Н. Скороход. «Сизиф и камень». Экспериментальная сцена театра «Балтийский дом».
Постановка Анатолия Праудина, сценография Марта Китаева и Михаила Платонова

«Боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неизменно скатывалась вниз. У них были основания полагать, что нет кары ужасней, чем бесполезный и безнадежный труд». Так начинается эссе Альбера Камю «Миф о Сизифе». Именно Камю, увидев в судьбе этого полузабытого мифического мученика воплощение участи человека, даровал Сизифу в ХХ веке титул трагического и абсурдного героя. Правда, пьесы, посвященной этому герою, Камю так и не создал. Драматург Наталья Скороход совершила эту работу. Иначе говоря, она написала экзистенциальную драму, «пьесу не только для детей». Да и режиссер не столько знакомит зрителей с греческой мифологией, сколько последовательно, используя структуру сказки (или мифа), излагает азы экзистенциализма как мироощущения. Анатолий Праудин очень ясным, простым, «детским» языком рассказывает историю о том, как «абсурдный человек, глядя на свои муки, заставляет умолкнуть идолов».

А еще он постоянно задает вопросы. Не только себе — эти вопросы, множество раз брошенные в пространство друг другу всеми персонажами совершающейся драмы, начинают звучать в твоем сознании. «Детские» вопросы — те, первые, сорвавшиеся с губ человечества, покинувшего лоно мифологического сознания. Они же и последние. «Спроси меня — кто я?» «Спроси себя — кто ты?» «А теперь спроси — какая твоя работа?» И попытайся ответить. Весь спектакль пронизан ритмом этого своеобразного пинг-понга: вопрос — ответ. Вверх — вниз. «Я Сизиф — сын Эола», — говорит герой в начале. «Я Сизиф, который толкает камень», — провозглашает он в конце. От ветра — к камню. От сына бога — к Человеку. Путь, совершаемый Сизифом, — от отчаяния — через пытки — к принятию своей судьбы, а значит — обретению свободы, мгновению, когда «ад настоящего становится его царством». Спектакль мужественный, скупой, без привычной этому режиссеру иронии и с неожиданным пафосом в финале. Герой отчетливо и откровенно — alter ego его создателя.

Итак. «Вначале были страдания. Когдa память наполняется земными образами, когда непереносимым становится желание счастья, бывает, что к сердцу человека подступает печаль: это победа камня, это сам камень. Слишком тяжело нести безмерную ношу скорби».

С самого начала спектакля актеру Александру Борисову дано в полной мере ощутить всю «тяжесть скорби», взваленной на плечи его героя. Вверх, по железным ступеням пирамидальной конструкции, он несет не бутафорский булыжник, а актрису Ирину Соколову, живой Камень, который норовит уцепиться за поручни и легко сбегает вниз по ступеням. Отчаяние и безнадежность вечной пытки переводятся в физическое страдание, в мучительное напряжение всего тела, когда дыхание прерывается и руки дрожат от непосильной ноши. Один раз, другой, третий — пока Камень не предложит сыграть в кости. Режиссер персонифицирует, «оживляет» Камень, делая его кем-то вроде Вергилия, одновременно искушающего и ведущего героя через все круги Аида. «Камень», это маленькое живое существо, уже так просто не сбросишь с горы, не избавишься от него. Как в сказках — волк или яблоня (колодец, щука, лягушка), Камень обещает награду за совершенный «подвиг». Он провоцирует Сизифа своим ровным мягким голосом: «Если ты выиграешь, я, так и быть, постою на вершине». Так начинаются игры. Камень спокоен от знания, которым обладает он и все мы. От знания того, что они с Сизифом приговорены друг к другу навечно. Сизифу только предстоит это понять, избавиться от одурманивающей надежды, пройти через пытку осознания своей участи и принять ее.

А. Борисов (Сизиф), И. Соколова (Камень).
Фото В. Постнова

«Игры» в этом спектакле перерастают себя, они предлагают путь познания. Это те же испытания или «пытки», через которые проходит сказочный герой, чтобы что-то обрести. Здесь, в спектакле, герой должен найти себя, пытки нужны для того, чтобы Сизиф очистился от иллюзий относительно гармонии мира, от надежд о будущем и сладкой ностальгии по прошлому. Некий обряд инициации, когда герой проходит через «огонь», «смерть», поверяется «гордыней», «любовью», искушениями… От уровня к уровню — постижение иррациональности этого мира, относительности всего сущего, тщетности попыток исправить внешними действиями свою судьбу, «fatum».

Игра в кости с камнем — первая встреча с разламывающим сознание иррационализмом, разрушение нормальной человеческой логики, доказательство того, что даже «дважды два не есть четыре». Тщетно Сизиф будет носиться с большим золотым яблоком от бога подземного царства Гадеса к Харону, пытаясь наглядно (поднося к их лицам половинки яблока) доказать, что целое больше, чем половина. «Я выиграл», — будет повторять Сизиф. Его наивному утверждению ответят смехом: «Половина больше, чем целое. Ты проиграл». Таких «перевертышей» в спектакле множество. Двойственность понятий свобода, героизм, бунт доказывается «играючи», просто. Словно то и дело переворачивают медаль, на которой изображен двуликий Янус. Ничто не абсолютно, человеческому сознанию не за что уцепиться.

Как и в случае с земными деяниями Сизифа. Сизиф — герой, за которым нет вины. Более того, с самого начала спектакля в нем ощущается мощная духовная целостность и сила. Он уверен в пути, который прошел. Кажется, вот стержень личности Сизифа — свободного, сильного, отвергающего право богов вершить его жизнь. Он дал людям воду, освободил их от смерти, обманул Гадеса. Он сам — равен богам. Куда уставшему, вечно ворчащему, влачащему свою бессмертную опостылевшую жизнь Гадесу до Сизифа. Но спустившийся в Аид Тезей на вопрос, что говорят люди о Сизифе, отвечает: «Сизиф — вор!» Гадесу нужно признание Сизифом своих грехов, он даже обещает отпустить его в луга блаженства ради этих нескольких слов. Сизиф же готов поступиться и вечным блаженством ради оправдания, сохранения смысла своей жизни. Но и это он поставит на кон. Для того, чтобы прекрасная Меропа, нежная и печальная звезда его, смогла подняться в небо, Сизиф, стоя на той же ступеньке, где так недавно вспоминал свою жизнь, прекрасную, земную, полную наслаждений и красоты, фактически откажется от прошлого, признав эту жизнь греховной. Это не поможет ни Меропе — улететь, ни ему — освободиться. И он опять потащит свой камень вверх по ступеням, ведущим вниз.

Двойное дно, парадоксы от Праудина. В Аид спустится Тезей, также претендующий на право быть Героем. В человеческом сознании он и есть герой древних боевиков, совершивший много подвигов, порубивший кого не попадя, в том числе и самого Сизифа. Правда, в исполнении Алексея Барабаша Тезей предстает большим ребенком с упрямой нижней челюстью. Он размахивает игрушечным мечом и разъезжает на милой резиновой лошадке, подвешенной на ремне. И вообще — производит впечатление самодовольного неразвитого, но обаятельного молодого балбеса. Уставший, много познавший Сизиф на его фоне выглядит мудрецом, спокойно взирающим на прыжки молодого барашка. Молодеческое ухарство слетит с Тезея сразу же, как только он окажется прикованным к волшебному железному трону Гадеса. Сизиф поможет ему вырваться на свободу. Тезей пропадет в голубой, теряющей в тумане очертание границ пропасти. В этом голубом сиянии — Земля, свобода, жизнь. Это одно из самых сильных искушений Сизифа. Искушение, «пытка» возможностью свободы, возвращением на Землю. Но предыдущие уроки не прошли даром. Сизиф остается на границе. Всё, ворота захлопнулись, этап пройден.

Сизифу постоянно приходится свершать свой выбор. Так, ему придется выбирать между смертью и освобождением. Между смертью камня и единственным, вполне реальным шансом на покой. «Спроси меня — кто я?» — опять заведет свою считалочку Камень. «Кто ты?» — устало бросит Сизиф. «Я — огонь». Сизифу надо будет его затушить. Он «задушит» в объятиях этот огонь, и Камень вдруг молча повиснет в его руках, сползет по железным прутьям на землю. Внезапная пустота. Кто же теперь постоит на вершине? Кого он понесет на эту вершину? Последняя, самая жестокая «игра» для того, чтобы Сизиф уже совершенно ясно, до конца осознал, что Камень — не средство обретения свободы, не кара, а близкое ему существо, единственное его абсолютное бытие. Он просит Гадеса об одном — оживить Камень. Правда, потом Сизиф все же рванется к вожделенной свободе, выбравшись из лабиринтов конструкции и скинув цепочку — кандалы. «Ты проиграл», — с тяжелым вздохом скажет Гадес. И Сизиф опять потащит Камень на вершину, уже радостно заявив ему: «Ты рухнул, я — проиграл!»

Он остается со своим Камнем. Вскоре Тезей вернется, уже «мертвеньким», в подземное царство. И будет недоумевать: почему люди на Земле величают героем Сизифа, вечно таскающего какой-то Камень? Он даже со свойственной ему наивностью попросит Сизифа дать попользоваться его булыжником. Тот, конечно, откажет, потому что «в этом тихая радость Сизифа. Ему принадлежит его судьба. Камень — его достояние».

«Я оставляю Сизифа у подножия его горы! Ноша всегда найдется. Но Сизиф учит высшей верности, которая отвергает богов и двигает камни». Режиссер оставляет Сизифа на вершине горы. Потому что отныне Сизиф спускается по ступеням лестницы, ведущей вверх. Потому что единственный путь не скатиться в преисподнюю, когда все вокруг, взвизгивая и торопясь, карабкаются на вершину жизни, — это вспоминать, кто ты и какая твоя работа.

Август 2000 г.