Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

СКАЗКА АНДЕРСЕНА НА КИТАЙСКИЙ ЛАД

С. Гасанов, А. Никифоров, М. Огородов. «Сказка о Соловье, Императоре и Смерти» (пьеса А. Петрова по мотивам сказки Г.-Х. Андересена «Соловей»). Детский музыкальный театр «Зазеркалье».
Режиссер-постановщик Александр Петров, музыкальный руководитель Александр Никифоров, художник-постановщик Владимир Фирер

Флейта исторгнет грустный и нежный мотив —
Ветер свободный звуки вдаль унесет,
Музыку флейты услышит горный хребет,
В небе вскричат журавли.

Неизвестный китайский поэт
(предположительно ХI век)

«Сказка о Соловье, Императоре и Смерти» — спектакль, поставленный театром «Зазеркалье» в прошлом сезоне, — выдержан в четко заданной системе координат: между классической китайской философией конфуцианского толка и традиционной китайской символикой и мифологией. Собственно, этот удачно найденный культурный ход, определивший уникальное жанровое наклонение спектакля, — имитация аутентизма — декларируется и в авторском подзаголовке: «Даосская притча в двух действиях и четырех превращениях». Двойная симметрия спектакля — два действия, четыре картины (превращения) — заметно дисциплинировала постановочную мысль Александра Петрова, которая, согласно традиционной китайской картине мира, составленной из символических соответствий цветов, времен года и сторон света, двигалась по непреложному кругу и, возвращаясь через зрелость, увядание и смерть к началу-весне, знаменовала качественно новый этап жизни и, одновременно, — завершение ситуации и счастливый конец.

Считывая понятийные слои, обнажавшиеся по мере развития спектакля, постепенно осознаешь, что диффузия разнонаправленных смыслов европейского и восточного происхождения приводит, возможно несколько неожиданно для самих создателей спектакля, к театру-ритуалу, уже несколько десятилетий разрабатываемому «продвинутыми» европейскими театральными деятелями (вспомним Антонена Арто), и — если обобщить тенденцию — указывает на некие глубинные процессы, происходящие в нашем театральном коллективном бессознательном. Ибо остановившись у последней черты оплотнившейся тривиальной конкретики, современный театр взыскует идеала, вневременности, абсолюта, неоспоримых высших ценностей, движение к которым осуществляется через ритуал. Стремление воспринять и адаптировать чужую картину мира, с ее магией, растворенной в материи жизни, с ее синкретизмом, с ее ритмами, задаваемыми мифом и природой, — вот импульс, породивший этот довольно странный и, во всяком случае, не вполне типичный для «Зазеркалья» спектакль, в котором слились китайская космогония и европейский, в сущности, сюжет.

Министры императора. Сцена из спектакля. Фото из архива театра

Министры императора. Сцена из спектакля.
Фото из архива театра

Е. Попель (Соловей). Фото из архива театра

Е. Попель (Соловей).
Фото из архива театра

Кухарка и придворные. Сцена из спектакля. Фото из архива театра

Кухарка и придворные. Сцена из спектакля.
Фото из архива театра

В. Гордиенко (Китайский император). Фото из архива театра

В. Гордиенко (Китайский император).
Фото из архива театра

А все началось с обычного спекулятивного приема: ориентальная сказка Андерсена сугубо романтического толка, со всеми присущими романтизму бреднями о гении и всепобеждающей силе искусства, была возвращена в лоно китайского мира, с которым изначально связана скорее внешней атрибутикой, нежели онтологически. В результате этого остроумного реверса спектакль неожиданно расцвел пряными красками, звуками и запахами иной культуры, распахнулся в дали всеобъемлющей китайской вселенной. Между Зеленым Драконом Чжэнь, олицетворяющим Весну, молодость, Жизнь и Восток, Красной Птицей Ли (Лето, зрелость и Юг), Белым Тигром Дуй (Осень, Запад и увядание) и Черной Черепахой Кань (Зима, Север, Смерть) пролег путь Дао, ведущий к самопознанию и преображению. Как пишет автор спектакля и пьесы Александр Петров, «смена времен года — образ внутренних перемен, происходящих с каждым персонажем, это и этапы преображения Императора. Поэтому чередование времен года названо в спектакле превращениями».

Главные достоинства спектакля (если отвлечься от концептуального контекста, в который он погружен) — это структурная логика его драматургии, радующая ухо оригинальная тембровая окраска музыкального оформления, в котором преобладают ударные (в спектакле использована мастерски стилизованная авторская музыка Сергея Гасанова, Михаила Огородова и Александра Никифорова, с вкраплениями подлинной музыки китайских кантонов в записи), и, конечно же, феерическая живописная фантазия Владимира Фирера на китайскую тему, воплощенная в роскошных костюмах персонажей и красочных живых картинах, в которых задействованы дети из театральной студии «Зазеркалье», изображающие бамбуковый лес, лотосовые пруды и ивовые рощи. Золотые инкрустации на доспехах драгоценного Японского Соловья и панцире черепахи, блестящее шитье, причудливые аппликации и затейливые узоры на платьях придворных, явно заимствованные из китайских первоисточников, забавные зверушки, в изобилии населяющие сцену, — огромные преуморительные разноцветные губастые жабы с выпученными глазами, шипастые и языкастые драконы на шестах, коровы и ослы, встреченные Кухарочкой на пути в заповедную соловьиную рощу, — все это пышное торжество цвета, форм и причудливых линий обрушивается на зрителя, ошеломляет его до эмоционального шока; глаз мечется по сцене, пытаясь успеть разглядеть, различить в красочной суматохе шествий и танцев отдельные детали, выполненные, заметим, тщательно и на совесть: похоже, для художника неважных мелочей в оформлении спектакля не было.

Что касается музыкальной составляющей, то, пожалуй, стоит отметить весьма корректно выполненные А. Никифоровым, музыкальным руководителем спектакля, стилизации китайской музыки с использованием оригинальных китайских инструментов. А также хрустальный голосок Елены Попель — Соловья. Центральная ария о любви и свободе, довольно трогательная и выразительная, определила доминантные черты образа неземного, хрупко-серебристого существа, своим неброским обликом противостоящего царящей на сцене оргии красок.

Конечно, переориентация сюжета с идеальных ценностей высокого искусства на ценности вполне земной любви одинокого Императора к девушке-Соловью представляется несколько сомнительной с точки зрения верности андерсеновскому первоисточнику. Когда происходит понятийная подмена главного движителя сюжета, а философические рассуждения о силе искусства, побеждающего Смерть, переводятся в плоскость любовных отношений — пусть даже Любовь в ее высшем смысле также предстает как животворящее начало, — то сюжет сказки тривиализируется, а пафос — увядает. Впрочем, подобными доводами вряд ли можно пригасить неуемный сценарный пыл Александра Петрова, снедающий его в последнее время; иногда этот пыл заносит его в самые неожиданные сферы, к чему завсегдатаи «Зазеркалья» уже успели привыкнуть.

Сентябрь 2000 г.

В именном указателе:

• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.