Мариинский театр.
Режиссер Темур Чхеидзе

Темур Чхеидзе — режиссер-интроверт и потому чужд нарочитой театральной зрелищности. Он не придумывает только ради эффекта — «эффектное» у Чхеидзе возникает ради внятности авторской мысли. Этот принцип касается в первую очередь мизансценического рисунка его спектаклей, который поражает своей мнимой произвольностью. Кажется, что ничего не происходит — актеры на сцене встречаются, расходятся, садятся, встают. Как будто и нет никакой (в привычном понимании) режиссуры. Чтобы вникнуть в суть происходящего, важно уловить возникающее в этот момент чувство. Чаще всего ощущается некое нереализованное напряжение, которое постепенно нагнетается на протяжении всего спектакля, чтобы выплеснуться в кульминационном эпизоде. Только в этой точке у Чхеидзе возникает яркий ход, запоминающаяся мизансцена, которая, как правило, ошеломляюще проста, кажется естественной и единственно возможной.
<…>
Финальная сцена «Летучего голландца» (как и в «Игроке», и всегда у Чхеидзе) эффектна, тщательно выстроена и потому убедительна. Голландец, застывший на фоне корабля-скелета, окруженный непроницаемой стеной страшных и безучастных матросов-призраков, образует четкую вертикаль. Группа перепуганных поселян — горизонталь. Между ними мечется Сента, безуспешно пытаясь пробить глухую стену живых мертвецов. Белая шаль, которую набрасывает она на плечи перед тем, как уйти за Голландцем — контраст с его черным плащом. Вместо ожидаемого («запланированного» в музыке!) катарсиса — шок. Трагедия свершилась, но в мире ничего не изменила.
Комментарии (0)