«ТРИ СЕСТРЫ»

Театр «На Литейном».
Режиссер Александр Галибин

В «Трех сестрах» Галибина мне больше всего дорог этот открывающийся путь к освобождению и насыщению актера. Никакой многозначительности, наглядной «метафизичности», которые шли бы от выказывающего себя режиссера, я здесь не вижу. И рад этому. По наружности мудреный, путано-претенциозный, картинно-философический спектакль в конце нашего тысячелетия, боюсь, может придумать каждый второй из мало-мальски понаторевших в театральном деле. Галибин хочет истины, свободы от суеты и мишуры. У него другое достоинство труда.

Люди театра в поисках веры. № 7

Играют будто бы и не Чехова, а, скажем, раннего Метерлинка, воспроизводя модель его статичного театра безмолвия и смерти. Дом и человек разрушены, всем правит Неизвестное: герои безвольно замерли в роковом предчувствии конца. <…> Здесь нет места любви. Никто никого не любит, есть лишь привычный автоматизм любовных порывов и признаний, абсурд любви, ее тотальная несовпадаемость. Мужчины в этом спектакле признаются в любви поразительно и пугающе одинаково, одними и теми же словами и интонациями. Вершинин, Соленый, Тузенбах, Андрей — все твердят, как заведенные: «О, чудная!.. Какие глаза… какие волосы…» Женщины умоляют их об одном: «Перестаньте!» Здесь никто не верит в труд, о нем только говорят, говорят… Декламируют, словно популярные стихи: «Работать, работать…» Здесь нет разочарований, потому что никто никем не очарован, нет крушения надежд — никто ни на что и не надеялся, отменен пожар: дома нет, гореть нечему.

Привидения Антона Ч. № 7

Бесцветные интонации сестер вытекают из тишины спектакля, зависают в ней, тянутся едва различимыми серебристыми нитями и вновь тают в густоте пауз. Спектакль Галибина творит вязкое и тягучее время, в котором незаметно свиваются струи прошлого, будущего и настоящего, и в этом едином потоке созидается сверхчувство (по аналогии со сверхсознанием) Вечности. Обилие музыки и звуков не разбивает, но парадоксально подчеркивает обволакивающее весь спектакль молчание… Молчание о невыразимом. Эта растянутость времени, обилие и долгота пауз, вероятно, являются продолжением поисков Анатолия Васильева (в частности, это вызвало недоумение парижской публики во время представления его «Маскарада»). Прорывы в молчание есть полное освобождение от власти формы.

Кто держит паузу. № 7