Володин позвонил ночью. «Знаешь, я подумал — мне осталась в жизни одна поездка. И я хотел бы поехать в Омск. Где-то я про него читал — то ли у Пастернака, то ли у Эренбурга. Он представляется мне таким белым городом, и в нем живут интеллигентные люди…»

Володин действительно давно никуда не ездил (иногда — Москва и несколько лет назад Америка — вот его маршруты). Поэтому совершенно безответственно, просто так, этой же ночью, я написала е-mail завлиту Омской драмы Оле Никифоровой: «Оля, Володин хочет в Омск. Что ты про это думаешь в принципе?» — и легла спать, поскольку две зимние поездки на премьеру «Происшествия, которого никто не заметил», поставленного под Новый год Владимиром Петровым, у нас благополучно сорвались (театр звал, но сначала был «Триумф», потом — Президентская премия, потом, потом…), и я понимала — никуда Володин не поедет. К тому же — лето, конец сезона, какие там поездки!

Утром в редакции меня ждала записка: «Марина, самолет 23 июня, 25 — спектакль, 26 — юбилей Ицкова, 27 — назад. Володин согласен. Билеты привезет Бутусов. Целую. Оля».

Как-то все вдруг сложилось, что обычно свидетельствует о покровительстве свыше. И то, что в репертуаре оказался «володинский» спектакль, и то, что рядом — юбилей Ю. Ицкова, которого Володин полюбил еще на «Балтийском доме», посмотрев «Академию смеха», и который играет «его», Автора, Володина в «Происшествии…». Словом, на самом деле, это было действительно — происшествие. Впервые за много лет А. М. Володин летел в театр «далеко от Москвы» (потом он предлагал именно так назвать статью о нашей поездке).

Фотографы Омска круглосуточно фотографировали А. М. Володина.
Фото М. Дмитревской

Я обещала ему, что в Омске будет хорошо, потому что там не бывает плохо. Он кивал, но уверенности не испытывал. Теперь говорит, что это были три замечательных, счастливых дня — от того момента, когда в 5 утра, у трапа самолета (где еще возможно такое?) его начали кружить девушки-русалки (а солнце слепило, и после ночи в самолете все вообще смешалось: Ю. Ицков с хлебом-солью, В. Петров без хлеба и Б. Мездрич без соли…). Потом, утром, у театра, в уличном кафе Гавриловны (см. № 10 «Петербургского театрального журнала» — об омских буфетчиках), толпа «цыган» так неподдельно искренне величала его («К нам приехал, к нам приехал Александр Моисеевич дорогой»), что в первый момент он принял их за настоящих (ведь солнце по-прежнему слепило, и водка была настоящая, и стены театра настоящие, и радость). С этого момента началось счастье трех дней в Омске.

На строительстве Агаирского монастыря. Б. Боймерс, А. М. Володин, О. Никифорова, М. Дмитревская.
Фото Б. Мездрича

— Счастье — это общение с людьми, — говорил Володин. — С близкими. Здесь я почувствовал этот круг людей. Когда мы сидели вечером после спектакля, это был уже большой круг. Омская драма — театр-Дом, и это чувствуется сразу. С этого вообще начинается театр. Если в Доме возникают ревность или зависть, — всё кончается. Хорошее общение с хорошими людьми, устремленными друг к другу, — это и есть счастье.

Это «происшествие, которого никто не заметил» (в смысле — российская общественность) — в какой-то степени памятник и Володину, сумевшему в очередной раз во всех смыслах «подняться и полететь», и Омской драме, способной организовывать подобные «безумства».

— Омск оказался таким, каким представлялся мне давно. Здесь люди больше чувствуют себя в Доме. Другие лица. Более достойные, более умные, чем в Петербурге, где все бегут. Нет, в Петербурге еще не так бегут, там все рассеянны, но двигаются потише, а вот в Москве уже вообще ни на кого не смотрят!

Вечером у театра.
Фото из архива театра

Целыми днями он общался, выступал по телевидению, встречался с актерами на скамейках возле театра. «Оля, я больше не могу слышать, что я великий и классик!» — жаловался он Никифоровой. «Раньше надо было думать, когда за ручку брались пьесы писать», — сурово и непреклонно отвечала завлит театра. Мы все очень много хохотали под ее чутким руководством. Был затеян даже «осенний марафон» с соперничеством актрисы Маши Степановой, исполнительницы главной роли в спектакле («Я тебя полюбил!»), и Оли Никифоровой («Я и тебя полюбил давно!») — «театр жизни», в котором Володин играл с удовольствием, как и его партнерши, и две скамейки у театра часами переживали «аншлаги» на этих импровизированных спектаклях (многочисленные фотокамеры запечатлели этапы и настроения). «Как вы спали?» — спрашивала его с утра Никифорова. — «Хорошо». — «Небось Машка снилась?!!!» Так начинался день. «И как тебе удалось сохранить такой юмор, когда сын в Петербурге, муж в Новосибирске, сама в Омске и мама болеет?» — поражался Володин, глядя на Олю Никифорову.

Впрочем, поражало его многое. Сперва — Юрий Ицков, которого он сравнивает теперь с Е. Евстигнеевым.

— Я вчера сказал Ицкову — я дарю тебе свою Маску «За честь и достоинство», а он обещал мне в ответ свою, прижизненную. Таким образом, у него будут честь и достоинство, а у меня будет лучший актер!

Потом — Маша Степанова, назначенная им в те дни «лучшей артисткой России».

— Представляете, она подарила мне свою фотографию!

Потом — спектакль «Отель на час» П. Ландовского, увиденный Володиным в первый вечер.

Ю. Ицков и А. М. Володин.
Фото М. Дмитревской

— После того, как наши танки вошли в Чехословакию, я ее полюбил безумно! Она — особенная страна. Там было поразительное кино — продолжение итальянского неореализма, но больше юмора, свободы, игры. Меня никогда не пускали туда, потом Ефремов ударил кулаком по столу — и я поехал туда с «Современником». И мне стало понятно что-то, и я понимаю, почему Ландовский так точно написал. Мне очень понравилась пьеса. Четыре замечательных актера — так не бывает (одного покажут — и на том спасибо!). Перед смертью Олег Ефремов говорил мне о том, что во МХАТе осталось три актера, что у следующих поколений нет ни способности мыслить, ни сердечного отклика на то, что происходит на сцене и в жизни. Другой режиссер мне говорил: нет красивых людей, к нам не приходят красивые женщины, они идут в другие места — туда, где можно заработать. То есть — нет красивых, мало умных, всё не то. А здесь! Так сохранен театр, такие красивые женщины — заглядишься, и такой умный Петров! Что он сделал из этого спектакля! Я писал это просто так. Сказочка. Ну, вижу — плохо, ну — не получилось, и больше я это никуда не давал, не перепечатывал, стыдился. А что в спектакле произошло — это все Петров. Ведь когда он решил это ставить, я подумал, что он недалекий человек, наверное, сентиментальный. Ну, бывает… Мысль, которая у него возникла по поводу этой неудачной сказочки, была неслучайна (он умный!). Всё, что я делал в жизни, — я писал про земное, но обязательно с внутренним ощущением чего-то высшего. И он соединил это в спектакле. Мама героини больна, сама она одета плоховато, всё трудно и худо — и вдруг оркестр, который играет Чайковского и участники которого входят в действие!

Я стихи плохо пишу, но у меня есть про это:

Ты, музыка, так беспредметна —
нет бань, собак, древесных крон,
а лепет флейт и громы медных —
лишь звуки. Боль, удар и стон.
В тебе я не ищу порядка.
Восторг с печалью пополам.
В тебе безмерно то, что кратко
и смутно жизнь шепнула нам.

Оркестр Евгения Шестакова создал это высшее. И вместе они так тонко подобрали куски, переходы… Это, в сущности, делает спектакль спектаклем блистательной формы.

А. М. Володин и Б. М. Мездрич на берегу Иртыша.
Фото М. Дмитревской

А как точно и тонко построены ее, Насти, Маши Степановой, взаимоотношения с Автором—Ицковым. Он подталкивает ее к чему-то, а у него не получается, он ее оберегает — не получается, отходит в сторонку, жалеет, иронизирует. Трудно с ней. Но как Ицков это делает! Мне захотелось быть таким же, как он, — добрым, мудрым, сострадательным. По-человечески. (Последнее было произнесено и на юбилее Юрия Леонидовича, и в аэропорту при расставании.)

В последний вечер А. М. поставил меня по стойке смирно посреди своего номера, налил рюмку и сказал: «Давай поклянемся, что сделаем все, чтобы омская драма приехала на гастроли и показала спектакли и чтобы „Происшествие“ показали по телевидению». Мы поклялись и выпили.

— Ненавижу благополучные концы, поэтому не люблю дописанный вариант «Старшей сестры», где она становится знаменитой актрисой. И противно, и стыдно. А здесь нет счастливого конца. И как Володя Петров сообразил его выкинуть! — говорил Володин на встрече с театром. Но конец нашего пребывания в Омске был счастливым, как и начало

— Даже странно, но Омск оказался таким, каким я представлял его себе, и еще лучше!

Июль 2000 г.