«ТАКОЙ ТЕАТР» — ЭТО ВОЗМОЖНОСТЬ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ХОЧЕТСЯ, НО БЕСПЛАТНО

С февраля 2003 года я была его директором. Вынужденно. Во-первых, не было человека, который хотел бы этим всерьез, дотошно заниматься. А во-вторых, мне доверяли. Все-таки деньги, а я самый некоррумпированный директор, который может быть.

Что для меня «Такой Театр»? «Я хочу делать то, что хочется», — очень многие из нас так говорят, но мало у кого это получается. У меня пока не получается до конца даже в «Таком Театре». В основном это связано с финансовыми и временными проблемами. То, что хочется, — до конца не получается, но то, что делается, — абсолютно соответствует тому, о чем чается.

Сейчас, после семи лет, я уже не директор «Такого Театра». Считать, пересчитывать, разбираться с бухгалтерией, перечислять куда-то деньги… меня не греет. Напрягает даже. Потому что ответственность. Несмотря на то, что мама заставила меня после школы закончить торговое училище и я была знакома с основами учета и бухгалтерии, вся эта административно-управленческая деятельность — совершенно не мое. Мне нравится принимать решения, рождать идеи, придумывать, нравится играть (я играть люблю! на сцене!). Но с развитием «Такого Театра» стало очень много директорской работы, и, чтобы ее хорошо выполнять, надо жить только этим, все остальное бросить. Тогда получается, что средства изменяют цель. Не для того случился «Такой Театр», чтобы я была в нем директором. И я, наверное, не для того «случилась».

А. Баргман, И. Полянская в спектакле «Черствые именины». Фото Д. Конрада

Свое дело как-то дороже. И даже когда кажется, что ты не принимаешь глобального вдумчивого участия, на самом деле все, что ты делаешь, работает на «Такой Театр». Мы периодически собираемся вместе — такой совет учредителей — и говорим о планах и о своих ошибках. А их у нас много. Потому что все очень заняты. Приходится самим заниматься многими вещами, а увеличивать штат мы не можем. У нас нет разделения труда. Например, один человек и перевозкой декораций занимается, и помрежем является, и финансовый учет ведет. А гример помогает как костюмер.

И ведь нет ни офиса, ни базы, ни репетиционной площадки. Все время приходится что-то искать, проситься. Мы репетируем в СТД, в «Балтийском доме», в театре «Особняк», в Музее Достоевского, благо он нам открывает все двери, спасибо Вере Бирон и директору музея. Но проблема помещения, хотя бы репетиционного, — острейшая. Идея сплачивать талантливых людей была изначально, но вот приходят люди, хотят у нас работать, возможно, ставить самостоятельно — и негде.

Сначала учредителей было пять, включая Наташу Пивоварову, которой принадлежала, собственно, сама идея «Такого Театра». Сейчас осталось трое: Баргман, Лушин, я. Еще один человек ушел из учредителей. Теоретически мы должны зарабатывать и получать деньги. Никаких денег мы, конечно не получаем. Никакого процента с прибыли, потому что ее, этой прибыли, нет. Баргман работает как режиссер практически бесплатно. «Черствые именины» делали на свои деньги, «Дуру ненормальную» — на свои деньги. Чтобы содержать счет, мы откладываем процент со спектакля, который играем. Вот только-только как-то сейчас стали выкраивать деньги — совсем чуть-чуть, чтобы поддерживать людей, которые находятся в штате, — 8 человек. И люди к нам идут работать не за деньгами.

Сейчас все думают, что раз много спектаклей, значит, деньги есть. Но это иллюзия, мечта. Даже говорить об этом неловко — талантливейшие артисты получают по 300, в лучшем случае по 500 рублей за спектакль. А иногда и по 100. «Каин», «Иванов» — там ведь не по три человека занято. «Черствые именины» мы первый год играли просто бесплатно. Вот сейчас мы выиграли очередной грант, Комитет по культуре выделяет деньги, но это только на спектакль.

А что «Такой Театр» значит для города — это пусть город скажет, значит что-то «Такой Театр» для него или нет.

«Такой Театр» — это не кружок по интересам, это тяга к определенному театральному мышлению, он основан на содружестве, актерском товариществе. В большом коллективе существует репертуарная политика, какие-то школьные вещи — система понятий, отношение к профессии, общий язык. И не всегда творческие и, как правило, амбициозные люди могут договориться между собой. Способность артистов к самоорганизации — это очень редкое и ценное качество. И оно проявляется больше, чем где-либо, именно в пространстве «Такого Театра» (или в чем-то подобном).

Нужны ли сегодня маленькие театры? Для меня принципиален другой вопрос — нужна ли какая-то альтернатива общей театральной политике, где есть господдержка? Как альтернатива они нужны, потому что именно в таких местах что-то новое происходит, трансформируется и становится ключом к возникающей театральной политике. Поле деятельности-то одно, а прорастать надо конкретным людям. Есть селекция — кто прорастет, кто нет. Но пространство государственной поддержки и политики по отношению драматическому театру, к артисту, человеку — очень маленькое, ничтожное. Государство поддерживает культуру в тех объемах и в тех формах, которые ему, государству, нужны. Но в культуре есть и другое, в этих случаях необходима альтернативная театральная форма. Правда, сейчас для таких театров время не то (середина 1990-х была — самое то, потому что все были в равных условиях — и государственные театры, и маленькие, то есть ни в каких условиях). Сейчас время жестокое, и относиться к театру так, как раньше, невозможно. К сожалению, драматический актер театром себя уже не ограничивает. Я имею в виду не другие профессиональные сферы — радио, телевидение, кино, — а вообще жизнь, приоритеты.

В. Коваленко (Иванов). «Иванов». Фото О. Кутейникова

Сегодня отношение к театру, профессии в нашем узком кругу — это… игра в одни ворота. Ты пинаешь мяч, а обратно он не прилетает. И никто не хочет тратить свою жизнь на это. Мне очень нравится некая легкость, с которой относятся к делу люди, работающие в «Таком Театре». Они не рвут жилы по поводу существования своего коллектива. Не будет «Такого Театра» — будет другой. Основное число участвующих в этом мероприятии останется, родится что-то новое, найдется другой круг интересов. Это живой организм, его не надо искусственно поддерживать.

Это недолговременное предприятие. Это театр для себя. Если будет внутреннее желание и внутренняя потребность превратить его в нечто большее — организаторы и идейные вдохновители «Такого Театра» наверняка это сделают. Понятно, сложно без поддержки, без репетиционного помещения, без производственных площадей, где можно хранить декорации. Хотя все это ерунда! Я сам в этом участвовал, принимаю это как есть, соглашаюсь с условиями игры. Пока будет самоорганизация, внутренний процесс между участниками театра, пока существуют эти люди — он будет.

Самое трепетное — это момент творческого знакомства. И в работе, и в любви, и в поездке в другую страну. Первичность встречи, фантазии — всего. Когда люди друг друга узнают, познают… И чем это неожиданнее, чем новее — тем это ценнее. Тогда и возникает полноценный творческий союз, чем в полной мере является «Такой Театр».

Все объяснил Александр Моисеевич Володин. Сначала — встречи, потом — расставания. Все дело во встречах. Маленькие театры ничуть не меньше больших. А большие ничуть не больше маленьких. Просто однажды начинаешь понимать, что вопросы ЧТО? и КАК? уступают по значению вопросу КТО? Кто рядом на сцене? Все дело во встречах. Крохотный театральный зал Музея Достоевского — это место, где можно быть на сцене с артистами, которых я обожаю.

А. Баргман (Йонни), А. Новиков (Лео), В. Коваленко (Макс). «Паника. Мужчины на грани нервного срыва». Фото Ч. Абботта

Все дело во встречах. Ира Полянская, Саша Баргман, Виталик Коваленко, Сережа Бызгу. Обожаемые мои ровесники, какие же вы талантливые! Все дело во встречах. На четвертом курсе мой учитель Владимиров сказал: «С кем только вам ни придется играть, но по одному касанию рукава, по одному взмаху ресниц, по смеху на один и тот же анекдот вы всегда мгновенно на сцене учуете „своего“». Все дело во встречах. Здесь можно сэкономить время на чтении пьес, потому что если рядом на сцене будут ЭТИ — мне, правда, не столь важно, что играть. Ибо то, как ОНИ смотрят на тебя на сцене, — это уже целый сюжет. Конечно, кого-то из своих, «ленсоветовских», всегда хочу чувствовать рядом, но это уже другая история. Все дело во встречах.

«Такой Театр» никогда не позиционировал себя как некое официальное учреждение. Думаю, это изначально была такая шутка со стороны организаторов — Наташи Пивоваровой, Саши Баргмана, Саши Лушина, Иры Полянской. Это театр, который свободен, и ни на что, кроме этого, он не ориентируется.

Когда я пришла к Саше Баргману с пьесой, я даже не знала о существовании «Такого Театра». Мы выпустили спектакль, и меня так привлекла идея свободного, независимого существования, что я осталась. Театр дал очень много, разного и на разных этапах. Сначала это был способ уйти от своих проблем. В тот момент я была абсолютно потеряна как человек. «Такой Театр» помог мне обрести себя в этом городе. Я почувствовала определенную защищенность и стала творцом. У меня нет режиссерских амбиций, я всегда чувствовала себя актрисой. Но в то время не было режиссера, с которым возникло бы сотворчество. А в «Таком Театре» появилась возможность создавать пространство самой. Для меня это экспериментальная площадка, где главный принцип — поиск нового. Мне интересно, когда материал больше меня.

А. Вартаньян (Беатрис). «Жан и Беатрис». Фото из архива театра «Особняк»

Маленькие театры нужны, потому что люди творческие нуждаются в свободном пространстве, где их не сковывают, например, деньги. Людям ведь, как правило, необходимо где-то быть, прикрепиться к какому-нибудь коллективу, чтобы не оказаться ни с чем. В основном я зарабатываю деньги в кино, а в театре делаю то, что мне хочется, пусть даже и без денег. Хотя было бы здорово, если бы и в театре они были! Но нам помогают, надо сказать. Первый спектакль мы с Сашей Баргманом выпускали на свои деньги, второй был поддержан Комитетом культуры. На четвертый спектакль мы получили грант. Театр оправдал доверие города — «Иванов» был выдвинут на «Золотую маску». Конечно, нужно помещение, которого у нас пока нет. Но тут ведь диалектика — чем больше трудностей, тем интереснее результат.

Я уважаю свободу других людей, поэтому научилась уважать собственную свободу. И считаю, что это единственное богатство и достояние — когда есть свободный выбор.

К сожалению, в нашей стране меценатство сегодня не развито. Но если бы люди, у которых есть деньги, знали, из какого сора растут стихи! Ведь наши спектакли создаются практически из ничего, не считая душевных затрат (без которых не обойтись, и это сознательный выбор актеров). Все делается буквально из подручных средств. И вот если бы театру хоть чуть-чуть помочь… Чего бы мы хотели? Чтобы нас кто-то взял и провез по миру, чтобы это посмотрели люди. Эти спектакли должен увидеть мир, я за это отвечаю! Иначе мы бы их просто не делали. Мы хотели бы расширить границы восприятия, и не только в Питере. Свободному театру — свободное пространство!

Апрель 2010 г.