«О вы, которые любили… » Пушкинский театральный центр.
Режиссер Геннадий Тростянецкий, художник Александр Липовских

Старинный особняк на Фонтанке, созданный по проекту архитектора Луиджи Руска в  1803–1805 гг. Классицизм с его безупречными пропорциями. Мраморные лестницы и деревянные антресоли. Выверенный квадрат парадного зала, пусть небольшого, в котором сохранилась аура пушкинской поры. Здесь, в доме Ильиной-Кочневой, в Пушкинском театральном центре играют спектакль «О вы, которые любили… ». Поставленный Геннадием Тростянецким по инициативе возглавляющего центр Владимира Рецептера. «Подсказанный» воспоминаниями современниц поэта: Александры Андреевны Фукс, Александры Михайловны Каратыгиной-Колосовой, Надежды Дуровой, цыганки Татьяны Демьяновой и Анны Петровны Керн.

Отношения с поэтом этих женщин шли скорее по касательной их и его судьбы. И хотя в реальности они едва ли встречались, Тростянецкий объединил их в спектакле, в котором сопрягаются современная ироничность, отсвет печали о минувшем и драматизм. Здесь так явственно ощутим талант режиссера с его вольной и неиссякаемой поэтической фантазией. Талант, вдохновивший замечательных актрис Зинаиду Шарко, Нину Ольхину, Ольгу Антонову, Татьяну Тарасову и Киру Петрову, которые с энтузиазмом и душевной радостной готовностью приняли условия игры, предложенные Тростянецким.

… В ностальгическом пространстве старинного зала их героини сначала возникают поочередно. Врываясь со своими тревогами и радостями, обидами и надеждами то из одной двери, то из другой. И исчезая, будто не видя друг друга. Так, поодиночке, представляет их режиссер. Потом они будут общаться между собой, не без взаимного, казалось бы, понимания и сочувствия. Но мимолетно. И при этом комически отстаивая свое первенство в отношениях с поэтом.

Александра Фукс, просвещенная супруга известного хирурга, лелеющая в памяти давнюю единственную встречу с Пушкиным — в Казани, когда он собирал материалы к истории пугачевского бунта. В исполнении Татьяны Тарасовой она по-своему раскованна и даже общается со зрителями не без прихотливой грации, свободно и весело. Маленькая независимая женщина в бедноватом, бесформенном одеянии, примятой шляпке буквально одержима своими воспоминаниями. (А тут еще Евгений Баратынский посвятил ей когда-то одно стихотворение — естественно, что голова кругом идет. ) Она, правда, милая и пушкинское творчество знает хорошо, и российскую историю, и все про Пугачева… Но такая уморительная в своей экзальтации, неумолимой суетливости и жажде самоутверждения. И чуточку жалкая со своими убогими картонками, где хранит нечто заветное, сбереженное после пожара Казани и в том числе необъятную рукопись собственного произведения в стихах.

Н.Ольхина, К.Петрова, О.Антонова, З.Шарко, Т.Тарасова, Г.Тростянецкий. Фото П.Маркина

…Она, конечно, не чета Каратыгиной-Колосовой в исполнении Нины Ольхиной — красавице с благородной статной осанкой и светскими манерами. И в отменного вкуса туалете. Однако эта очаровательная дама, которой так к лицу старинный зал, тоже пребывает в волнении. Тем более смешном, что она, известная актриса, супруга прославленного Каратыгина, годами переживает обиду, нанесенную ей молодым Пушкиным. «Он бросил в меня свой пасквиль» (язвительный отклик на одну из ее ролей), — жалобно повторяет она певучим капризно-недоуменным голоском обиженного дитяти. И так же с упрямством избалованного ребенка вторгается в чужие сцены, стремясь проиграть текст одной из лучших ролей самой Ольхиной — Натальи Дмитриевны из «Горе от ума» — незабываемого шедевра БДТ. (Актриса с обворожительным простодушным юмором подхватывает все эти прелестные придумки Тростянецкого. ) Зато как величаво продекламирует позднее ее Колосова покаянное стихотворение поэта, заключив удовлетворенно: «За Сашу Пушкина извинился Александр Сергеевич Пушкин, краса и гордость русской словесности».

Героиня Ольги Антоновой заявляет о себе еще за пределами зала серебристым звучанием романса «Я помню чудное мгновенье… ». Появится же она впервые стремительно в чем-то красном, чуть рискованном и в страусовых перьях. Потерянная и одновременно странно оживленная. В рассеянных обрывках воспоминаний о магнетическом взгляде влюбленных глаз поэта, преследовавших ее. И вдруг — эта чудаковатая затея с шарадами. А потом беспомощное: «Умерла моя мама… » Ольга Антонова с иронической усмешкой играет экстравагантное и хрупкое созданье, заблудившееся в жизни и не защищенное ни легендой, которая сохранится на века, ни своей изящной красотой.

Андрей Сереква (г-н Пушкин). Фото П.Маркина

Рядом с Колосовой Нины Ольхиной и Керн Ольги Антоновой Надежда Дурова Киры Петровой выглядит комичной на грани фарса. При том, что в человеческом обаянии этому несуразному существу не откажешь. В прошлом героиня Отечественной войны 1812 года, добивающаяся помощи Пушкина в издании своих мемуаров, она кажется здесь неуместной, нелепой в огромных сапожищах, старом мундире и настырных, отчаянных попытках объяснить суть своего дела. (Такова судьба ветерана — мотивчик знакомый… )

А вот цыганка Таня, которую играет Зинаида Шарко, представлена без призвука комизма или шутливой иронии. Думается — совершенно оправданно. Ибо в отношениях поэта с талантливой таборной певицей была дорогого стоящая душевная открытость и понимание. Несуетная и словно бы отчужденная от окружающих героиня Шарко исполнена достоинства и затаенной печали. И когда она впервые появится в черном платье, украшенном традиционными цыганскими золотыми монистами, и с золотой повязкой на голове. И когда поет песню «Миленький ты мой, возьми меня с собой… » из легендарных товстоноговских «Пяти вечеров» — еще одна перекличка во времени. Перекличка двойная и с трагическим подтекстом, подчеркнуто выделенным актрисой: «Чужая ты мне не нужна». И когда сокрушается (уже будто в трауре, без золотых украшений), что невольно предрекла поэту беду накануне его женитьбы…

У героини Шарко особая стать глубокой и вольной натуры и силы неизжитых чувств прозорливой, любящей души. «Убили сердешного!» — закричит она, покрыв черным платком голову. Возвратившись мысленно к тем роковым дням.

Всплеск ее горя пробудит в остальных воспоминание о гибели поэта. Обострит сознание трагической утраты, уравнивая этих столь разных женщин. И они соберутся все вместе в горестную стайку. И помянут погибшего поэта просветленным песнопением. «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас… »

Тростянецкий, однако, точно бы приглушает (а может быть, снимает?) поэтическим обобщением траурную интонацию. «Что вы тут стоите?! У меня именины начинаются!» — скажет появившийся вдруг маленький смуглый мальчик. И, как в хороводе, уведет за собой в легенду всех пятерых, по-разному соприкоснувшихся на своем пути с гениальным поэтом.

Март 2000 г.