НА ВОПРОСЫ «ПЕТЕРБУРГСКОГО ТЕАТРАЛЬНОГО ЖУРНАЛА» ОТВЕЧАЮТ ИРИНА СОКОЛОВА И АНАТОЛИЙ ПРАУДИН

В Петербурге возник новый театр. Это случается не каждый день, и потому есть смысл ввести читателя в курс дела.

Два с половиной года назад, в № 13 «Петербургского театрального журнала», было напечатано наше большое интервью с Анатолием Праудиным, тогда главным режиссером Петербургского ТЮЗа, касавшееся его концепции театра для подростков. И читатель, живущий вне Петербурга, может быть, до сих пор думает, что Праудин успешно творит в здании на Семеновском плацу.

Но это не так. Концепцию «театра детской скорби» Праудину воплотить не дали, два года назад Комитет по культуре, несмотря на единое мнение критики и желание труппы работать с Праудиным, не продлил контракт с режиссером. Первый раз в Петербурге (и в постсоветское, а не советское время!) «снимали» режиссера, за которого горой стояли почти все актеры. Но официальные лица пресс-службы Комитета без стеснения произносили тогда в интервью СМИ словосочетания «диссидентский театр» (шел 1997 год!), «не хотелось бы говорить о национальной природе искусства Праудина» (1997!) и кое-что еще, что не подлежит печатному воспроизведению в приличном издании. Анатолий Праудин оказался вне театра.

А дальше произошла история, аналогов которой я тоже не знаю. Полгода артисты ТЮЗа во главе с Ириной Соколовой боролись за то, чтобы работать с Праудиным, — и в результате добились от Комитета создания маленького театрика под крышей театра «Балтийский дом». Десять человек ушли из ТЮЗа, некоторые совмещают работу в двух разных детских театрах. Первой ушла Ирина Соколова.

—  Ирина Леонидовна, долгие десятилетия ТЮЗ — это были вы, вы — это был ТЮЗ…

—  Вы сказали: «Вы — это ТЮЗ… » Да разве так можно… Действительно, вся творческая жизнь (а сейчас и личная, человеческая) связана с этим театром, и если бы мне одной предложили уйти из ТЮЗа — не согласилась бы, ибо не мыслю своего существования, работы без коллег, с которыми прошла весь творческий путь. В 1960 г. , еще при А. А. Брянцеве, мы (Н. Н. Иванов, А. Ю. Хочинский, В. С. Федоров, Ирочка Асмус — клоун Ириска) поступили в драматическую студию при ТЮЗе на курс А. Ф. Макарьева на Моховой, воспитывались в талантливейшей, дружной театральной семье, которая бережно вводила нас в профессию. Это было наше счастливое актерское детство. А потом, с приходом З. Я. Корогодского, началось отрочество, и прошла юность, и, может быть, наступила зрелость (хотя в этой профессии в любом возрасте, в каждой новой работе одолевают сомнения, страхи, надежды, каждый раз ты должен убедиться, что еще жив в профессии).

—  И вот Вы ушли из театра, в котором проработали столько лет…

—  Да, почти 40 лет.

—  Значит, для ухода из родного дома должно было произойти что-то экстраординарное? Как вы объясняете это для себя и для театральной истории?

—  Этому предшествовало многое. Сначала — огромная потеря, когда сняли, убрали З. Я. Корогодского. Прошло 12 лет, и даже те люди, которые тогда нейтрально отнеслись к окончанию 25-летней «эпохи Корогодского» (а это такая же эпоха, как эпоха Брянцева), понимают сейчас, как была поломана судьба театра, многих актеров, актерской школы. И все наши усилия с тех пор были направлены на то, чтобы удержать художественный уровень театра. Не думаю, что нужно обвинять людей, которые приходили после него. Ведь не бывает, чтобы произошла адекватная замена лидера и «театр Товстоногова», «театр Акимова», «театр Владимирова», «театр Агамирзяна» стал театром кого-то другого. И вдруг, после десяти лет безвременья, наши надежды на воскрешение оправдались с приходом в ТЮЗ Анатолия Аркадьевича Праудина. Два спектакля, которые он успел сделать, убедили нас в том, что он — лидер, способный строить детский театр. Мы стали единомышленниками, мои коллеги и я поняли, что говорим с ним на одном языке (а это такая редкость!). Процесс работы был удивительным. Но тут наверху было решено, что он не режиссер детского театра (обсуждать это, спорить об этом мне даже смешно — 13 лет Праудин работал именно в ТЮЗе, за это получал все международные и Государственные премии) — и его убрали из ТЮЗа. Но потерять такого художника для Петербурга было бы непростительной расточительностью, а нам, актерам, очень не хотелось расставаться с Анатолием Аркадьевичем. И вот теперь возникла возможность работать вместе, под крышей «Балтийского дома», где мы создаем театр под названием «Экспериментальная сцена» (хотя что такое «экспериментальный» — любой творческий процесс экспериментален). Мы хотим делать то, что считаем принципиальным и нужным.

—  Праудин — не первый режиссер, который пришел в ТЮЗ после Корогодского. Его сняли. Но nbsp;вы-то могли остаться в своем театре. Ведь он — истинно ваш.

—  Наверное, можно было не уходить, сидеть, ждать, когда кто-то придет… Тем более, я, как никто другой, — свободна, у меня есть приглашения, роли в других театрах. Но если можно помочь родиться новому театру во главе с режиссером, который наш творческий лидер, — что же сидеть? Я ведь ушла не одна, а со своими единомышленниками, здесь и Николай Иванов, и Валерий Дьяченко, и другие актеры — все из старого ТЮЗа.

Первым спектаклем нового театра стал «Крокодил» К. Чуковского.

Это спектакль о том, как Крокодила, беспризорника «из бывших» (его блистательно играет И. Соколова), обвинили во всяких страшных злодеяниях, кровавых преступлениях и откушенных пальцах. А он только папиросы курил и по-турецки говорил. Правда, еще грассировал, а это обычно не нравится. И выкинули Крокодила с его «детской скорбью» в Африку, победил его доблестный Ваня Васильчиков из театра детской радости, сабелькой помахал — и ликвидировал. А Крокодил затосковал по Питеру, собрал зверей, вернулся — и все закончилось примирительным вальсом «радости» и «скорби», и выяснилось, что все могут жить дружно. Об этом тоскует спектакль Праудина, действие которого идет на фоне постоянно мелькающих кинокадров (царская семья, военный Петроград, «Путевка в жизнь», настоящие беспризорники… ). «Крокодил» — спектакль автобиографический и для всей нашей страны с бесконечно идущей в ней гражданской войной, и для Праудина («из бывших»), и для его артистов.

—  Анатолий Аркадьевич, «Крокодил» — это «затакт» или некая декларация нового театра?

—  Раз уж так вышло, что он первый, мы не собираемся отрекаться от него. Чего уж там — «затакт», не «затакт». Первый — значит первый, и его премьеру мы будем считать днем рождения театра.

—  А какова программа вашего нового театра?

—  Программа та же, что и была. Только страшное словосочетание, которое всех повергало в ужас, — «театр детской скорби» — мы заменили на более мягкое. «Аналитический театр для детей» — вот так теперь звучит наша позиция по отношению к тому материалу, который мы будем делать для нашего специфического зрителя.

—  А что будет происходить дальше?

—  А дальше мы начнем от самого начала — с древнегреческой мифологии. Репетируем спектакль «Сизиф». Почему? Мне кажется, что это самый что ни есть детский материал. Мифология везде (будь то Египет, Аттика, Шумеры или Вавилон) — это попытка рассказать эзотерическую теорию языком, доступным простому греческому, вавилонскому, египетскому рыбаку или пастуху, который пасет стада в Междуречье. По сути дела это попытка объяснить космогонию ребенку. Что такое космогония? «Космос» в переводе с древнегреческого — «мир», «гония» — «возникновение». Попытка объяснить возникновение мира — как все началось, как развивается и куда идет — такими простыми образными, метафорическими средствами, которые поймет любой пионер.

Немецкий АССИТЕЖ в 2000 году будет проводить в Берлине грандиозный фестиваль детских спектаклей по общей теме — «О Времени», о времени конца тысячелетия. Это должны быть глобальные проблемы, с которыми нужно выйти к детям мира. АССИТЕЖ отобрал по одному проекту от большинства европейских стран (тех, что считаются театральными странами), и мы — в числе участников. Эта работа в программе, и нужно ее обязательно сделать.

—  И кого же в этом спектакле может играть такая выдающаяся артистка, как Ирина Соколова?

—  Она репетирует главную роль — Камня… А еще дальше будет «Евангелие от Иоанна». Поставив в Екатеринбурге «Житие и страдание преподобной мученицы Февронии», я увлекся таким материалом. С наступлением осенних холодов собираемся с мужской частью труппы на Соловки — репетировать в естественных суровых обстоятельствах…

Записала М. Дмитревская, январь 2000 г.