Леонтий Усов много лет играет в Томском театре юного зрителя. Но что он за артист — ей-богу, не знаю. На сцене я его не видела. В актерском фойе он почему-то сфотографирован в царской короне: может, он специалист по титулованным особам?.. Зато приход в его скульптурную мастерскую считаю счастливым случаем. Совершенно фантастическое место: дом, заросший лопухами и крапивой, а внутри населенный деревянными существами, которых он, как папа Карло, строгает себе из года в год, в ожидании погод на своем театрально-актерском поприще.

Леонтий вышел нам навстречу, видимо, в продуманном и «разработанном» образе: то ли царь Берендей, то ли мужичок из русской народной сказки — с хитрым безумьем во взоре и определенно себе на уме. Разумеется, босой и в холщовой одежке. Даже если выигрался — молодец, образ держит отлично! Мастерская его пропахла кедром, смолой — такой дух, словно ты где-то в тайге. Имеется официальный сертификат Кембриджского культурного центра в золоченой рамочке, свидетельствующий: Leontiy Usov — среди 2000 выдающихся художников и дизайнеров ХХ века.

От персонажей его деревянного театра не отвести глаз. Из кедра и березы выточена чуть ли не вся русская литература — от Пушкина до Чехова. К ним примыкают деятели мировой культуры: Леонардо да Винчи, Сальвадор Дали. Философы, императоры, знаменитые персонажи мировой истории — и безымянные старики и старухи. Они мирно уживаются в пространстве мастерской, никаких тебе идеологических и эстетических противоречий. Леонтий относится к ним с нескрываемым обожанием, как к родным — для него, кажется, не существует исторической и прочих дистанций. Они к нему тоже расположены вполне доверчиво. Даже сфотографировались для нашего журнала. Их можно было бы смело назвать: роли артиста Леонтия Усова. Пусть какой другой артист похвалится подобным репертуаром.

«А. П. Чехов в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего „Каштанку“». Печальный наш классик, с зонтиком и в пенсне, стоит совершенно босой и с огромными ступнями — видимо, таковы перспективы пьяного ракурса из канавы…

Лев Толстой — из березового наплыва: мощная голова, полная великого беспокойства…

«Пушкин в театре» — в одной руке поэт держит на весу собственную голову, в другой — лорнет: «почетный гражданин кулис», по всей видимости, лорнирует очаровательных актрис… «Пушкин. Черная речка». Смертельно усталое лицо погружается в последний сон…

Очень много Гоголей Н. В. До поездки в Рим, после Рима, когда он «вернулся неузнаваемый» («Помните?» — спрашивает Леонтий). Острый птичий профиль, классик словно выдохнул из себя воздух и замер в смертном ужасе. «Соотечественники, страшно…» Гоголь, как и многие, сделан из кедра. Любимое дерево Леонтия — кедр: пластичен, легок, прозрачен — он дышит! Из «зарубежников» Усов обожает Дон Кихота. «О, Дульсинея!» — высохший так, что похож на корягу, рыцарь горестно обхватил свою бедную голову жилистой рукой, на голове доверчиво уселась птица.

«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский, наблюдающий за рождением Сальвадора Дали». В руке у рыцаря яйцо, из которого вылупился птенец — судя по всему, это и есть Сальвадор, как две капли воды схожий с рыцарем печального образа.

Вот — «Сальвадор Дали в момент, когда ветер закручивает его турбулентными завихрениями в вечность». Легендарный череп с закрученными усами частично «смазан», видимо, вечность его в этот момент окликнула. Или ветер завертел. В сущности, этот ветер гуляет по всем скульптурам Леонтия — какое-нибудь турбулентное завихрение непременно поджидает персонажа. Дерево в мастерской Усова не только дышит, но также волнуется, страдает, отчаивается, наслаждается жизнью, теряет и обретает надежду — в общем, живет по законам сцены вполне драматической жизнью.

«Без названия» — безымянный мужичок взял ноги в руки и с горечью рассматривает их: они его когда-то носили по жизни…

«Любитель абсента» — печально сосредоточенный на бутылке «деревянный» человечек — собрат героини знаменитой картины Пикассо.

«Братья и сестры» — древние старики и старухи согнулись — скорчились под ветрами жизни, словно готовые рухнуть деревья…

«Кораблекрушение» — у человека отчаянно запрокинута голова (один к одному «Крик» Мунка), а на голове натянуты… паруса. Фигура скорчилась от смертного ужаса — но паруса надуваются, тянут вверх…

Всемирный деревянный театр Леонтия Усова. Какую роль задумает — ту и «сыграет». Сам себе режиссер. И драматург, и художник. Безмолвие его персонажей полно тайных и явных смыслов, вздохов и криков, вдохновенной игры. Они рассматривают нас, не отводя молчаливого своего взгляда.

Июль 2000 г.
Фото М. Дмитревской и из архива Л. Усова