Кино это не отпускает. В одном из интервью Звягинцев сказал: «Я рассказываю историю, которая может случиться с каждым из нас». Перебор в обобщении. Если и есть в личном кругу или дальнем окружении сюжеты с подобными проблемами, то уж схожего типа персонажей — нет. Это ведь только кажется, что прокручивает нас всех в единой социальной стиральной машине. Не так.
К счастью, некоторые еще живут согласно опции «стирка ручная, деликатная». И неважно, кто мы при этом: богатые или бедные, успешные или середнячки.
Героиня Маркиной, на первый взгляд, по психотипу — женщина, способная защитить каждого россиянина: от напастей-ненастий, снега-урагана, плохих людей-предательств. Она похожа на теплый русский хлеб, заливной русский луг. Озеро.
Исходящая от нее сила — не бесстрашие, что останавливает коня, не страсть, диктующая громоподобные поступки. Терпимость, кротость, немногословная мягкость Елены — казалось бы, оберег для рядом живущего.
Липкий говорок «Малахова +», под который она готовит семейный завтрак, — не доказательство примитивного сознания, дурного вкуса. Под Венгерскую рапсодию Листа не каждая наша Вера-НадеждаЛюбовь и мать их Софья начинают день.
Другое дело, что не каждая наша Елена, хладнокровно убившая мужа (ее внуку, на мой взгляд, не только армия с дедовщиной показаны. Ему встреча с ваххабитами могла бы пойти на пользу…), борется со стрессом под «Контрольную закупку», толкующую о качестве докторской колбасы.
Выдающаяся игра артистов впечатывает фильм в сознание. Сугубо детское возникает желание: вступить с персонажами в настоящий, страстный диалог.
Надежда Маркина гениально работает, как гомеопат, изготавливающий штучный порошок: по микродозам меняется жест, выражение глаз, движения рук. Не меняется походка, что важно. В финале, когда лихорадочно начинаешь думать, нет ли в образе ее нарочитого противоречия (ну не может такого типа женщина, как в сказке, превратиться в чудовище), первые благостные кадры и вспоминаются. В синие ли озера мы глядели?

Тяжелая поступь, остановившийся взгляд, фальшь (не любит она мужа), не материнская любовь, а извращенная ее изнанка (великовозрастному сыну ходить в Митрофанушках до старости дозволено. И нет к нему вопросов. Только ответы: продукты и деньги).
Бесконечные россказни в обсуждении фильма про отвратительность Владимира не разделяю. Хитиновый мужчина (объясняю: будто покрыт хитиновым панцирем) Андрея Смирнова герметичен: ни одного лишнего слова не молвит, выцеживает их, будто и они стоят денег. Ласково на жену-домработницу (в роли служанок, кстати сказать, выступает 50 % женщин страны, равных мужьям по социальной принадлежности) не смотрит, а кидать купюры под ноги сына Елены, профессионального трутня, неспособного даже вооружиться презервативом (ждут, согласно инстинкту, третьего ребенка), — не желает. Но не как скопидом, по совместительству являющийся новорусскимворомбандитом, а как нормальный мужик, признающий вкалывание, заработок, обеспечение семьи — нормой.
Владимир — неприятный, умный, честный человек, думающий свою мрачную думу. О плохо сложившейся жизни с первой женой, о неправильной дочери, об одиночестве и пустоте, от которых брак с Еленой не спасает. Тяжело с таким? Невыносимо? Безусловно. Но не в кандалах же героиню вели к «золотому крыльцу».
Глубина фильма позволяет, как уверяют многие, рассматривать его надбытово, с непременными философскими экзерсисами, в традициях чуть ли не античной трагедии. За «крутую философию», по всей видимости, отвечают два кадра: а) ординарно по-житейски погасший свет в квартире сына героини, до Апокалипсиса не дотягивающий, б) мертвая белая лошадь, сбитая электричкой по пути следования Елены к сыну.
Разрешу себе опустить и древнегреческий контекст. «Елена» — страшное кино про тихую, окончательную победу черни.
В том же интервью Звягинцев говорит: «Елена — Родина-мать. Мать, как веретено, постоянно созидающее нить материи, рождающая плоть, которую больше некому одухотворять, поскольку в этом мире Нетость Бога ощущается уже кожей».
В настоящем искусстве что-то должно случиться впервые.
Родину-мать в отечественной культуре коли воплощала женская фигура, а не абстрактный символ, то ничего, кроме мощной положительной силы, не предлагалось.
Сегодня она просто Елена. Убийца.
Ноябрь 2011 г.
Комментарии (0)