ОТ РЕДАКЦИИ
Обычно мы подводили итоги сезона, обозревая его спектакли. Но беспокоит театральная ситуация в целом, и мы решили обратиться к очень разным критикам города (некоторые из них до сих пор не являлись даже нашими авторами, но меньше всего в данном случае мы хотели быть «заединщиками» — требовался широкий спектр мнений) с просьбой «коротко охарактеризовать творческое состояние театров Санкт-Петербурга (художественная программа, репертуар, труппа)» согласно полному списку театров, опубликованному Комитетом по культуре.
История с этими анкетами была достаточно драматичной. Оказалось, что практически каждый второй коллега не хочет обнародовать свое отношение к художественному состоянию театров в целом. Причины были самые разные: тут и осторожность (жить же дальше надо, в театр ходить…), и недостаточная осведомленность, и нежелание острых формулировок, и подозрения, не Комитет ли по культуре «заказал» нам театры… В общем, «картина маслом», и половина тех, к кому мы обратились с вопросом, по разным причинам, увы, отпала. Но половина и осталась!
Выпали из списка и несколько театров — те, в которых не был НИКТО из опрошенных (и это тоже диагноз цеху): «Люди дождя», «Morph», «Шкиды», «Интеллбалет», Мужской балет Валерия Михайловского«, Хоровой театр, «Диклон». Туда нога критика практически не ступала, но и в другие театры она ступала не так часто, как хотелось бы… Так что анкета стала фиксацией не только состояния сцены, но и состояния критики.
На момент сдачи номера кажется, что этот материал станет бестселлером…
Система оценивания каждого театра в отдельности кажется мне непродуктивной. Оценивать надо городскую театральную ситуацию в целом, а она представляется катастрофической. И дело даже не в дефиците молодой режиссуры или современной драматургии. Это, так сказать, частные моменты. Дело в том, что «театральный Петербург» за последнее десятилетие превратился в замкнутую, абсолютно герметичную экосистему. Когда в Петербурге в последний раз проходили мало-мальски заметные гастроли западноевропейского театра? Все, что мы имеем, — это «капли в море», фестивали «Александринский» и «Балтийский дом». А сколько петербургских режиссеров можно увидеть на спектаклях Тальхаймера, Лангхофа, Люпы или Судзуки? Единицы. Даи те усмехаются свысока. Критики, правда, ходят. Но что говорить о критиках, когда слово «формальный» из их уст звучит как ругательство. А западной «бесчеловечности» по-прежнему противопоставляется русский гуманизм (см. «психологизм»). Почему мытак боимся взглянуть правде в лицо и увидеть себя как продукт знаковой или языковой системы, как элемент структуры? Или это особенность любой тоталитарной системы — ставить во главу угла человека, когда этот человек в действительности низведен до винтика?
Хорошо, давайте держаться традиций и исходить из гуманизма-психологизма. Но ведь та психологическая достоверность, которую у нас подают со сцены любого академического театра, давно превратилась в ограниченный набор отвратительных стереотипов, «знаков» психологии. Можно по-разному относиться к Театру.doc, но ясно, что в Москве сформировалось новое качество актерской естественности, после чего весь хваленый психологизм воспринимается как заскорузлый штамп. Доковская имитативная техника производит гораздо более мощный эффект, чем драгоценное «я» в предлагаемых обстоятельствах.
В Петербурге нет режиссерских школ. Молодые имена — это отдельные индивидуальности, которым зачастую элементарно не хватает ремесленных навыков. Фестиваль «Ученики мастера» доказал это наглядно. После «гинкасовцев», «фоменок» и «захаровцев» показали «козловцев». На этом театральные школы Петербурга закончились. Большинство режиссеров, которые решились оставить намоленную столицу и развернулись в провинции (например, Золотарь, Ильин), режиссерами стали не столько благодаря своим мастерам — жизнь научила.
В марте по инициативе председателя петербургского Комитета по культуре А. Н. Губанкова и театрального критика Жанны Зарецкой, при участии актеров и режиссеров состоялся круглый стол по проблемам театрального руководства. Ход дискуссии был отражен на портале «Фонтанка.ру» и вызвал массу откликов. Участники обсуждения справедливо предлагали ограничить полномочия худруков и директоров, разрушить несколько конкретных административных «вертикалей», выросших на петербургской театральной почве. Правда, в итоге полемика приобрела довольно странный вектор, такой традиционный для нашей страны, — экспроприация и перераспределение собственности. Решение не может заключаться в том, чтобы отобрать театр у Казаковой и передать Егорову, ТЮЗ — Золотарю, а Литейный — Корионову. Любой коллектив должен быть «заточен» под своего лидера. А лидер — обладать харизмой и задавать вектор развития. Как это делал Марчелли в Омске.
Должны появляться новые площадки, малые сцены — в ангарах, заброшенных кинотеатрах и фабриках. Молодые, независимые театры — получать государственную или спонсорскую поддержку, гранты. Помещения — получить уже существующие, востребованные театры Льва Эренбурга и Льва Стукалова. Ситуация, в которой строится дворец для «Буффа», а Стукалов существует как приживал, — довольно дикая.
В Москве никому не приходит в голову сдать в аренду архаичный Театр российской армии (где в каждом фойе и туалете могло бы поместиться по театрику), закрыть Театр Ермоловой или отправить на пенсию М. А. Захарова, спектакли которого в последнее время навевают мистический ужас. При этом в каждом втором московском подвале — свой, никому, может быть, неизвестный, театрик, который умудряется выживать. Возникновение чего-то нового связано с шоком, потрясением, болезненным для большинства зрителей. Поэтому никакая принципиальная художественная новация невозможна на больших сценах, в театрах вроде «Приюта Комедианта», которые должны «делать кассу». Сколько бы Виктор Минков ни приглашал молодых — результат будет половинчатым или даже хуже. Эксперимент вообще не может зависеть от воли доброго дяди или Большого Брата, который, как В. Словохотов, сначала даст с барского плеча помещение для АХЕ, а потом без лишних слов заберет обратно, когда появятся другие приоритеты. Вообще ситуация с АХЕ — уникальная. Театр съели по-тихому, под шумок — никто и не заметил. При этом экономически ситуация такова, что существование в тени Большого Брата — едва ли не единственный способ выживания не мейнстримовских театров. Потому что и эксперимент требуется надлежащим образом упаковать и продать. А выходит, что паковать и продавать у нас в городе его некому. И еще мне очень не нравится шум, который возник вокруг театра Комедии. Не потому, что я — поклонница творчества Т. С. Казаковой, и не потому, что я считаю, что в этом театре все в порядке. Просто в данном контексте, мне кажется, разговор возник потому, что есть «запрос сверху». Ситуация в этом театре вписывается в общегородскую. Есть масса театров с негласным диктатом художественного руководителя или директора — Александринский, Малый драматический, Мариинский, Михайловский, ТЮЗ. В Александринском есть достойные актеры, которые по 10 лет без ролей. Пока творческий коллектив театра не огласит свое «особое мнение», не подаст жалобу, как это сделала два года назад труппа Михайловского, нет повода к особому разбирательству или решению этих вопросов сверху. Актеров не надо жалеть. Они не крепостные и не бессловесные твари. Если основная их масса молчит — значит, заслуживает такого худрука, какого имеет.
Другое дело — художественное качество спектаклей. Комедия не сразу после Акимова попала в руки Казаковой, и даже не после Вадима Голикова и Петра Фоменко. А пережила бесславные 90-е с Астраханом и Аксеновым. Поэтому хочу напомнить, что такие спектакли ранней Казаковой, как «Клавир для начинающих карьеру», были своего рода художественным прорывом. Сейчас театр переживает очевидный регресс, представляя собой «маринад», ориентированный на непритязательную публику. А мало ли у нас таких театров? «Буфф», Ленсовета, спектакли И. Коняева в Комиссаржевке, Театр Р. Фурманова. В последнем, между прочим, тоже весьма непростые отношения между худруком и актерами и почасовая (!) система оплаты актерского труда. Мы сами виновники того равнодушия, которое власти проявляют по отношению к театру. Потому что драматический театр Петербурга — это немодно, это винтаж, это для старушек и фриков. Но это вовсе не значит, что ситуацию нельзя переломить.
Комментарии (0)