Недоумение, пожалуй, базовое чувство, которое я испытывала после спектакля. Но сразу возникло и сомнение: может быть, оно связано не только и не столько с сумятицей в головах создателей? По крайней мере, со школьной скамьи во мне формировалось убеждение о презумпции невиновности автора. И здесь, когда известный режиссер выносит на большую сцену крупнейшего театра программную пьесу «всех времен и народов» и при этом его высказывание до такой степени обрывочно, фрагментарно, невнятно, — что-то настораживает. Словом, беспокоила мысль: может быть, дело действительно в не-до-умении, в том, что не хватает умения читать на разных языках. Вот, к примеру, может быть, Фокин говорит с тобой на украинском, а ты его читаешь по-русски.

В любом случае необходимо для презумпции отработать эту версию. Р. Барт пишет: «Материальная форма спектакля определяется не только и не столько эстетикой и психологией эмоций, сколько техникой означивания; иными словами, смысл театрального произведения (это мало содержательное понятие обычно смешивается с «философией» автора) обусловлен не суммой авторских намерений и «находок», но тем, что можно скорее назвать интеллектуальной системой означающих».

Вполне вероятно, что спектакль Фокина из такого типа театра, где главное не эстетика и психология эмоций, а система означающих. И поэтому мне близка та мысль (блог «ПТЖ» кипел по поводу спектакля), что ключевой для этого спектакля оказывается сценография. Если мы на задворках истории (и Истории, конечно, тоже — поскольку «Гамлет» это всегда знак и «Истории»), на задворках стадиона, где она разыгрывается, то те обрывки, которыми мы, как собаки, вынуждены питаться, — обоснованны. И дело уже наше — захотим мы из этих обрывков варить пищу для ума и сердца или решим, что игра этих означающих не стоит свеч.

Апрель 2010 г.