РАСКОЛДОВАТЬ ПРИНЦЕССУ

Елена Руфанова

Когда-то в театре им. Ленсовета шел прекрасный спектакль по пьесе К. Гольдони «Самодуры» в постановке Татьяны Казаковой. Там, в мрачном и душном доме, напоминавшем запертую клетку, под взглядами мордатых чопорных предков на фамильных портретах тосковали и мечтали о любви и карнавале молодые женщины, а краснорожий всклокоченный папаша-самодур (С. Мигицко) закрывал покрепче дверные засовы, замуровывал окна и орал на своих полонянок: «Маааааая воля!». А в финале, когда укрощенные самодуры сдавали позиции перед натиском любви и молодости, в монолитной, казалось бы, стене вдруг робко приоткрывалась маленькая форточка и ворвавшийся в нее свежий ветер вбрасывал горсточку конфетти. Ненавистные портреты изгонялись со стен, и затхлый дом заливали свет, воздух и свобода. Так 15 лет назад Т. Казакова, стряхнув пыль со старинной комедии Гольдони, поставила современный спектакль, решенный современными средствами и обращенный к современникам в зале.

В ноябре минувшего года я пришла на премьеру Казаковой в ее вотчину, театр Комедии им Н. Акимова, — «Хитрая вдова» по пьесе того же Гольдони — и снова ощутила то, что всегда ощущаю в последнее время, приходя на премьеры в этот театр: неизбывный запах пыли, затхлость и духоту. Дело тут не в плохой работе уборщиц: театр только что отремонтирован, здесь особенный планшет сцены — пылеотталкивающий, так что знаменитой «пыли кулис» здесь не найти. Но на чистых досках сцены разыгрываются спектакли, которые как будто вытащили из темного угла, где хранились они с незапамятных времен; слегка «отряхнули», может быть, даже пропылесосили, подлатали, подкрасили, починили и выставили на обозрение зрителей. К удовольствию последних, потому что те зрители, что наполняют залы театра Комедии, не брезгуют «секонд-хендом».

Е. Руфанова. Фото Ю. Кулькиной

«Одевает» Казакова и этого Гольдони столь же аскетично, как «одевала» прежнего: на полупустой сцене — белый занавес, стоит кресло, несколько стульев. В «Карусели по г-ну Фрейду» тоже колыхались белые занавески, а в «Самодурах» был занавес в виде знамени… Как обычно, режиссер «отрывается» на костюмах: хитрая вдова Розаура меняет платья, одно краше и вычурнее другого, женихи тоже щеголяют в затейливых нарядах. В отличие от «Самодуров», сюжет и интрига «Хитрой вдовы» так далеки от наших проблем и реальности, настолько пустячны и неправдоподобны, что идентификации быть не может. Молодая богатая вдовушка выбирает из четырех претендентов на ее руку и состояние и, чтобы не ошибиться, устраивает провокационную проверку. В финале две свадьбы (попутно героиня пристраивает и младшую сестру, сбагривая ей не прошедшего кастинг ветреного кавалера) и проникновенные монологи в зал. Недостатки женихов здесь обусловлены национальным менталитетом каждого: англичанин циничен и чопорен, испанец туповат и напорист, француз — легкомыслен, и только «наш» — то есть, в данном случае, итальянец, так как дело происходит в Италии, — хоть и истеричен без меры, зато любит всем сердцем. Как это и бывает в спектаклях Казаковой, каждый жених придуман и исполнен в безупречно законченном рисунке, с милыми и смешными характерными подробностями, с набором забавных «мулек» и «фишек». Англичанин (М. Разумовский) сохраняет комическую невозмутимость, француз (Б. Хвошнянский) так пылок, что не ходит, а скачет прямо по спинкам кресел, испанец (в исполнении В. Миронова напоминающий Портоса) по-бычьи яростно ревет, итальянец же (А. Степин)… не очень похож на итальянца — все время ноет и истерикует. Персонажи-маски остаются не изменными от начала и до конца, не выходя за пределы одной задачи. Но, надо сказать, хорошие актеры в театре Комедии! Не так уж скучно наблюдать за ними три часа, стараясь отрешиться от вопроса — зачем вообще смотреть это действо, пусть даже прелестно разыгранное?

Е. Руфанова (Лучетта). «Самодуры». Театр им. Ленсовета. Фото В. Васильева

Премьера «Хитрой вдовы» анонсировалась в прессе как «бенефис Елены Руфановой». Разумеется, никакой это не бенефис, потому что роль Розауры, пожалуй, самая невыигрышная. У каждого из женихов, помимо арсенала красок и набора приспособлений, есть еще мотивация и цель. Цель общая — заполучить Розауру, мотивация и способы у каждого свои. У Розауры тоже вроде бы цель есть: в первый раз она вышла замуж по расчету, а теперь желает по любви. И экзамен на подлинность любви она устраивает женихам, но не самой себе. Невозможно понять, кому из четверых она отдает предпочтение, кто ей приятнее, кто нравится меньше, а кого она на дух не переносит. Вроде бы героиня что-то произносит про то, что итальянец ей милее, но в сценах с ним это никак не проявляется. Розаура со всеми лукава и кокетлива, она с удовольствием играет, но никаких чувств у нее нет, хотя, казалось бы, промучившись в браке по расчету, она решила дать волю именно им. И тем необъяснимее финальное перевоплощение, когда вертушка и щеголиха Розаура вдруг выходит в виде маленького принца — в белой блузе и бархатных штанишках, тоненькая, грустная, строгая — и произносит проникновенный монолог так искренне и задушевно, как может Руфанова.

Когда-то в «Самодурах» Руфанова—Лучетта уступала Лучетте — С. Письмиченко в острой характерности и юморе, но зато ее героиня была глубже, серьезнее, лиричнее и драматичнее. Письмиченко — актриса гротесковая, и ей было легко вызвать смех, скорчив недовольную гримаску или вдруг нелепо подпрыгнув в порыве радости. Ее героиня выглядела маленькой невыносимой злючкой. А Лучетта Руфановой, белокурая и нежная, протестовала против лицемерия мачехи и деспотии отца не для того, чтобы позлить их, а отстаивая свое право на любовь и карнавал. Ее щеки вспыхивали от несправедливости и обиды, обвинительные речи она обрушивала на отца пылко и смело. Она была не дерзкая, а решительная и несчастная хорошая девочка. Это вообще, на мой взгляд, главная характеристика героинь Руфановой — они все хорошие девочки. Пылкие и неловкие, застенчивые, но решительные, искренние и душевные, располагающие к себе, умеющие вдруг царапнуть сердце зрителя глубоким взглядом или пронзительной интонацией.

Е. Руфанова (Розаура). «Хитрая вдова». Театр Комедии им. Н. Акимова. Фото из архива театра

Когда Елена Руфанова стала актрисой театра Комедии, то впервые на этой сцене я увидела ее, разумеется, в пьесе Гольдони «Влюбленные» в роли Эуджении и сразу узнала знакомую мне Лучетту, все такую же ясноглазую, белокурую, хорошенькую, немного угловатую и дерзкую в начале и очаровательную в финале. Но если в «Самодурах» молоденькой была сама актриса, то тут Руфанова показала себя зрелой артисткой, мастерски играющей молоденькую Эуджению. Она была и смешной там, где нужно, и остро-дерзкой, когда это необходимо, и легкой, и задорной, и в меру лиричной. Этот жанр костюмной комедии и амплуа легкомысленной субретки Руфанова освоила в совершенстве: притушила лишний драматизм, приобрела острую характерность, легкость и изящество в исполнении. Я получила удовольствие не от спектакля, а от изысканного исполнения Руфановой.

Встреча с Принцессой в «Тени» уже не доставила мне того удовольствия, хотя Руфанова ничего не потеряла и даже стала еще проникновеннее (роль, написанная Шварцем, давала для этого больше воз-можностей). Опять актриса появилась на сцене в локонах и в чем-то воздушном, была мила и очаровательна. И в то же время Принцесса Руфановой казалась очень грустной и усталой девочкой, оборки и кудри как будто утяжеляли ее. А ведь в репертуаре актрисы есть еще и роль юной Маджери в «Деревенской жене» Уичерли… Там она тоже очаровательна, и в мужском платье не меньше, чем в рюшах, там она тоже дерзка и нежна, застенчива и решительна одновременно.

Думается, что режиссер Казакова к актрисе Руфановой относится хорошо, вероятно, даже очень хорошо, ведь обычно на главные роли в своих спектаклях режиссеры назначают тех актрис, которых любят. Но уже при первом взгляде на афишу «Хитрой вдовы» закрадывается подозрение, что режиссер актрису ненавидит. Иначе как объяснить, что зрелая актриса Руфанова вновь в кудрях и хорошеньких платьях вышла на сцену в пьесе Гольдони и опять лукавит и плетет нехитрые интриги? И опять ее глаза сияют, она грациозно играет ножками, сидя в большом кресле, порхает, прыгает и дерзит время от времени? Какой-то замкнутый круг, бесконечная «карусель по г-же Казаковой» крутит и крутит одну из самых интересных петербургских актрис, от одной пьесы Гольдони к другой…

Надо отдать должное Руфановой: она всегда ищет в одномерных и однотипных ролях что-то своеобразное и неожиданное. В «Хитрой вдове» актриса, кажется, существует с удовольствием, но удовольствие это она получает не от роли, а от самих театральных игр. До финала никакой венецианки Розауры, мучающейся от своих выдуманных проблем, нет; есть актриса, иронично и азартно играющая в Розауру, в беспечную юность, в легкомыслие, в Гольдони, в Венецию, в некую «старинную театральную комедию», которая, конечно, нас сегодня захватить и взволновать не может, но хотя бы развлечет. И потому ярче и интереснее ей удается сыграть не роль хитрой вдовы, а те четыре маски, которые надевает Розаура, являясь к женихам то элегантной англичанкой-интеллектуалкой, то фанатичной религиозной испанкой, то глупенькой модницей-француженкой, то «простой итальянской девушкой». В этих маленьких пародийных зарисовках актриса точна, остроумна, изысканна.

Но Елена Руфанова не только театральная артистка, она еще и киноактриса, хотя, думаю, ее зрители не всегда об этом знают. Ту неискушенную публику, которая ходит смотреть Гольдони, вряд ли заинтересуют фильмы, в которых снимается Руфанова, и, наоборот, ее кинозрителей не привлечет сегодняшний театр Комедии. Киносудьба Руфановой развивается параллельно, не пересекаясь с ее театральной жизнью. Создается впечатление, что режиссер, давая ей роли юных девушек в комедиях Гольдони, кино тоже не смотрит. Так случилось, что актриса, которой в театре почти всегда доставались роли «хороших, милых девочек», с самого начала вошла в кино в ином амплуа.

Е. Руфанова (Эуджения). «Влюбленные». Театр Комедии им. Н. Акимова. Фото из архива театра

В своем первом фильме «Соблазн» Руфанова сыграла благополучную, холодную и хищную 16-летнюю школьную красавицу Валю Жукову. Режиссера В. Сорокина не обманули прелестные пухлые щечки и светлые локоны юной актрисы, он разглядел в ней иную природу и иные возможности. В кино Руфанова была неулыбчива и серьезна даже в «розовом» возрасте. В «Жестком времени» М. Пежемского ее героиня выглядела значительно старше актрисы. Лариса — в большей степени, чем все остальные персонажи, — продукт своего времени (фильм снят в 1996 году и рассказывает об ужасах бандитского десятилетия). Она расчетлива, сдержанна. Лариса — хороший продюсер, все понимает про время, в котором живет, про мир, в котором надо снимать порнуху, а не эстетские фильмы; ее не коробит ни этот миропорядок, ни то, что люди становятся заложниками и рабами бандитов. Лариса все принимает как должное. Героиня Руфановой вовсе не очаровательна в этом фильме, даже ее красивое лицо с тонкими чертами не привлекательно, его искажает налет вульгарности, она кажется отталкивающей в своем спокойном, непоколебимом и слегка ироничном приятии окружающей мерзости.

Совсем другой увидела Елену Руфанову Р. Литвинова, пригласив ее в свой фильм «Богиня: как я полюбила» на роль врача-женщины, похитительницы маленькой девочки. В этой сюрреалистической истории, где все персонажи как будто вышли из страшных снов главной героини, самая безумная, инфернальная и чувственная — героиня Руфановой. Вот уж где режиссер не оставил ей ни шанса на улыбку, и густо накрашенные сжатые темные губы Руфановой пугающе выделяются на бледном безбровом лице — такой экзальтированная героиня Литвиновой увидела образ смерти. Для нее он и отталкивающий и притягательный одновременно; она видит героиню Руфановой в эротических снах, где та предстает обнаженной и прекрасной, несмотря на ужас, который внушает. Но героиня здесь — не только потусторонний образ, олицетворение смерти, она еще и реальная женщина, совершившая преступление. Ее пустые глаза и равнодушие, с которым она смахивает с лица мух, выдают душевное нездоровье, а переваливающаяся, семенящая нервная походка говорит и о физической неполноценности. Руфанова в нескольких эпизодах создала одновременно притягательный и жуткий образ, в котором неразрывно соединены болезнь и сексуальность.

Пожалуй, самое неожиданное перевоплощение произошло с Руфановой в фильме Д. Нейманда «Жесть». Трудно даже представить, как смог режиссер в интеллигентной и изысканной Руфановой увидеть спивающуюся бомжиху, страстно влюбленную в алкоголика. Когда на экране появляется немытое, грязное существо неопределенного возраста, узнать актрису практически невозможно. Даже ее хрипловатый голос звучит по-другому, она по-простонародному крикливо и грубо выговаривает слова. Помятое лицо с запавшими глазами, волосы свешиваются на лицо, почти закрывая его, из-под кожаной байкерской куртки выглядывает неожиданно элегантное, хоть и нестираное платье… Алкоголичка Зоя, как выясняется, — романтический персонаж и на этой помойке оказалась не волею судьбы. Она — жертва не социума, а большой любви. Эта безрассудная, жертвенная любовь к непросыхающему пьянице Лютику привела ее в этот ад и превратила в неряшливую бомжиху. Напившись, она вдруг тоскливо поет, почти воет — по-бабьи, по-волчьи… В арсенале артистки обнаружилось какое-то простонародное, бабье нутро; она, оказывается, может играть не только венецианские страсти в кринолинах — но и про любовь до гроба на помойке!

Нет, не умиляются кинорежиссеры Руфановой и видят ее в ролях жестких женщин, способных на страшные поступки. Ее Надя в фильме «Преступление и погода» (режиссер Б. Фрумин) убивает невесту сына, чтобы защитить его, и хладнокровно готова убивать всех, кто ему угрожает. «Королева выпуска 1987» превращается в полубезумную убийцу. Минуя слабый сценарий и беспомощную режиссуру, Руфанова достоверно и жутко показывает, как ломается психика женщины: в финале, уже почти сбросив маску, героиня Руфановой жестоко, грубо, натуралистично избивает девушку-свидетельницу.

Этот болезненный надлом сознания удается сыграть убедительно, но героини Руфановой, даже самые отталкивающие, всегда наделены женским обаянием и глубиной. Оттого и Надежда не превращается в отвратительного монстра, а вызывает зрительское сопереживание: тупая, одуряющая, тотальная материнская любовь, которая ведет эту несчастную женщину, достойна сочувствия. После этой роли я смогла представить Руфанову в пьесах МакДонаха. Актриса способна сыграть жесткие натуралистичные сцены, порой доводя натурализм до гротеска.

Конечно же, особняком стоит в ее творчестве роль Евы Браун в фильме А. Сокурова «Молох». Актрисе посчастливилось сыграть роль неоднозначную, сложную, многоуровневую. Ее Ева — невольница страшного человека-молоха, стремящаяся вырваться из плена (две попытки самоубийства), томящаяся и изнывающая в пустых серых залах мрачного замка; но она же и единственная свободная личность. Она порабощена своей любовью к Гитлеру, но не порабощена им самим. Она осмеливается спорить, выказывать свои чувства, давать им волю, оставаться независимой и быть собой. Героиня Руфановой кажется неприкаянной душой: бродит по комнатам, перебирает какие-то вещи, включает музыку, как человек, который напряженно ждет, не находя себе места. Отношение Евы—Руфановой ко всему происходящему, к присутствующим и, главное, к Гитлеру — неоднозначно. Ева не может понять, любит или ненавидит этого человека. Но, несмотря на внутренний раздор и угнетенность, Ева — радостное и светлое существо. Когда про нее говорят «ты светишься» — это не преувеличение, она и правда как будто озарена изнутри неярким утренним солнцем. Руфанова в фильме — как солнечный луч: скользит. Сокуров смог открыть в ней актрису думающую и глубокую, которой свойственны не яркие карнавальные краски, а полутона. Она говорит весь фильм вполголоса, ровно, но сколько всего звучит в этом вроде бы невозмутимом тоне, как мог бы зазвучать он, если бы она позволила! Руфанову любят крупные планы, потому что на ее лицо можно смотреть не отрываясь, она содержательно промолчала почти весь фильм Сокурова.

В кинематографе Елена Руфанова уже доказала, что она актриса с богатейшими возможностями, но театр пока остается глух к изменившемуся, «взрослому» голосу актрисы, не хочет замечать, что она способна вести зрелый диалог и что серьезные темы ей под силу. Уже накоплен и освоен необходимый «инструментарий». Нужно только дать возможность применить его.

Январь 2010 г.