А. Батурина. «Фронтовичка». «Коляда-Театр» (Екатеринбург).
Режиссер Николай Коляда
Уже не один год каждая (программная, по крайней мере) премьера «Коляда-Театра» — это спектакль-крик, хохот, вопль. И на уровне физики, и на уровне смысла. На зрителя обрушивается поток проклятий, суть которых можно свести к восклицанию: «Кончилось ваше время!» Время вашей культуры, ваших фетишей — «Джоконды» и «Гамлета», Белинского и Гоголя… Всех давно с базара понесли, а вместо вишневых садов по России — одна пластмасса, стаканчики с остатками недопитой водки/шипучки. Сила этих спектаклей в том, что проклятья сопровождает не только гомерический смех автора — демиурга этой картины съехавшего набекрень мира, — но и его слезы. По крайней мере, где-то в самой сердцевине плясок на могиле Истории угадывается переживание данной эсхатологии и как его личной травмы.
И вдруг «Фронтовичка». 24-летняя девочка Аня Батурина написала пьесу, время действия которой конец войны и первые послевоенные годы. У фронтовички этой неслучайная фамилия — Небылица. Все остальное в пьесе, в общем-то, случайно — могла быть такая история написана про войну, могла другая… Но Николай Коляда, обращающийся с пьесами светил мировой классики как с черновыми вариантами работ учеников (он их сокращает, переписывает, меняя целые куски местами), к тексту своей действительной ученицы отнесся бережно. Спектакль «Фронтовичка» центрован на представленной в пьесе истории (чем ни «Гамлет», ни «Вишневый сад» на этой сцене похвастать не могут). Нам подробно и очень внятно рассказывают, как 24-летний сержант Мария Петровна Небылица, недоучившаяся балерина, заболев тифом, вынуждена отправиться с фронта в госпиталь, а потом на Урал, к матери своего жениха сержанта Кравчука, от которого она забеременела, но из-за тифа не смогла доносить ребенка. Кравчук через несколько месяцев действительно приезжает, но с 19-летней беременной женой, в которую влюбился в Севастополе, увидев ее чистые ногти. Маша переезжает сначала в Дом культуры, где она ведет хореографический кружок, а потом получает комнату в бараке, куда случайно года через два попадает и Кравчук как политрук местной силовой структуры. Говорит ей, что помнит все до сих пор, и Мария, ни минуты не сомневаясь, ложится с ним в постель. После чего он спокойно собирается домой. Тогда она отчаянно врет ему, что больна сифилисом, а он убивает ее тупым кухонным ножом и сдается милиции. В финале, к счастью, оказывается, что убил он ее не до конца и отбывает срок на рудниках в Казахстане. Она же, подлечившись, едет с «перерезанными кишками» поднимать Дальний Восток.
И. Плесняева (Небылица). Фото из архива театра
На одном из местных телеканалов Коляда сказал: эта история о том, что люди в разные времена одни и те же, любовь всегда остается любовью, а предательство — предательством. Все правильно, наверное. Но спектакль к этому сухому остатку все же не сводится. Он замешен на трех музыкальных сюжетах, и каждый отвечает здесь за свою тему.
Первый — музыка из «Девушки моей мечты», немецкого фильма 1944 года (он широко шел в советском прокате в послевоенное время). Этот сюжет не только и не просто музыкальный. В первых сценах спектакля все участники, а вместе с ними и зрители смотрят на большом экране первые кадры фильма: его героиня, эстрадная артистка (ее играет знаменитая тогда Марика Рёкк), поет и танцует в музыкальном спектакле. Перед нами разворачиваются опереточные страсти, но прелестница так же легко расправляется с соперниками-поклонниками, как с умопомрачительными канканами и шпагатами. Оба зала, затаив дыханье, смотрят фильм, но в первом — сценическом — еще слышны взволнованные девичьи комментарии: «Она такая красивая!», «Он ее убьет?», «У них любовь», «У него нож!»… Потом, когда сержант Небылица будет ждать жениха, она явится нам полной копией той артистки, вместо шинели — ее шикарное платье, вместо пилотки — ее прическа, цветок в волосах. И многое происходящее с ней будет твориться на фоне не только этой музыки, но и того же изображения. Фильм крутится в голове Маши, и мы понимаем, что так же в голове Ани, автора пьесы, и всех ее ровесников крутятся фильмы, другие, разные, в том числе и об Отечественной войне. Крутятся калейдоскопом спектакли и книги о том времени. И так или иначе влияют на их отношение к себе, к другим, к жизни. Так действует механизм памяти. И потому все происходящее в спектакле и очень как будто «по правде», и совсем «как в кино». Чего стоят одни гран-па, которые исполняют под ритмичные команды Маши одетые в гимнастерки сверху и белые лосины снизу ее боевые товарищи! Балетные па будет проделывать и жених, еще к тому времени не вернувшийся, но приславший на фото «неподвижную личность свою». И безногий боец отпляшет по всем правилам хореографии. И говорить в иных сценах будут ритмично, речитативом, как в музыкальных фильмах. И чистить сапоги под свое ля-ля-ля все вместе, в такт, как в мюзиклах.
Танцуют они под тему из оды «К радости» Бетховена. И упомянутое ля-ля-ля тоже оттуда. Но сюжет, возникающий в связи с этим, — совсем не ля-ля-ля. Понятно, Бетховен задает вертикаль спектаклю, на полняет эту душевную историю высотой духа. Но есть здесь у этого имени еще одно неожиданное значение. Сейчас идет серьезное переосмысление, переоценка военных событий. Много сомнений: есть ли на самом деле то, что столь пафосно, торжественно необходимо праздновать? Не слишком ли высока была цена победы? Стоило ли сталинским генералам «за ценой не стоять»? Можно ли вообще эту трагедию народа назвать в полной мере победой? Когда Мария Петровна объясняет своим кружковцам, что танцуют они под прекрасную музыку немецкого композитора Бетховена, те тут же реагируют: «Немецкого? Мы же победили немцев!». На что наша Маша просто говорит: «Кто — мы? В войне люди не побеждают и страны не побеждают. Просто наступает новый день, и он такой солнечный, что можно, наконец, вынести на улицу и высушить все подушки, валенки, перины, поставить граммофон на подоконник и услышать Бетховена. Побеждают не люди, не страны, а Бетховен. Или что-то вроде того… Что-то совсем другое побеждает всегда…». И это сегодня звучит очень точно и здорово.
Еще одна важная тема спектакля связана с «Утренней песней» Исаака Дунаевского:
Сцена из спектакля. Фото из архива театра
Паровозным гудком растревожена
На просторах твоих тишина.
Хороша в это лето погожее
И светла ты, родная страна, —
дружно запевает послевоенный хор уральского Дома культуры им. Розы Люксембург.
В его центре единственный мужчина, директор Марк Анатольевич, затягивает соло: «И поет мое сердце влюбленное, и колеса поют на бегу». Но… припев этот исполняется не артистом театра (Сергей Федоров со строгим «директорским» лицом только в нужных местах правильно открывает рот), а тем настоящим запевалой, голос которого — высокий, звонкий — забыть невозможно. Неожиданное сочетание театрального хора и того, «настоящего», голоса сразу вызывает не просто улыбку от остроумного режиссерского хода, но и кучу воспоминаний, прилив каких-то сильных чувств. К прошлому, к детству, к этим людям — смешным, нелепым, родным. И опять понимаешь, переживаешь, чувствуешь, какой чудовищной и какой все равно прекрасной была та жизнь, все, что в ней случилось в войну и после.
На сцене, как обычно в последнее время у Коляды, вся немаленькая теперь труппа плюс студенты. Они — и солдаты, и кружковцы, и жители барака, и работники Дома культуры. Здесь бурлит жизнь, звучит свежий, живой язык, на котором говорят очень достоверные и одновременно все же отстраненные как временем, так и самой эстетикой спектакля персонажи. Точеная, хрупкая, с балетной шейкой и тонкими чертами Ирина Плесняева (Мария Петровна Небылица) точно воплощает образ исковерканной войной женственности: жесткий, прокуренный голос, резкие интонации, грубые слова. Но за ним ощущается главная женская правда: способность хранить верность и любовь. Опять просто-таки с убойной силой работает Олег Ягодин: с его Матвеем Кравчуком происходят потрясающие метаморфозы от звонкого, светловолосого парня в начале к полинялому скособоченному вымороченному предателю-мужу и, наконец, к хрюкающему от хронической, видимо, простуды политруку-убийце в финале. Глаз не отвести (и не только, когда он «солирует» в хоре) от Сергея Федорова — директора Марка Анатольевича, то и дело нервно почесывающегося, с петушиным начальническим голосом, блудливого, но все равно доброго. Трогателен худой, длинный аккордеонист Алеша Константина Итунина, по-юношески влюбленный аккомпаниатор Небылицы. Тепло и проникновенно представляют зрителю своих персонажей Тамара Зимина — мать Кравчука и Наталья Гаранина — немолодая невеста директора. Яркие образы — бойкого мотоциклиста Ильи (Антон Макушин), хамов-силовиков (Александры Кучик и Сысоев), строгого, с отточенными движениями безногого танцора (Сергей Ровин), вредной буфетной подавальщицы Зои (Алиса Кравцова) — возникают и в эпизодах. Как в свое время в пионерских лагерях измеряли «коллективный вес отряда», так сегодня можно сказать, что коллективный рост актерского мастерства «Коляда-Театра» дает хорошие показатели.
И вообще хорошо, что после вселенских потопов, разрушений и катастроф на этой сцене в память об Отечественной вырос свежий, как майская трава в Екатеринбурге, добрый, пронизанный нежностью к людям войны и своему сегодняшнему зрителю спектакль.
Май 2010 г.
Комментарии (0)