К. Митани. «Академия смеха». Омский академический театр драмы.
Постановка Владимира Петрова

Золотое сечение — то таинственное соотношение частей, которое дарит чувство гармонии и законченности. Кажется, что спектакль «Академия смеха» подчинен этой формуле. Лаконизм и ясность — в отсутствие суеты. Красота иероглифа на рисовой бумаге. Двухчасовое действие в небольшом пространстве, окруженном зрителями со всех сторон. Время действия: пятнадцатый год Империи (1940). Место действия: кабинет цензора Отдела общественной безопасности токийский полиции. Цензор и драматург за семь дней переписывают пьесу, сотворив к финалу шедевр комедийного жанра: «Клизмы на брудершафт». Юрий Ицков и Дмитрий Лебедев на протяжении семи эпизодов творят театр из воздуха, ткут вязь диалогов и пауз, струна, натянутая между ними, никогда не провисает, не рвется. На этой струне играет режиссер, «собирая в ладонь» зрительские слезы, текущие от смеха.

Два актера легко переставляют металлические конструкции, словно в азарте бросают игральные кости в ожидании следующего хода. Юрий Ицков смог «выбросить» такую комбинацию, что ему была присуждена премия «Лучший актер» на фестивале «Балтийский дом».

Цензор Сакисаки в исполнении Юрия Ицкова почти никогда не смеется. Он даже не улыбается. С тем же успехом он мог бы молчать весь спектакль. Ибо то количество вариаций и оттенков, с которыми он способен высоким, дребезжащим, вибрирующим голосом произнести звук «м-м-м», не размыкая тонких губ, хватит на оценку множества ситуаций. Есть особая прелесть в этих интонационных паузах, в предвкушении того, что сейчас он вновь, повернув голову и вздернув брови домиком, чуть качнется (то ли от очередной глупости собеседника, то ли от удивления), и раздастся этот звук. А затем последует блестящий в своей парадоксальности, наивности и иронии очередной выпад в сторону оппонента.

Принцип контраста, когда блестящие шутки и афоризмы отпускает человек с серьезным лицом, не допускающий мысли, будто то, что он сказал, может быть смешным, очевидно был известен комедиантам еще во времена Империи. Но прием продолжает работать безотказно. Зрители радуются ему, как дети, быстро уловив правила игры. Тем более что Юрий Ицков не позволяет себе застыть в одной манере на весь спектакль. За лаконичностью формы (разнообразие позволяется лишь в интонациях, тонком обыгрывании немногих предметов — шкатулки с печатью, шапочки в виде пирамидки, нарукавников) стоит изощренное развитие его партии: от чиновника, не признающего театра, до взбудораженного азартного творца, фантазия которого, увлеченная интригой, рождает невероятные положения и «бессмертные» афоризмы — почти такие же абсурдные, какие он высказывал, исполняя функции чиновника.

Исполнение этой роли Юрием Ицковым — рисунок тушью на змеящемся шелке. Тонкая работа. Может, это и называется мастерством…