Так получилось, что в нашем журнале за прошедший сезон отрецензированы почти все оперные премьеры северной столицы, о чем свидетельствуют и последующие страницы музыкального блока. Поэтому позволю себе несколько комментариев к уже сказанному и некоторые дополнения по тем работам театров, о которых еще не говорилось.

В целом сезон подтвердил лидерство Петербурга в неблагодарном и сложном оперном деле. К счастью, не случилось ни одного спектакля, который бы тянул публику в излюбленный ХIХ век — век дорежиссерского театра. Почти все постановки (за исключением, пожалуй, «Лючии ди Ламмермур» в Мариинском) демонстрируют активность режиссерских замыслов, без коих никакие музыкальные красоты и достижения не способны создать спектакль как явление целостное. Другое дело, что режиссура сама по себе качественность художественного результата не гарантирует. Гарантирует качественность режиссуры. И лучшие работы сезона сию тривиальную мысль со всей очевидностью подтверждают.

Вот, к примеру, театр Мариинский.

Можно спорить с концепциями Й. Шаафа, предложенными в «Дон Жуане» и «Золоте Рейна». Можно не соглашаться с типично немецкой жесткостью решений, намеренной социальной актуализацией вечных сюжетов, ставшей уже вполне традиционной для европейского и мирового театра. Но… Во-первых, уже хорошо, что можно спорить, что есть материал для дискуссий о смыслах, трактовках, подходах. Это ценно само по себе. Во-вторых, в подобных постановках Мариинская сцена утверждает себя как зеркало современных поисков и в плане сценографии (интересны работы и Р. Колтая над Моцартом, и Г. Пильца над Вагнером), и в способах актерского существования. Это спектакли сегодняшнего дня — по духу и букве, по внутреннему наполнению и театральной технологии. И, наконец, это работы, просто изобилующие актерскими удачами, когда преодоление вокальных трудностей перестает быть самоцелью. Вот такого плана режиссерская работа и способствует росту труппы. Есть своя закономерность и в том, что именно эти спектакли и лучше других озвучены оркестром, сделаны певчески, интонационно. В них есть все для музыкантски настроенного уха, даже если кому-то не хочется поднимать глаза на сцену…

«Война и мир» — самый грандиозный и дорогостоящий проект последнего времени — надежд не оправдала, хотя в безволии такого мэтра, как А. Кончаловский, не заподозрить. Получился Голливуд а ля рюс, дайджест по хрестоматии, классный по своей броскости, но циничный по сути спектакль (особенно во второй, батальной части). Парафраз плаката «Родина-мать зовет», где героиню заменил мужик с дубиной русской войны. Сильно и пошло. Было обидно за Прокофьева, музыку которого замечательно играл оркестр В. Гергиева, пытаясь по возможности доказать, что классик ХХ века все же глубже плаката.

«Лючия ди Ламмермур» была поставлена в расчете на И. Джиоеву, которая такого подарка вполне заслуживала. Но она и осталась единственным светлым лучом в темном царстве сценической мертвечины (режиссер Д. Доиашвили, художник Т. Мурванидзе). Впрочем, о покойниках либо хорошо, либо ничего…

Интереснейшую версию «Пиковой дамы» показал Ю. Александров из «Санктъ-Петербургъ оперы» на сцене Эрмитажного театра, завершив свой авторский триптих по Пушкину (до «Пиковой» были поставлены «Борис Годунов» и «Евгений Онегин»). На лестнице бытия или лестнице истории он «сыграл» весь ХХ век, погрузив известный сюжет в коллизии другого времени. И дело не в том, что «Пиковая» подтвердила репутацию произведения вечного и актуального в любую эпоху. Дело как раз в другом — в том, как конкретен на сцене каждый период нашей собственной истории, дело в деталях, отобранных предельно точно и содержательно, в емких и лаконичных приметах начала века, Первой мировой войны, зловещих 1930-х и современного казино. Не размытый ХХ век вообще, а ясный, знакомый, трагический на каждом своем этапе и воплощенный в живых человеческих судьбах, как никогда тесно сопряженных со Временем, зависимых от него.

И еще можно сказать, что такого Германа, каким сыграл его В. Алешков, русская сцена еще не знала. Предельно узнаваемый в каждом своем проявлении, он воплотил героев русского искусства и жизни с разъятым сознанием — от Поприщина и Раскольникова до театральных неврастеников начала века, до киномеханика товарища Сталина. Германн-Герман — юродствующий и действительно безумный, он примеряет маски до полной потери себя, до самоуничижения и самоуничтожения. Процесс изживания героя и человеческой личности как таковой — самый страшный итог этого спектакля, итог века и тысячелетия.

Я понимаю, почему после такой «Пиковой» Александрова повлекло в оперетту — самый далекий от реалий жизни жанр. «Прекрасная Елена» Ж. Оффенбаха и поставлена как игра оперы в оперетту. Чтобы оттянуться. Оказалось, это не легко. В том прямом смысле, что спектаклю пока не хватает легкости, он грузноват, но при этом ненатужно весел, не лишен остроумия и исполняется с отчаянным удовольствием. Остается надеяться, что к удовольствию прибавится и такое же умение скрыть работу блеском мастерства. В любом случае освоение Оффенбаха — шаг по ступени роста в профессии полезный.

Правда, некоторые театры доказывают, что не всякий спектакль — шаг. Иногда это топтание на месте. На обжитом и привычном. Так Малый оперный — им. М. Мусоргского поставил «Отелло» Д. Верди. Так он ставит последние десять лет, т. е. ставит главный режиссер и художественный руководитель театра С. Гаудасинский. Как топором рубит — грубо и зримо. Во славу Эффекта. На публику это действует безотказно, подобным аплодисментам может позавидовать любой театр. Еще можно позавидовать режиссерской подкованности в смысле ремесла. Тут Гаудасинский — мастер. У него все входы, выходы, кульминации и спады на месте. Рисунок движений героев ли, массовки выполняется по законам армейской дисциплины. Все здесь слажено и придумано: явление Отелло на носу корабля — акцент, кровать на палубе — лирика, Яго с черепом бедного Йорика в руках — апофеоз зла. Все по полочкам, сбитым крепко, на века (т. е. из вековых штампов). Одно неясно — где образность? где вибрация смыслов? где искусство? Буквы алфавита вроде на месте, слова сложены, а художественного текста нет. И плюс некачественное пение, и плюс усредненно аккомпанирующий оркестр А. Аниханова. В целом — минус результат.

Театр «Зазеркалье» в этом сезоне по обыкновению экспериментировал в новых жанровых сферах, когда не скажешь, что это — опера? музыкальный спектакль? драма на музыке? Вот и «Соловей» — «даосская притча» (см. рецензию в этом номере). Я лично подобные эксперименты всегда готова приветствовать, помня, что подлинно новое как раз и рождается на стыке жанров (правда, результат предпочтительно отделить от намерений). Показал себя театр и в классике жанра — концертным исполнением «Богемы», за которым должна последовать постановка.

Сезон закончился, сезон продолжается…

Сентябрь 2000 г.