала»?
Декларации излишни.
История журнала частично изложена в предисловиях к номерам, частично — в статьях памяти Л. Попова (№ 21), но, может быть, что-то надо все-таки повторить. Начнем с того момента, когда пришел Александр Македонский.
Нет, я не брежу. Шла осень 1991 года. В Театре на Литейном проходил фестиваль спектаклей Камы Гинкаса. Вот там-то ко мне и «группе товарищей» из студенческого журнала «Представление», который несколько лет мы издавали на театроведческом факультете ЛГИТМиК, пришел директор театра А.Македонский и спросил: «Хотите журнал?» Я ответила — нет, потому что понимала, какой это ужас и какое непосильное бремя.
Вот какое нынче время —
всё в проклятьях и в дыму —
потому и рифма «бремя»
соответствует ему.
(Б.Окуджава)
Это теперь говорят — «самое тяжелое десятилетие», а тогда я и мои бывшие студенты не имели об этом понятия. Поэтому они подняли меня, как знамя на древко, и со словами: «Это шанс, его надо использовать!» — понесли к Македонскому.
На Новый 1992 год я подарила всем губки — мол, чистое дело начинаем. Македонский прижимал губку к бороде, но когда был найден чердак для редакции, разработан дизайн и сложена по текстам «нулевка» — он исчез, натурально исчез, и посреди города Петербурга оказалась я с макетом журнала, а за мной — шесть молодых критиков, радостно вошедших в эту историю: Л.Попов, И.Бойкова, Е.Феофанова, М.Корнакова, М.Заболотняя, Г.Ефимова и студентка Л.Шитенбург. Поклон всем им в день юбилея журнала.
Весна 1992 была весной глобального стресса и седых волос (это не метафора). Наболтав всему миру о том, что будет журнал, надо было как-то выплывать. Мы писали в газеты оптимистические записки про готовящийся номер и ремонтировали редакционную комнату, но все это был чистый блеф. Как искать деньги, я не имела ни малейшего представления, не отличала Устава от Учредительного договора, при слове «кегль» теряла сознание. Вечером на кухне с бывшим студентом, юристом по первому образованию, я изучала азы юриспруденции, днем, в холодном поту, ходила по городу, кричала «SOS», стучалась в богатые двери, за которыми сидели потные лица, пыталась соотнести попрошайничество и брезгливость с категорическим императивом Канта, но все было бесполезно. Пока! Однажды! На театроведческий факультет! Не пришла девушка-заочница. Ее звали Оксана. Где она и что она теперь — я не знаю, но спасибо ей! Она взяла меня за руку и привела в старую коммуналку на Староневском. В накуренной комнате по одной стенке стояла непроданная халва, по другой — непроданные компьютеры, за столом сидел восточный человек по имени Сафар. Ассоциация была одна: «Место встречи изменить нельзя», сцены «малины», я — Шарапов… Было действительно не по себе. Но я (иногда с М. Заболотней, чтобы было не так страшно) стала ходить в эту странную организацию «Эридан», которая дала нам первые деньги, став нашим официальным учредителем, и пропала с лица земли через несколько месяцев — и навек. Тогда я еще не знала, что так бывает… С организациями.
А дальше началась жизнь — в основном счастливая, иногда драматическая и всегда трудная. Правда, легкой никто не обещал, но по молодости лет хотелось верить…
10 лет «Петербургский театральный журнал» простоял на независимой территории. Помните, у Шварца в «Тени» министры договариваются, что Ученого — чужеродное явление в их структурированной стране — надо «или „ку“, или „у“». Петербургская страна — режимная, но десять лет в этой стране нас никак не «ку» и не «у» — нет такого механизма, и это, я знаю, многих раздражает. Родившись как «беззаконная комета», мы остались журналом свободным, не зависящим ни от денег, ни от власть предержащих. Это положение гордое и трудное (спина не прикрыта никем и ничем). Но в историческую эпоху неясных «влияний», когда «идеалов нет, есть интересы», мы все же храним некие идеалы, заявленные 10 лет назад. Делая юбилейный номер, я, надо сказать, со страхом перечитала собственные декларации и поняла, что, как это ни смешно, мы «не поступились принципами»… И можно снять со стенки разбитую гитару и спеть на известный всем театральным ленинградцам-петербуржцам мотив «Родной Моховой»:
Наша жизнь криминально-подвальна,
Но я знаю: промчатся года —
И поймем: жили мы идеально,
Жили мы — как никто, никогда…
№ 30 — дайджест, картина того, как театр за 10 лет отражался в журнале и что это был за театр. Мы брали не все (в номер не вошли ни исторические статьи, ни рубрика «Учителя», ни «Театр директоров»), а только театральный процесс в десятках спектаклей — так, как мы видели его «глазами журнала». Вот уж, дорогие читатели, где мы овладевали «искусством кройки и шитья»: тысячи фрагментов (одна подруга сказала: «Это все равно, что сложить янтарную комнату!»), около 500 отрецензированных спектаклей (составленный Е.Строгалевой алфавитный указатель — по полям четных страниц), из которых надо выбрать десятую часть, более 540 авторов (взгляните на 2-ю страницу обложки — это лишь некоторые из них!). Может быть, составляя номер, мы впервые в полной мере осознали, как много сделано.
Конечно, за 10 лет «Петербургский театральный журнал» повзрослел, это видно, и я грущу по первоначальному дерзкому легкомыслию первых номеров (не путать с нынешним газетным хамством кое-кого, кто вышел из журнала, как из «Шинели») и стыжусь собственного нынешнего усталого тона. Но что же делать? Жизнь. Можно сказать — изменилось время. Еще точнее — оно прошло. Прошли отрочество и юность журнала, выросли дети, редакция нынче состоит из вполне маститых критиков. Накануне юбилея О.Скорочкина получила Премию им. А. Р. Кугеля — именно за статьи в «Петербургском театральном журнале» (принимаем поздравления на адрес редакции), Е. Третьякова, Е. Тропп и М. Дмитревская — эксперты и члены жюри многочисленных премий и фестивалей (от «Золотой маски» — и далее везде). При поддержке ИОО (Фонд Сороса) мы организовали при журнале Информационный центр и каждый день отвечаем, рассылаем, информируем… А при этом хочется, ужасно хочется делать журнал легче и беззаботнее.
Мы по-прежнему живем «студийно». Или патриархально — не знаю. И 30 декабря поднимем первый традиционный тост «За успех нашего безнадежного предприятия», поблагодарим всех, кто на разных этапах нашей истории делал журнал, — и будем жить дальше.
Но понимаю, естественно,
счастья желая себе,
сложится все соответственно
вере, слезам и судьбе.
(Б.Окуджава)
Комментарии (0)