Г. Форе, И. Стравинский, П. Чайковский. «Драгоценности».
Мариинский театр. Хореография Джорджа Баланчина, художник Питер Харви,
художник по костюмам Барбара Каринска, дирижер Джанандреа Нозеда,
музыкальный руководитель Валерий Гергиев

В ответ на упреки в репертуарной односторонности и стилистическом пуризме Мариинский балет в конце октября блеснул новой эффектной премьерой, показав «Драгоценности» — одно из самых масштабных и трудоемких произведений Джорджа Баланчина. Незадолго до этого, летом, программа из четырех балетов Баланчина — «Аполлон», «Серенада», «Па-де-де Чайковского» и «Симфония до мажор» — с триумфом прошла на гастролях Мариинского театра в Нью-Йорке. Качество исполнения петербургскими артистами баланчинской хореографии поразило тогда даже специалистов. Стало ясно, что Мариинский театр не только вполне соответствует мировым стандартам исполнения балетов Баланчина, но и может придать им свежий интерес, превратить канонические произведения в событие современной художественной жизни. Поэтому в балетных кругах Нью-Йорка предстоящая премьера «Драгоценностей» в Мариинском возбудила такой энтузиазм. Четверо репетиторов, в прошлом легендарных солистов Нью-Йорк Сити Балле — Карин фон Арольдинген, Сара Леланд, Элиз Борн и Шон Лавери — приехали в Петербург заинтригованные возможностью работать с молодой и одаренной труппой. А на премьеру, подчеркнув ее международную значимость, прибыли представители нью-йоркского Фонда Баланчина.

Ж.Аюпова и А.Фадеев. «Изумруды». Фото Н.Разиной

Между тем, в среде петербургских ценителей ожидание знаменитого спектакля, блестящего зрелища в трех частях, в каждой из которых классический танец создает таинственный и сверкающий образ одного из драгоценных камней («Изумруды», «Рубины», «Бриллианты»), подтачивалось серьезными сомнениями: не рано ли браться за столь сложное произведение зрелого Баланчина, минуя его более ранние этапные произведения? По сравнению с прежними баланчинскими премьерами театра, задача в «Драгоценностях» была сложней: помимо чисто количественного состава участников, занятых в трех автономных частях, здесь — сложная музыкальная концепция и трудность освоения трех разных неоклассических стилей (одного из них — совершенно незнакомого). К тому же, «Драгоценности» не принадлежат к тем радикальным балетам-прорывам (таким, например, как «Четыре темперамента» или «Агон»), которые сразу вводят в жесткую модернистскую стилистику мастера. «Драгоценности» скорее итоговый балет. Баланчин здесь оперирует уже совершенными им ранее открытиями, играет со стилем и формой. Поэтому для начального освоения его непривычной эстетики эта элегантная и стилистически тонкая вещь не совсем подходит.

Тем не менее, расчет театра понятен. «Драгоценности» — эффектный выбор, продиктованный двойным стремлением утвердить в Петербурге, бастионе балетного академизма, альтернативную баланчинскую эстетику и заодно повысить международный статус Мариинского балета. Расчет оказался верен: премьера в высшей степени удалась; труппа передала таинственную красоту и блеск драгоценностей. Более того, несмотря на очевидные трудности в освоении новой для нее хореографии, она добилась главного, того, что всегда искал в балете Баланчин: «Драгоценности» стали событием музыкального порядка.

И.Ниорадзе и А.Фадеев. «Рубины». Фото Н.Разиной

Важнейший итог премьеры — в том, что театр перестал исправлять Баланчина, окончательно отказавшись от концепции «русификации» своего великого «блудного сына». До сих пор Мариинский театр предпочитал осваивать наиболее близкого ему по духу Баланчина: бессюжетные композиции, в которых дан сжатый образ романтического или старого классического балета, что позволяло обставлять их с имперской пышностью, а артистам танцевать в привычной старой классической манере. На этот раз театр выдержал первоначальный постановочный дизайн 1967 года. Были тщательно возобновлены декорации Питера Харви, соответствующие замыслу балетмейстера: условная бальная зала вне конкретного времени, а не императорский театр, то есть танцы для себя, танцы ради танцев; и костюмы К