Мы не могли не воспользоваться возможностью расспросить руководителей курсов, педагогов, студентов и деканов факультетов о том, какие задачи они ставят перед собой в процессе обучения, в чем, на их взгляд, специфика каждой из театральных школ и какими проблемами театрального образования они обеспокоены сегодня.
Багдонас. Его курс из Литовской академии музыки и театра привез два спектакля: «Белая лань» (режиссер В. Кублинскас) и «Мистер Кольперт» (режиссер А. Янкявичюс).
С ребятами, которые приехали на фестиваль в Петербург, я серьезно занимался только два года. Потом они работали самостоятельно. Сейчас курс подхватил режиссер Агнюс Янкявичюс. Я по разным причинам ушел из педагогической деятельности и, думаю, правильно сделал. У меня то съемки, то спектакли, то Петербург… А если заниматься преподаванием, то от души. Приходить раз в месяц и смотреть, что сделали студенты с ассистентами, — неправильно.
У нас если и есть театральная школа, то ее нельзя назвать монолитной. Был курс Туминаса, сейчас есть мастерская Вайткуса, немного пробовал работать Някрошюс. По сути, у нас те же мастерские, что и у вас. Например, в Соединенных Штатах мастерских нет, нет таких вот «мам-пап». Там ты поработал у одного педагога — пошел к другому. Была и у нас идея сделать немножко позападнее, чтобы студент мог почувствовать разные школы (не для того, чтобы выбирать — кто лучше, а для углубления и расширения знаний). Но только этим никто не занялся.
Все очень нестабильно. Уже второе десятилетие говорят о необходимости реформы, но в чем эта реформа должна выразиться, никто не знает. Одно из глупейших занятий наших педагогов — ежегодное сочинение новых учебных программ. Есть проверяющий институт, которому давай-ка приноси каждый год том новой программы! Только чтобы там все было иначе, чем в прошлом году, и, конечно, чтобы новый проект был для государства дешевле предыдущего. Начали говорить, что и студентов слишком много, что нужно сокращать прием… По-моему, это неправильное решение. Если человек хочет учиться, разве можно ему запрещать?
Профессия актера для тех, кто поступает, — это смысл жизни. Не проходит эта охота быть актером, не знаю, правда, с чем она связана! Вряд ли с желанием быть звездой, это вещь второстепенная. Тем, кто поступает в театральный, интересно, наверное, копаться в своей психологии через психологию персонажа, интересно отдавать свою энергию на сцене. У сегодняшней молодежи, кстати, есть такая особенность — она не хочет, чтобы ее учили, она хочет учиться сама. Я очень часто приходил на занятия и говорил: «Ну что, ребята, сегодня поработаем?» А они мне в ответ: «Разрешите, мы сами!» И я вижу — они работают. Эта самостоятельность — отличительная черта поколения. Мы, разинув рты, смотрели на профессора: ну, давай-давай, вкладывай в нас. А сейчас они все сами, все они умеют…
Томас Кох, профессор Баварской театральной академии, которая на фестивале показала спектакль «Малинче — мужское наслаждение» (режиссер Д. Эбнер).
Наша Баварская академия очень молодая. Она была основана в 1993 году при мюнхенском театре Принцрегент. Это академическое образование — только внутри театра. Студенты всех факультетов — актеры, режиссеры, сценографы, драматурги и театральные критики — видят, как функционирует реальный театр, и все вместе изучают его изнутри. Кроме того, взаимодействуют все факультеты очень тесно. Например, студенты-театроведы пишут рецензии на постановки студентов-режиссеров, а потом режиссеры читают и обсуждают — почему критик так написал, ведь им и актерам важно научиться быть готовыми к реакции критиков на их работы…
Волнует же нас, педагогов, более всего, наверное, вот что: сможем ли мы подготовить студентов к жизни в нашем так быстро меняющемся мире. Чтобы выжить в нем, нужно уметь адаптироваться, а для этого нужно быть готовым к восприятию нового, открытым к непривычному, мыслить широко. Мы хотим дать студентам инструментарий и показать способы, с помощью которых они могли бы раскрыть свою индивидуальность, наша задача — помочь им лучше понять самих себя. Хотелось бы, чтобы, заканчивая академию, они чувствовали, что театр — жизненная необходимость, способ выживания в современном мире.
Я бы не стал называть систему театрального образования в Германии именно системой в полном смысле этого слова. Система — это что-то замкнутое, законченное, это всегда набор неких правил. В Германии вообще сложно говорить о единстве взглядов на театральное образование, так как страна объединилась лишь в 1989 году, до этого в Восточной Германии, как вы понимаете, очень заметным было влияние русской театральной школы, Станиславского, Вахтангова. В последние годы возникает тенденция к изучению и применению на практике новых методов. Результатом этого стало, например, появление компании «Римини Протокол». И немецкий театр, и немецкие театральные институты сейчас нацелены на поиск современных способов применения классических методов. Нам кажется важным открыть перед студентами все разнообразие техник и методов, не ограничиваясь каким-то одним.
Михаляк, выпускница Варшавской театральной академии им А. Зельверовича, представила в рамках молодежной программы фестиваля «Балтийский дом» один из самых неоднозначных спектаклей под названием «Лаборатория странствия».
Не только в Польше, но и во всем мире люди, которые хотят быть режиссерами, актерами, художниками, в своей жизни уже сталкивались с искусством. На своем пути они встретили кого-то, кто показал им, что такое театр. Так, например, было со мной: однажды я «проглотила» это чувство и теперь не могу без него существовать. Учителя ищут среди абитуриентов тех, кто приходит ради искусства, а не ради денег и славы. Тех, кто знает, что нужно будет оставить на сцене кровь, пот, слезы — все. Педагогам удается отобрать их из той тысячной толпы, которая ежегодно приходит поступать.
Варшавская и Краковская — две разные школы. В нашей дают универсальное образование, это классическая драматическая школа. Все, над чем мы, актеры, режиссеры, работаем, — это классика, Шекспир, Чехов, Мольер.
В Краковской школе более важной составляющей обучения является импровизация. Уже с первого года актеры занимаются «экстремальной» импровизацией. А еще в Кракове режиссеры не принимают участия в актерских занятиях.
Главная проблема нашей академии в том, что большинство учителей — пожилые люди. У нас, студентов, такое ощущение, что они из прошлого века. Конечно, я стараюсь взять от них все, что они могут дать мне, но должно быть больше преподавателей со свежим взглядом. Школа была бы рада пригласить их, но их попросту нет, а те, кого удается найти, не хотят учить, не чувствуют себя педагогами.
У нас есть такой фильм — сериал «Академия». В нем мы смеемся сами над собой, показываем сценки-пародии на какие-то наши ошибки. В нем мы показываем, как наша школа, наши студенты выглядят со стороны, в своеобразном кривом зеркале. Этот фильм объединил студентов всех творческих курсов.
В рамках студенческой программы фестиваля «Балтийский дом» прошел мастер-класс декана драматического факультета Варшавской театральной академии им. А. Зельверовича Ярослава Килиана.
Мы основываемся на традиции, на методе Станиславского и его школы. Но когда мы пригласили в польский театр Вениамина Фильштинского из Санкт-Петербурга и я сказал ему об этом, он ответил: «Боюсь, это совсем не Станиславский». Выходит, все, кто говорят, что основываются на системе Станиславского, на самом деле ошибаются… Разумеется, на все, что происходило в профессиональных театральных школах Польши, оказывал влияние Гротовский, в этом наша специфика. Главные же отличия актерской и режиссерской подготовки в Польше от русской школы в том, что наши мастера не ведут свой курс от начала до конца. Например, на режиссерском факультете у нас сменяются четыре педагога за год. Меняются режиссеры, меняются подходы. Ребята знакомятся с двенадцатью различными методами режиссуры, разными способами ее применения. Но я думаю, что основная проблема заключается в том, можно ли действительно научить режиссуре. Профессия педагога заключается в постоянном исследовании этого вопроса. Будущие режиссеры должны найти собственный путь после обучения. Наша роль в том, чтобы помочь им в обретении этого пути, помочь развить то, что они на самом деле могут показать. Я думаю, педагог не может навязывать свой метод. Он может только подготовить, сыграть роль своеобразного суфлера в этом процессе. Педагог может помогать, но открытия ученики делают самостоятельно. Мы учим только тех, кто готов учиться, готов узнавать новое.
Сейчас конкурс на актерский факультет составляет 3000 кандидатов на 20 мест. На режиссерский факультет гораздо меньше. В режиссуру идут очень разные люди, из разных профессиональных сфер. В прошлом году поступали инженеры, специалисты в мехатронике… Интересно, что на этом факультете много талантливых, амбициозных женщин.
Но наша главная проблема в том, что мы не знаем, для чего готовим актеров и режиссеров. Многие из наших хорошо обученных, талантливых актеров заняты в мыльных операх, телевизионных шоу. Обычно эти актеры не заинтересованы в работе в театре из-за низких зарплат. Но вот другая интересная вещь: многие режиссеры находят преподавание интересным занятием! Они говорят, что настоящий театр сейчас в школе, а не в самом театре. У них есть возможность разговаривать с теми, кто создает сегодняшний театр, быть в сотворчестве с молодежью. Они очень заинтересованы в преподавании в академии, потому что это дает им возможность быть в среде, в которой царят молодежный азарт и активность.
Когда фильм «Академия» показали по телевидению, мне позвонили и сказали, что студенты подшутили над нами, потому что все, о чем мы говорим серьезно, воспринимается в ироническом ключе. Эта доля иронии — как раз то, в чем мы очень нуждаемся и в режиссуре, и в процессе преподавания. Особенно необходимо это людям с большим эго. Ирония очень хорошая вещь, она убивает сорняки, но дает расти траве.
Колдитс — молодой режиссер эстонского театра «Von Krahl». Вместе со студентами факультетов сценографии и актерского мастерства Эстонской академии искусств (Таллинн) он создал спектакль «Отдел Желаний».
Я видел многих студентов, когда они только поступали: они действительно интересовались театром. А когда выпускались, театр уже ненавидели. Да-да, именно так. У тебя существует идеальное представление о том, каким должен быть театр, но когда ты видишь реальность, это шокирует. Ты больше не хочешь есть соус, после того как посетил фабрику по его изготовлению… Здесь тот же эффект. Но большинство ребят действительно хотят быть актерами, и они ими становятся.
Самое главное — научить актера быть правдивым на сцене. Основная задача — избавиться от масок и клише, от фальши. Важно начать думать и чувствовать по-новому. Интересно, что сперва у нас учат чему-то отличному от того, что понимается под «театральной игрой». Актеры начинают с киностиля, лишенного выразительности, пытаются существовать подобно актерам кино. Но когда они подходят к третьему курсу, неожиданно выразительность появляется сама собой.
Из проблемных моментов — большинство студентов утверждают, что в программе недостаточно теоретических предметов. До Академии искусств я уже учился в другом институте и поэтому так остро этого не ощутил. Но часов психологии, философии, культурологии действительно могло бы быть больше. Наверное, так было всегда. Студенты-актеры очень заняты, и дополнительные часы вставлять просто некуда. Хотя появились предметы, которых не так давно еще не было. Например, занятия медитацией. Это очень ново для нашей культуры. Занятия учат не быть рабом своего ума. Появляются эмоции, приходят мысли, и ты сам выбираешь, что чувствовать, о чем думать.
Анатолий Праудин. Его курс (СПбГАТИ) в рамках фестиваля «Театр XXI века» показал спектакль «футуризмЗрим».
Идут в театральный институт, если начинает воспаляться «ген», который не дает человеку покоя, когда он попадает в театр даже в качестве зрителя. Сюда приходят не ради денег и не ради славы. В восемнадцать лет ребята уже достаточно взрослые и хорошо понимают, что речь идет только о том, чтобы иметь возможность заниматься тем делом, которое «зудит». Приходят они для того, чтобы вылечить этот «зуд».
Я хочу научить студентов жить на сцене, а для этого прежде нужно научить их «умирать» на ней… На самом деле, как говорили древние греки, кого наберешь, того и выпустишь. Главное — это точно и верно отработать на приемных экзаменах; дальше ребята станут теми, кем станут, уже без нас, сами. Стартует четырехлетняя тренировка, упорная и разносторонняя. Тренировка не только профессиональная, но и этическая: на работоспособность, на развитие аппарата. Это, пожалуй, все, что я могу им дать, дальше начинается насилие.
В нашей школе утвердилась система мастерских, а за рубежом, конечно, чаще встречается система факультативов. Там, условно говоря, недели две ребят знакомят с методом работы Михаила Чехова, следующие две недели — с тренингами Гротовского, педагоги постоянно сменяют друг друга. Я не знаю, каково студентам, но преподаватели стонут и втайне нам завидуют — обучить чему-то за столь короткий срок практически невозможно.
Болевой точкой в нашем театральном образовании для меня является то, что мы не понимаем профессий друг друга. Мне кажется, на сегодняшний день самая актуальная проблема — как в один курс объединить актеров, режиссеров и художников. Ведь актеры зачастую не понимают, чем занимается режиссер, художники не имеют представления о том, как работают режиссеры и артисты. В Москве делают кое-какие попытки в этом направлении; мне кажется, настало время поэкспериментировать и у нас.
Октябрь 2011 г.
Комментарии (0)