«ДОН ЖУАН»

Мариинский театр.
Режиссер Йоханнес Шааф

Эволюция шаафовского Дон Жуана от нарциссизма и изощренного садизма — к выраженной некрофилии и некрофагии завершается к финалу. Герою на ужин подают юную девушку, тело которой украшено фруктами и цветочными гирляндами (прямая цитата из гринуэевского фильма «Повар, вор…» — жаль только, что не до конца, она вдруг «оживает» и с визгом соскакивает со стола). Так Дон Жуан окончательно превращается Шаафом из природного «биофила» (как у Моцарта, опирающегося в этой трактовке на длинную цепь литературных предшественников — Тирсо де Молина, Мольера и Гольдони) — в некрофила. <…> Впрочем, если исходить из логики спектакля, опираясь на имманентные законы режиссуры и абстрагируясь от вопиющих несоответствий мрачных кошмаров Шаафа солнечно-радостной и грациозной музыке Моцарта, то, наверное, стоит заметить, что в постановке, в самой ее конструкции, в построении мизансцен видна рука мастера. Актеры двигаются естественно, играют живо и убедительно; жесты — красноречивы и лаконичны, танцы — веселы, трюки проделываются без сучка и задоринки, аксессуары — маски, зонты, шляпы — всегда уместны и «работают». <…> Слов нет, певцам из Академии явно пошла на пользу работа над моцартовским текстом. На нем они как-то выросли, научились чувствовать глубже и тоньше, интонировать мягче, пластичней. И все же это был еще не настоящий Моцарт.

Антигерой в окружении трех женщин. № 21