Кинокомпания «Нон-стоп продакшн». 2011.
Режиссер Андрей Звягинцев
«Елена» Андрея Звягинцева, сразу после проката показанная самым широким российским экраном — телевизионным, собрала несколько призов на международных фестивалях и, вероятно, соберет еще. Фильм о страшном выборе, мучительном и беспощадном, имеет остросюжетную фабулу. Семья: он значительно старше, очень закрыт и сдержан, она фактически превратилась в служанку. У них нет ничего общего, кроме проблем с детьми от первого брака. У него — ироничная, ехидная дочь, клубная тусовщица, отношения с которой ограничиваются ежемесячным «пансионом». У нее — беспутный неработающий сын, а еще невестка, родившая двух внуков и, как выясняется, уже беременная третьим ребенком. Они живут на заводской окраине, пользуясь деньгами, которая героиня тайно выкраивает из своего содержания, включая мизерную пенсию. Елена сделалась для них такой же удобной «кормушкой», какой стал для нее муж. Старшего внука, чтобы отмазать от армии, нужно «поступить» в вуз, для этого необходимы деньги. Елена просит мужа, после некоторых раздумий он отказывает. Неожиданно в спортклубе с ним случается инфаркт, он пишет завещание, которое так и не успевает заверить у нотариуса, по этому завещанию квартира отходит дочери, жене — пожизненная рента. И тогда Елена убивает мужа. Она решает проблему внука, переселяет свою родню в квартиру в элитном доме и, как мы понимаем, лишает падчерицу наследства.
Работа Звягинцева философская, он пытается исследовать ключевой вопрос: что сегодня значит быть человеком?

Звягинцев завершил «Еленой» свой триптих, начав с мощного дебютного «Возвращения» (2003) и продолжив менее удачным, как мне кажется, «Изгнанием» (2007). Все три фильма — семейные драмы: сложнейшие конфликты, потери и обретения смыслов. Эстетика экзистенциального, разработанная Андреем Тарковским и ставшая фирменным стилем, обеспечивающим узнаваемость «сложного» русского кино, присутствует в трех лентах Звягинцева. В «Изгнании» ее, несомненно, больше. «Продающая сила» такой эстетики удовлетворяет взыскующие вкусы, именно таких «стандартов» ждет не слишком, возможно, обширная аудитория, и режиссер не разочаровывает ее, цитируя (дословно или используя парафраз) основоположника.
Два первых фильма роднит отсутствие «привязки» к российским реалиям — только маркеры места, служебная организация пространства. «Елена», напротив, пропитана этими реалиями. И впервые Звягинцев изучает не только абстрактного человека, но помещает в центр исследования законы социальной природы.
Ленту предполагалось снимать в Лондоне, и это удивительно — фильм настолько про «родные осины», будто сценарий таким задумывался изначально. Почему — над этим тоже не грех поразмышлять.
…И во-вторых, фильм «Елена» очень хорошо снят. Здесь ритм и темп каждой сцены рассчитаны беспредельно точно, до секунды. Предложено глубокое измерение, дано время вглядеться. А потом — быстро скомканы судьбы, как исчерканные листы писчей бумаги. Как завещание, в котором прописан сценарий катастрофы.
В-третьих, Звягинцев элегантно обманывает зрителя, каждый раз предлагая неожиданный поворот — на уровне кадра, на уровне развития сюжета. Вот мы ждем в сонной утренней квартире событий — и они не происходят. Перед глазами лишь нудный утренний ритуал, герой бреется, спускается вода, завтрак без слов. И люди пьют чай. Они не читают газет, но смотрят телевизор — спорт и токшоу Малаховых, обоих — одного и другого. И ничьи сердца не разбиваются. Неясно, есть ли они; никто не испытывает тихого отчаянья, никакой битвы с демонами. На ветвях птица, она не взлетает. Героя режиссер сажает в автомобиль, экранное время тянется долго, он уверенно, но осторожно выворачивает руль, слушая музыку, и музыка рождает предчувствия, мы ждем аварии — она не происходит.
Много говорят о богатстве. После смерти не то чиновника, не то отставника-силовика из сейфа в столе Елена достает эти пачки. Пятитысячные купюры перехвачены резинкой — всего лишь сотня-другая тысяч рублей. Вот и дочь убеждена, будто в сейфе лежат миллионы… Внука героини не убивают в драке, и мы снова обмануты. Героиня в церкви, и мы точно не ждем, что она, медик, изберет убийство как плату за прожитые годы. Брошенный без присмотра ребенок, ползущий по двуспальной кровати, ставшей смертным одром для хозяина, никуда не падает. Зло никак не наказано. Оно будто бы и не зло.
Фильм наполнен тревогой, и музыкальные темы — пунктиром, обрывистой линией, резким смычком Гласса — становятся подсознательными символами действия.
Минимализм и скупость сделались системообразующей идеей. Вычищенный дом, в котором нет книг, минимум мебели и нет на стенах картин и фотографий. Нет икон, нет и Б-га. Квартира на Остоженке, огромная для быдлогоперов с окраины, но каморка для соседей-олигархов. Скудость разговоров, гомеопатические дозы эмоций. Наброски пространства — подарок визуалам, резкий карандашный штрих. Минимум человеческого подчеркивает скудость пейзажа.
Однако перебежчики из класса в класс измеряют жизнь широким захватом. Нам кажется, мы готовы сострадать Елене. Ее основной инстинкт — выжить, получив компенсацию, заслуженную или нет. Мы точно не ждем триумфа ее представлений о справедливости. Но происходит именно это.
Для любителей тонкой метафоры в фильме — простор. Будет где развернуться любителям зашифрованных посланий. Вырублен свет в многоэтажке с видом на жирное брюхо градирни, и окраина погрузилась во тьму, будто не блэкаут наступил, а сотни раз предсказанный конец света. И вроде бы уже слышен галоп первого всадника на белом коне, олицетворяющего не то зло, не то праведность. Но нет ни того, ни другого, а есть только павшая белая лошадь у железнодорожного переезда. Вечер — задернуты шторы, и беспросветно мрачное утро элитного дома, и черные заскорузлые ветви старых деревьев почти не колышутся. Темное время суток на улице, в домах и душах.
Страх и подозрительность разлиты повсюду. Агрессия и ненависть в ответ на неподчиняющееся инакое. Везде драматический антагонизм: отцы — и дети, богатые — и бедные. Кажимость жизни, воплощенная в представлении о правильности и не лишенная дидактики — каждый должен работать, отвечать за себя, управляться с проблемами. Владимир (Андрей Смирнов) именно это транслирует Елене (Надежда Маркина). Но ее банковская карточка с ежемесячной рентой — часть правил игры, объект купли-продажи, возможность реализовать осознанные и безотчетные желания, и это равновесие нарушено. Владимир отказался поддерживать ее внука (Игорь Огурцов), тут точка невозврата, потеря власти над бессловесной женой, а далее — беспощадная развязка.
Быть человеком в наши дни означает прятать свою сущность, не пуская ее изнутри вовне. Вот маска сострадания: Елена уговаривает дочь своего мужа (Елена Лядова) прийти к нему в больницу, ведет себя прилично, как подобает интеллигентной женщине, кротко и смиренно, по-христиански. Но с очевидным упорством Звягинцев показывает, что означаемое чрезмерно абстрактно. Все не так, как кажется. Дочь, выясняется, любит своего отца, а преданность жены — всего лишь этап бытовой транзакции.
Важна управляющая идея фильма. Предельный цинизм существования — практически до инобытия — доведен режиссером до экстремума. В ответ на признание в любви — вечный покой от рук любимого человека. Пресловутая связь времен давно разъята: у обоих героев проблемные дети. Завещать, в сущности, нечего. Никаких идей, правил и несомненных принципов. Только квартира, которую нужно «дербанить». И этот пустой взгляд в никуда, ленивый плевок с балкона…
Фильм не оставляет человеку ни единого шанса. Расчеловечивание происходит каждодневно, рядом, очень близко, возможно с нами. Слепок времени точный — почти гипсовый. Предшествующий опыт поколений стерт: простое, бесхитростное приятие правил нынешнего предельно материального мира сопровождается стойким нежеланием создавать мир собственный, противостоящий, удерживающий от (хочется избежать банальностей, перечень длинный). Ложь и скрытность, подтолкни падающего, жуткие подтексты. Предательство в ответ на слова любви. Кто из нас с этим не сталкивался, но только Звягинцеву удалось сказать за всех: никто больше не ценит чужие чувства. Не относится к ним с бережностью и трепетно. Не уважает, не пестует. Ибо важно только свое. Нажитое компромиссами, уворованное, купленное, вытерпленное. Личная выгода фиксирует отношения. Или обрушивает их. Никакой душевной работы, никакого напряжения. Внутренний конфликт Елены разрешается самым первобытным способом: нет человека — нет проблем. Варварская жестокость — обоюдная, лобовая, неприкрытая. Так было или еще будет, не избежать, и это ясно изначально. Финал мог быть другим, необязательно летальным. Выбран, пожалуй, самый быстрый и легкий. И он обойдется дешевле регрессного иска за причиненные морально-нравственные страдания, полистайте телеканалы с их бесконечными драмами за пределами добра и зла, убедитесь. Десять лет вместе, как в фильме, — какая разница? Если доведется успеть, неизбежно открытие, что человека, живущего рядом, не знаешь совсем. Настоящего, не притворного.
Остается выбор для личной стратегии, когда антиисторический стоицизм подразумевает траты душевных сил не на себя, а на другого. Не исключено, что твои усилия всего лишь увеличивают энтропию. Доказано Звягинцевым.
Вот еще что: историю эту я уже где-то слышал. Возможно, видел в криминальной хронике. Или прочел о ней в подвале массовой газеты. Или мне пересказал ее кто-то из знакомых. Кажется, она случилась в соседнем доме.
Собственно, это и есть во-первых.
Ноябрь 2011 г.
Комментарии (0)