Моду на балетные реконструкции ввел Сергей Вихарев, чья знаменитая «Спящая красавица» в свое время произвела фурор. С тех пор многие ринулись по проторенной дороге, и восстановление балетов прошлого стало чуть ли не репертуарной индустрией: а чем еще заниматься в отсутствие собственных хореографических идей? При этом страшная путаница в терминологии: возобновление, реконструкция, перенос — все валится в одну кучу. Приплетается музыкальный термин «аутентизм», которого в балете нет и быть не может. Вопрос — стоит ли сакрализировать любое прошлое? — не приходит в голову вообще, и восстанавливают нередко даже то, что по-хорошему надо бы навсегда оставить в статусе «прекрасной легенды».
Буклет пермского спектакля «Бахчисарайский фонтан» ставит его перенос в один ряд с балетами той же эпохи, осуществленными в Большом: «Светлый ручей», «Пламя Парижа», «Утраченные иллюзии». Сравнение некорректно, ибо в этом случае мы имеем дело с авторскими версиями Алексея Ратманского, где степень вмешательства современного хореографа весьма активна, вплоть до того, что оставлены лишь название и либретто. Пермский «Фонтан» скорее попадает в один ряд с «Лауренсией», «Спартаком», «Шурале» и другими, уже местными раритетами, возобновляемыми в российских театрах в последние годы.
«Бахчисарайский фонтан» — типично петербургская местная балетная радость. По многим причинам. И Асафьев — не великий композитор, рядом с которым даже Минкус, а уж тем более Адан выглядят глыбами. И Захаров — не Петипа. А либретто Волкова — всего лишь перевод поэтической пушкинской грезы в формат нарративной конкретики в духе балетного соцреализма. Все вместе взятое еще имело бы смысл при некоторых обстоятельствах. Во-первых, соответствующих размеров сцена. Пермская компактна и откровенно мала для такого количества танцующих. В результате вместо полетных динамичных танцев — толчея, артисты то и дело утыкаются в кулисы, кажется, что угроза свалиться в оркестровую яму — реальна. Во-вторых, и главных, для «Бахчисарайского фонтана» нужны харизматичные артисты уровня Улановой и Плисецкой. Иначе текст остается лишь текстом, реанимированный пациент, конечно, скорее жив, чем мертв, но большого удовольствия его лицезрение не приносит.
Значит ли это, что пермский «Бахфонтан», как именуют его все балетные, не имеет своих плюсов? Отнюдь нет. Работа, проделанная питерской командой во главе с Галиной Рахмановой, вызывает уважение своим профессионализмом. Балетные историки, обожающие заполнять пустующие клетки прошлого, будут, несомненно, удовлетворены. Уже удовлетворены. Артисты получили богатые возможности осваивать национально-характерные танцы, то, в чем Захаров был силен: элегантная Польша — в первом акте, знойный восток — во втором и воинственность татарских захватчиков — в финальном. А солисты — пластику широкого жеста и драматической выразительности, равные по силе воздействия немому кинематографу. У тех, кто привык работать в основном ногами, теперь есть полигон для наращивания актерского мастерства. Обычные зрители порадуются тому, что в балете рассказана внятная и очень занимательная история в красивом антураже. Более просвещенные вспомнят о годах войны, когда на этой сцене спектакль танцевали знаменитые артисты эвакуированного Кировского театра. Это те самые связи Перми и Питера, которые на Урале принято чтить и которые главный балетмейстер Алексей Мирошниченко, тоже, кстати, из мариинского гнезда, таким вот образом решил упрочить. Главное же достоинство этого незамысловатого действа в том, что к премьере оказалось подготовлено целых четыре (!) собственных состава исполнителей, право, есть на кого посмотреть. «Бахфонтан» как веское доказательство дееспособности балетной труппы вполне состоятелен. Но по ведомству «великих шедевров прошлого» все-таки не проходит.
Октябрь 2011 г.
Комментарии (0)