

Сергей Проскурня, украинский режиссер, продюсер, арт-менеджер, — личность неоднозначная, неугомонная и, в некотором смысле, одиозная. Экс-директор Одесского оперного театра, назначенный весною 2009 года и руководивший им в общей сложности 80 дней; организатор множества театральных и городских фестивалей в Киеве, Львове и Одессе. В 2007–2010 годах — советник министра культуры и туризма Украины г-на Васыля Вовкуна. Ныне — полуофициальное лицо с не вполне ясным статусом: «советник по культуре на общественных началах» мэра города Одессы, г-на Эдуарда Гурвица.
Гюляра Садых-заде. Расскажите о себе: откуда вы родом, где учились, как пришли к профессии…
Сергей Проскурня. Я родился во Львове, хотя мои родители к Западной Украине никакого отношения не имели. В конце 1950-х активно шли ассимиляционные процессы, в Советском Союзе огромные массы людей переселялись с места на место. Моя мама из Белоруссии: ее отец служил в Ужгороде — после окончания Великой Отечественной войны получил туда назначение, он был политруком и полковником. Потом дед долгие годы жил в городе Волхове, откуда родом его вторая жена. Моя бабушка со стороны мамы погибла в 1944 году: ее машина подорвалась на мине. Так что по маме я — белорус, а папа родом из Полтавской области.
После эвакуации семья отца вернулась в Полтаву: их дом был разрушен, они долго мыкались по дальним родственникам. Сейчас практически никого уже не осталось по отцовской линии: дед погиб в Румынии, мы недавно узнали место его захоронения.
Итак, отец — студент технического училища во Львове, мама — студентка инженерного училища там же. Они встречаются на танцах, и у них завязываются отношения. Мой отец был невероятно модным кавалером, замечательно танцевал, ходил в кружок бальных танцев. Их юношеские фотографии полны чувственности и какой-то невероятной стильности.
В Галиции, во Львове я родился и провел первые одиннадцать лет жизни. Там я получил первые уроки игры на скрипке. В Первой музыкальной школе учился Юра Башмет, а я посещал Вторую музыкальную школу. В то время мы с ним ходили по разным улицам. Позже, уже познакомившись, мы как-то гуляли по Львову, вспоминали детство…
Мои родители уехали из Львова, когда им предложили хорошую работу в Черкассах (город в Центральной Украине). Я оказался в совершенно другой атмосфере, среди людей с абсолютно иным менталитетом. Львов был исключительно религиозным, церкви находились в основном в ведении Московского Патриархата. Но существовали еще греко-католики, которые прятались по углам. Духовность, вера пронизывала все слои жизни: быт, привычки. Помню, как дворничиха приносила нам, в подарок на Рождество, маленькую майонезную баночку настоящей кутьи, и это был праздник, хоть и тайный. О нем не рассказывали в школе. Какое там Рождество — Бога нет, и мы уже летаем в космос! Такие вот двойные стандарты поведения…
Ничего похожего не ощущалось в Черкассах. Там строился завод телеграфной аппаратуры, родители получили очень высокие должности. Я окунулся в совершенно другую жизнь, среду. Если во Львове я учился у замечательного педагога Льва Ивановича Смирнова (у него в детстве занимался известный скрипач Олег Крыса), то в Черкассах я попал в класс директора школы. Он был фанатом темы «Ленин слушает музыку» и даже создал про это маленький музей. При школе был ансамбль скрипачей, в котором я играл с 4 по 7 класс и позже, студентом музыкального училища. Годами мы твердили одно и то же: «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…».
Потом я сдал вступительные экзамены в музыкальное училище: конкурс огромный, в класс скрипки меня не приняли, но предложили альт. Мы создали камерный оркестр…
Параллельно я продолжал заниматься театром, он все больше меня захватывал. С детства я очень любил сцену, никогда ее не боялся: в Черкассах посещал все драмкружки. А потом поехал в Киев и поступил в театральный институт.
Когда я стал профессионалом, режиссером — вернулся во Львов. Сделал там два больших молодежных фестиваля и назвал их «Вывих». Это был, как я говорил тогда, «фестиваль нетрадиционной современной культуры». Пространством на целую неделю становился центр Львова: мы перекрашивали трамваи, и город выглядел цветным и веселым. Это самое начало 1990-х: взрыв постмодернизма, взрыв свободы…
Г. С. Почему вы занялись продюсированием?
С. П. Я, конечно, мог бы сказать: потому что нужно кормить семью, содержать маму, обеспечить будущее дочери. Но это не так. Практически все деньги, которые я зарабатываю, вкладываю в проекты. Мой профессиональный интерес — создание и поддержание художественной среды. Я никогда не ставил задачи получения дивидендов от собственной деятельности. Никогда ничего не просил для себя: ни квартиры, ни должности.
Пусть это пафосно прозвучит, но я личностно заинтересован в развитии культуры, в реформировании театрального дела в Украине, чем и занимаюсь. Например, я — один из авторов Закона Украины о театре и театральной деятельности. Мы создали группу из практиков театра и юристов, которая над ним работала. Но если такой закон попадает в парламент, где Комитетом по культуре руководит Председатель СТД, — понятно, что его участь предрешена. В том виде, в каком его представили, он никогда принят не будет. Лесь Степанович Танюк — пожизненный Председатель СТД. При нем из Устава Союза исчезла формулировка о необходимости ротации руководства.
Новый закон о театре вроде бы есть, но не работает: никак не корреспондирует с существующими ныне экономическими реалиями, законами и циркулярами. На сегодня это уже устаревший документ.
Еще одна черта, которая меня характеризует, — постоянные конфликты со старшим поколением. Причем старики меня страшно любят: те святые, творческие личности, которые ассоциируются с самыми замечательными и светлыми страницами истории украинского театра. Но карьеристы, люди, рвущиеся к власти, — с ними мне никогда не удавалось найти общего языка. Приведу пример: будучи студентом Театрального института, я женился. Супруга, окончившая Казанскую консерваторию, приехала ко мне в Киев. Я не пошел к коменданту общежития, чтобы за взятку получить у него комнату. Нет, я пошел к ректору с заявлением о том, что мне, как студенту-режиссеру, полагается отдельная комната. «Разрешите мне жить с семьей», — попросил я, и мне тут же категорически отказали. С тех пор я ни у кого ничего не просил. Мы с женой 29 лет снимали жилье в Киеве, у нас не было своей квартиры. Первую квартиру мне помогла снять Ада Роговцева, мой педагог, сказав: «Я уже заплатила, вот ключ…».
Г. С. Но почему вы решили проводить научную конференцию в Одессе, практически без финансовой поддержки со стороны Министерства культуры и города?
С. П. Дело в том, что я пришел в Одесскую оперу в качестве директора с готовой программой празднования юбилея: «Двести лет — двести событий». Я горел желанием что-то изменить к лучшему, принести в театр новое: короче, был счастлив начать работу. В юбилейной программе планировалось участие гостей зарубежных и со всей Украины, двести событий разбивались на циклы. Например: галаконцерты всех оперных театров Украины на сцене Одесского оперного театра. Или — гала-концерты одесской оперы на оперных площадках Украины: в Киеве, Львове, Харькове, Днепропетровске, Донецке. Чтобы труппа театра показала свой потенциал.
Провели конкурс — парад дирижеров, в котором приняли участие не только украинские музыканты: была возможность пригласить артистов, чьи имена связаны с крупнейшими оперными домами мира — Ла Скала, театрами Нью-Йорка, Штутгарта, Варшавы, Тбилиси, Еревана.
В сезонах 1998–2001 годов мне удалось организовать фестивали во Львове и Киеве. В них приняли участие великие музыканты: Гидон Кремер и «Кремерата Балтика», Владимир Крайнев, Юрий Башмет, Александр Князев, Ольга Швайгер, Лиана Исакадзе, Сергей Стадлер и многие-многие другие. Состоялись гастроли спектакля «Тристан и Изольда» с великой Марсией Гайде и Исмаэлем Иво, в Киев приезжали балетные труппы Анжелена Прельжокажа, Карлотты Икеда, театры Эймунтаса Някрошюса и Роберта Стуруа… Многие помогали по-дружески, ведь не зря с 1992 по 2003 год мы проводили в Киеве международные театральные фестивали «Мыстецькэ березилля»!
За прошедшие годы я научился проводить значительные мероприятия, обходясь самыми малыми средствами. Хотел применить опыт и в праздновании юбилея Одесского оперного театра. В планах значилось и создание музея (после затяжного ремонта в театре практически не осталось никаких раритетов). В своем кабинете я нашел лишь несколько сброшюрованных программок за сезоны от 1889 до 1903 года, с отчетами, сколько продано билетов и какие деньги собрала касса. Их, по-видимому, просто не успели вынести: они стояли в уголке, в полиэтиленовом пакете.
Первым делом я предложил: «Давайте сделаем опись имущества», — но это неожиданно встретило отчаянное противодействие со стороны администрации.
В том же проекте «Двести лет — двести событий» были запланированы гала-концерты, посвященные великим артистам, некогда выступавшим на сцене театра. Чайковский, Соломония Крушельницкая, Анна Павлова, Айседора Дункан, Карузо, Шаляпин, Рахманинов, Масканьи… Предполагалось, что в фойе бельэтажа будет торжественно открываться бюст артиста, которому посвящен гала-концерт. Благо фойе ничем не заполнено. Для всего этого не требовались очень большие деньги. И вообще, деньги приходят, когда есть хороший продукт, это элементарный закон маркетинга.
Я успел договориться с моими друзьями в Лондоне, которые трудятся в секторе развития компании BBC, чтобы они разработали для театра новый сайт, концепцию и технологию электронного музея. Мы хотели расставить в том же фойе мониторы с функцией TouchScreen, чтобы, пользуясь системой поиска, находить любые даты, события истории театра, биографии артистов или аннотации к спектаклям.
Научная конференция была частью этого плана. К сожалению, только ее мы и смогли провести в сложившихся обстоятельствах (совместно с Одесской музыкальной академией). Но еще до этого 10 февраля, в день юбилея, я собрал пресс-конференцию и сообщил: «Сегодня выдающийся день в истории Одесского оперного театра: ему исполнилось ровно 200 лет. Но об этом вы слышите только от меня». Появилось много публикаций в центральной прессе, прошли телевизионные сюжеты: нам удалось перевести празднование юбилея в медийное пространство. И только потом нынешний директор театра, г-н Анатолий Дуда, заявил: «Мы проведем юбилейный концерт 25 апреля», — никак не обосновав, почему именно в этот день. (Кстати, концерт так и не состоялся.)
Г. С. Как вы можете охарактеризовать сложившуюся в Одессе социокультурную ситуацию?
С. П. Она внутренне противоречива. Город имеет колоссальный потенциал, как исторический, так и современный, и может быть необыкновенно привлекателен для туризма. Однако культурный туризм здесь совершенно не развит. Туроператоры стихийно работают с театрами, но никакой системы нет. Ситуация складывается парадоксальная: театры, музеи и культурные заведения Одессы в основном принадлежат областной администрации, а не городу. Возникает конфликт интересов: инфраструктура туризма принадлежит городу, а учреждения культуры — области. Сейчас в Одессе произошла смена власти, пришел новый губернатор — кстати, тоже Эдуард, Эдуард Матвийчук, так что мы теперь шутим, что в Одессе два Эдика: мэр и губернатор.
Если же говорить о моем видении проблемы, то присутствие оперного театра в городе должно быть весомым, чтобы не сказать — доминирующим. Люди должны приходить в театр не для того, чтобы фотографироваться, а за эстетическими впечатлениями. Опера — не музей восковых фигур, а живое, развивающееся, актуальное искусство.
Г. С. Вы до сих пор чувствуете себя чужаком в Одессе?
С. П. Я чужак везде, вечный маргинал, у меня вообще есть такое свойство — уходить во внутреннюю эмиграцию.
В то же время в одесской среде я чувствую себя очень органично. И если кого-то напрягает, что я думаю на украинском языке и мне легче говорить поукраински, чем по-русски, то да, тут есть некоторые проблемы. Как известно, государственный язык у нас украинский, поэтому, будучи директором, я на нем и говорил. И документацию вел на украинском. Но когда встал вопрос о рекламе, то я первый сказал, что реклама в Одесском оперном театре уместна на трех языках: украинском, русском и английском.
Сейчас я переживаю сложный период. Жду: должна возникнуть некая гармоническая связь моих проектов, видения художественного пространства — и города. Психологически меня очень поддерживают звонки представителей той самой художественной среды, которые живут уже не в Одессе даже, а, например, в Киеве или Москве. Они в один голос убеждают меня не уезжать: то, что я начал здесь, должно найти свое продолжение.
Г. С. Как вы объясняете позиционирование Одессы со стороны коренных одесситов как города, живущего наособицу, и ставшее привычным для них разделение мира и людей на «свой — чужой»?
С. П. На мой взгляд, это абсолютная дикость. Искусственно создаваемая ситуация, которая свидетельствует как раз о провинциализации некогда очень артистичного, художественно богатого города. Славу его традиционно составляли чужаки, основателем и первым градоначальником был француз Дюк де Ришелье. И он же построил первый городской театр, проблемы которого мы обсуждаем сегодня.
Апрель 2010 г.
Комментарии (0)