Э. де Филиппо. «Ложь на длинных ногах». БДТ им. Г. Товстоногова.
Режиссер Николай Пинигин

«Из всех искусств для нас важнейшим является… » — это известное высказывание вдохновило создателей спектакля «Ложь на длинных ногах». Режиссер Николай Пинигин и художник Эмиль Капелюш превратили сцену театра в съемочную площадку. Белый пол, ширмы, экраны, кругом развешаны белые платья и ленты, справа на авансцене — место для режиссера, штатив с закрепленной на нем большой лупой, рядом — место для звукооператора, штатив с микрофоном. Одновременно этот кинопавильон является обычной комнатой, местом действия пьесы Э. де Филиппо. В углу слева, за ширмой, скрывается маленький столик со швейной машинкой (сестра главного героя — портниха), посреди сцены — большой стол, накрытый белой скатертью. Итак, снимается кино. Черно-белое, в духе итальянских неореалистов.

Главный герой — продавец марок Либеро — хороший, чест¬ный человек, живет очень скромно; его сестра Костанца уже не молода и потому чувствует собственную вину — «засиделась» в доме брата, который и так еле сводит концы с концами. Она, разумеется, помогает ему (шьет на заказ), но ведь нужно как-то устраивать свою жизнь, и Костанца вынуждена принимать ухаживания богатого, но противного скряги-старика. Их соседи по дому, наоборот, люди, что называется, без всяких комплексов. Муж изменяет жене, жена — мужу, рождаются внебрачные дети, появление которых надо «прилично» и благопристойно объяснить. В общем, кругом интриги, море лжи, наглой и беззастенчивой, но без которой невозможно хорошо устроиться в этом мире, что понимает в финале и сам главный герой, принимая общие правила игры.

Пьеса де Филиппо о послевоенной Италии, переживающей грандиозный экономический кризис, довольно поверхностная и плоская. Смесь комедии с мелодрамой, психологической драмы с буффонадой. Режиссера, очевидно, привлекли аллюзии с нашей сегодняшней действительностью.

Первая сцена играется на итальянском языке. Служанка (Е. Марусяк) расставляет на столе посуду и болтает с Костанцей (Е. Попова). Здесь же, на авансцене, присутствует переводчица (Д. Шишляева). Ровно, бесстрастно звучит синхронный русский текст. Сам Либеро (А. Толубеев) в это время находится за режиссерским пультом, откуда вскоре шагнет прямо на сцену. С момента его появления в «комнате» итальянский текст исчезнет, переводчица уйдет. Очевидно, Либеро является и режиссером фильма, и, одновременно, играет в нем главную роль.

Попытка Н. Пинигина представить сценическое действие как съемки неореалистического фильма, к сожалению, не увенчалась успехом. Монтаж не удался, никакого столкновения эпизодов не получилось. Прием, казалось бы вполне конструктивный, превратился в элементарную «отбивку» между сценами спектакля. Закончилась одна сцена — и выехал оператор, вышел режиссер с громкоговорителем, торопливо выбежали ассистенты, начав вымерять расстояние между актерами и камерой, бросилась подпудривать лица гримерша. Закончилась другая — и вот уже замелькали в глубине площадки на экране кадры из фильмов и итальянской документальной хроники(?), мелькнуло знакомое лицо Джульетты Мазины. (Говорят, Н. Пинигин долгие часы провел в киноархиве. Очень жаль, что в данном спектакле это режиссерское усердие пропало даром. Трудно представить, чтобы в зале БДТ вдруг, в одночасье, собрались истинные знатоки и любители итальянского неореалистического кино. А для рядового зрителя, и меня в том числе, все эти замечательные кадры из каких-то не слишком узнаваемых фильмов оказались бессмысленны. Они и не создавали атмосферы, и не будоражили мысль. ) Еще одна «отбивка»: на заднем плане из одной кулисы в другую проходит «итальянская» похоронная процессия. Еще одна: снова процессия, но это уже «итальянские» крестины(?). В общем, все придуманное режиссером никак не собиралось в цельный спектакль. Казалось, убери все это — и ничего не изменится, актеры разыграют пьесу сами, что они в результате и проделали вполне достойно (это почти комплимент, если, к тому же, принять во внимание слабость и легковесность драматургического материала).

«Комедия по-итальянски» показала актеров БДТ, что называется, «крупным планом». Все старательно следовали указаниям автора (в пьесе развернутые ремарки де Филиппо содержат не только подробное описание характера каждого персонажа, но и его мысли и чувства в переломные моменты драматического действия). Либеро в исполнении А. Толубеева был «сама толерантность», спокойный, рассудительный, здравомыслящий и не лишенный юмора человек. Тихая, безропотная Костанца — Е. Попова действительно предстала перед зрителем как «мягкая, скромная, покорившаяся судьбе женщина». Ее жених Роберто— И. Заблудовский явился типичным скрягой, подозрительным и капризным, нудным и мнительным, со всевозможными старческими причудами. «Сладкая парочка» любвеобильных супругов (Бенедетто— Г. Богачев, Ольга— Т. Аптикеева) демонстрировала бурные ссоры и не менее бурные примирения. Правда, если герой Г. Богачева действительно походил на самодовольного итальянского нувориша, то героиня Т. Аптикеевой больше смахивала на экзальтированную особу из какого-нибудь второсортного латиноамериканского сериала. В общем, все было местами живо и смешно.

Полное недоумение вызвал финал спектакля. После того, как закончилась пьеса, наступило всеобщее примирение, были расставлены все точки над «и», выяснены отношения, режиссер спектакля вдруг дал волю фантазии. Под звуки медных труб выбежали матросы, девушки из «группы поддержки» стали размахивать американскими флажками, заходило морскими волнами длинное белое полотно. Оказалось, что герои спектакля плывут на большом корабле (видимо, в Америку, куда так стремилась уехать Ольга). На «палубу» выбежал Американский капитан (артист А. Носков) и лихо отбил чечетку. Затем все уселись перед экраном (на палубе?) и стали смотреть чечетку из «Серенады Солнечной долины», а Либеро и его возлюбленная Грациелла— К. Назарова (или режиссер фильма и его актриса?) медленно проехали по аван¬сцене на тележке кинооператора. Поднатужившись, можно догадаться: таким образом Н. Пинигин сообщил нам, что все персонажи остались в мире иллюзий («грез», фабрикой которых является Голливуд), а Либеро и Грациеллу объединило истинное чувство. Но может быть, это и не так. Невнятность режиссерского решения оставляет зрителю возможность все додумать самому. Вот только на кино это совсем не похоже. Тем более, на неореалистическое…