Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах нашего театра и уважаемых мною режиссеров ты один мне поддержка и опора, о великий, свободный, могучий русский язык.

Один мой театральный знакомый любит применять к увиденному в театре слово «ботва». Я всегда поражаюсь точности этого живого русского определения — мол, господа, что выросло, то выросло, одна трава, которую и есть нечего. Нет плода, корня, отсутствует то, ради чего совершаются сельскохозяйственные посадки на грядах искусства.

Юрий Бутусов, нешуточная надежда петербургской сцены, увенчанная всеми возможными наградами, особенных успехов достигший в диалогах с Бюхнером, Беккетом и Пинтером, объявлял возможными для себя постановки «Идиота» и «Шейлока», но вдруг поставил «Клопа». Не скрою, зрительское предвкушение «Идиота» было сильнее и заманчивее (как перейдет Бутусов с мелководья европейской драмы в океан отечественных страстей?), но и «Клоп» вызывал любопытство. Драматургия Маяковского вряд ли пережила последнее десятилетие (как и драматургия Эрдмана), но несомненно пережил его «весь Маяковский» — поэт ХХ века, на исходе которого молодой режиссер решил посмотреть на него свежими, нынешними очами. Ежели театр до бесконечности ставит «всего Гоголя», то чем хуже судьба «всего Владимира Владимировича»?

За это время на бутусовских грядках выросли и зарумянились, поспевая, молодые актерские плоды: Михаил Трухин, Михаил Пореченков, Константин Хабенский. Театральная популярность оказалась ничто по сравнению с их телевизионными успехами. Каналы TV, трудясь наперебой, превратили их во всенародно известных «ментов», агентов национальной безопасности — и улицы и площади России разворачиваются в марше, завидев бутусовских звезд. А ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно? Значит, кто-то хочет, чтобы они были?.. Блестящие, пустые «плевочки» телевизионной славы молодых артистов — вот «предлагаемые обстоятельства», в которых делал Бутусов своего «Клопа». Казалось, он противопоставит этой пустоте иные театральные смыслы — «Нате!»

Что выросло — то выросло. Выросла, господа, «ботва».

«Ботвить — роскошно щеголять, чваниться, тщеславиться богатством, бахвалить, пускать дым, пыль в глаза, кутить, гулять, мотать», — сообщает нам В. И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка». В «Клопе», исполняя в течение полутора часов однообразные хореографические экзерсисы балетмейстера Н. Реутова (полноправного соавтора спектакля) на музыку «Время, вперед!» и «Очи черные», создатели «Клопа» именно что «щеголяют», «пускают дым» и пр. В спектакле нам не представлено никакого содержания кроме физического наличия на сцене широко известных актеров. Толпы девушек, которых в иные времена именовали «петеушницами», воодушевленно фотографируют их — полуобнаженных, упругих, молодых — физически, не на экране существующих. Видеть их — настоящее счастье! Звезды нашего утреннего телевизионного неба поставлены Ю. Бутусовым в положение Присыпкина, который, как известно из пьесы (в спектакле существуют лишь ошметки ее), попал в зоопарк будущего экспонатом «из прошлого». Детки в клетке. На актеров любуются, как на животных в зоопарке, а они энергично отплясывают, оттанцовывают, пылят. Что? Где? Когда? В смысле — что происходит? Где происходит? В каком тысячелетии? Они, кому долженствовало быть Рогожиными и Шейлоками, непереносимо долго исполняют физкультурные упражнения с развевающейся шелковой тканью, которые годятся разве для этюдов второго курса, и морочат зрителя репетициями танго с Олегом Баяном. Они изображают нэпманов, несущихся на тройке, и радуются!.. Порадовались бы сами себе — и разошлись, не имея что сказать людям. Но нет, в «Клопе» «ботва», не имеющая корня, разрослась буйно, заняв всю грядку. Ее листва колышется в спектакле обширными декоративными лопухами коллективного профессионального «бахвальства» (см. Даля), самодостаточности, самодовольства, а потенциальные рогожины и мышкины напоминают группу «На-на» с рекламой дубленок на голых телах.

Недоразумение — не более, не менее. Театральный казус… Литератор «из бывших», нежно относившийся до сей поры к нервным театральным опытам Ю. Бутусова, я бежал из театра с одной простой мыслью — почему неудавшиеся черновики, наброски, пробы пера, только что вышедшие из-под руки, кладут в ящик, а не публикуют (разве после смерти), а сценические эскизы — нет? Впрочем, «Клоп» как раз сыграл «в ящик», но уж в другом, печальном значении этого живого великорусского выражения.

Сентябрь 2000 г.