«МАРАТ — САД»

Театр на Таганке.
Режиссер Юрий Любимов

Любимов верен себе и своему жанру политической комедии, им аранжированному в духе времени, сначала — застойного, ныне — смутного. Правда, он оппозиционер в любом времени. Правда, его политика — не сухая жвачка серьезных диалогов, а всегда игра. Любимов почувствовал природу народного театра, скоморошьего, и соединил его с опытами Вахтангова и Брехта. Странно, что пьеса Петера Вайса «Преследование и убийство Жан-Поля Марата» так долго не появлялась на Таганке. Может быть, этот второсортный или лже-Брехт просто ждал, когда режиссер устанет от самого Брехта. Но пьеса эта, уже совсем не новая и вполне удачная в своей прошлой сценической жизни, все же очень хороша и по всем показателям — любимовская: и раешным стихом перевода, и отсутствием закругленного сюжета, и музыкой с хорами, и открытой театральностью. Можно радоваться, что старая Таганка вернулась на свой курс и не мучается монументальными инсценировками.

Полеты Шарлоты. № 20

Я увидела ее после очень-очень долгой паузы (кажется — с «тех» пор). Встреча называлась «Марат—Сад» и происходила на «Балтийском доме». В тот вечер многие мои коллеги оплакали нашу общую молодость и ни с чем не сравнимый театральный восторг перед старой Таганкой, «полной огня». «Послушайте!» — трясли нас когда-то за шиворот, и с первой секунды мы понимали, зачем и что нужно слушать. Теперь, казалось бы, все то же, но родовые признаки Таганки превратились в «фирменный стиль», и два часа я просто не могла понять, чего от меня хотят, по какому поводу к чему-то призывают и вообще — что и зачем происходит. Фонарик Любимова, когда-то невидимо «дирижировавший» спектаклями из-за зрительских спин, стал указующим перстом. Сидя посреди зала, за режиссерским столиком, Юрий Петрович обводил лучом зал, расставлял акценты (вы поняли, что вы — психи и рабы? нет, мы не поняли, пока нас не подсветили фонариком, как рабов и психов).

Я шагаю по Москве (коллаж). № 20