«Школа для дураков» (по роману Саши Соколова). Формальный театр.
Автор спектакля Андрей Могучий

Авангардист — тот, кто впереди, кто имеет пророчески острое чувство времени. Если ты в авангарде — значит один. Авангардист, как известно, не должен быть признан современниками, а только потомками. Провидческое бормотание его откровений вызывает дрожь узнавания будущего, они малопонятны или даже смешны. В его призвание можно только верить, но объяснить, разложить на составляющие разрушительный напор его искусства невозможно, как невозможно проникнуть в природу стихии.

Сложно оставаться отверженным и непризнанным экспериментатором в театре. Театральный режиссер, не важно, стоит ли он в авангарде или причислен к сплоченной массе традиционалистов, занят тайной театральности. Театр даже самых культурных форм сохраняет природу примитивного зрелища, в котором создатель и публика связаны энергетической общностью ритуала. Театральный режиссер — один из немногих, кто так и не сумел оборвать пуповину, связывающую его со зрителем. Он может остраняться и заигрывать с публикой, нагромождать изысканные смысловые структуры или вдруг обнажать скелет своей мысли — но единственной целью его остается тот момент, когда душа зрителя захватывается тугим кольцом действия. Театральному авангардисту не суждено остаться непризнанным, ему рано или поздно придется услышать овации.

Редкий авангардист долго остается авангардистом. Не всякий экспериментальный акт может долго оставаться актуальным.

Андрей Могучий — единственный признанный авангардист современной петербургской сцены. Уже в течение нескольких сезонов гонимая в прошлом студия Формальный театр обживает пугающе обширные пространства театра «Балтийский дом». Вначале это были только собственные спектакли Могучего на чужой территории, а со временем стали появляться и совместные проекты. Типологизировать их не сложно: это премьеры и ремейки. Больше года назад вышла «Шамбала» — оригинальный проект А. Могучего и «Балтийского дома». А «Школа для дураков» (как и «Лысая певица») — возобновленный старый спектакль Формального театра. Отношения «Балтдома» и Могучего чем-то напоминают голливудскую практику работы с независимыми режиссерами, от которых ждут не только новых продуктов, но и американских версий их известных постановок.

Сцены из спектакля.
Фото В. Постнова

А. Машанов и Д. Воробьев в сцене из спектакля.
Фото В. Постнова

«Школа для дураков» — воспоминание о спектакле 1998 года, поставленного по роману Саши Соколова вместе с актерами театра «De Gater’87». Или, может, это почти идентичная копия? Как Ван Дейк или Рубенс с учениками создавали многочисленные варианты ставших популярными картин, так и Могучий вновь и вновь возвращается к собственным лучшим произведениям. Кощунственно утверждать, что авторский ремейк не может обладать художественной ценностью, к тому же можно вспомнить о явлении серийности в современном искусстве. Но повторение — шаг к запоминанию в вечности, то есть приближение к статусу классики. А. Могучий повторяет старые спектакли, правда, с новыми актерами, намекая на непреходящую ценность своих открытий.

Герои спектакля-воспоминания действуют в сложной реальности снов, бреда, вскрытой при помощи театральных средств плоти человеческого сознания. Зритель вспоминает вместе с актерами, сравнивает происшествия своего детства с тем, что помнит главный герой, раздвоившийся в зеркале снов на два персонажа. Каждое детство похоже, когда его вспоминают. А. Могучий с профессионализмом механика разбирается в аппарате памяти. Вспышки-сцены монтируются в напряженное движение действия. Логика сценической драматургии спектакля — может быть, современная, но никак не авангардистская. Пьесы новых драматургов в петербургских театрах разыгрываются давно и тонко, с пониманием их особенностей. Современный драматизм не требует ярко высвеченных конфликтов, развернутых разговоров, четких характеров. Обрывки слов, молчание, синкопирующее движение мысли — выразительность нового драматизма. Все это А. Могучий прекрасно использует в «Школе для дураков», не желая опровергать, разрушать, бороться с устоявшимся и принятым. Так авангардист превращается в современного художника.

Спектакль сочиняется режиссером при помощи хорошо знакомых его зрителям средств. Актуальные открытия visual arts занимают Могучего не меньше, чем новые театральные формы. Собственно, его театр вырос из конкретного художественного жанра — перфоманса. Инсталляции, объекты вживлены в действие его спектаклей. Обилие актуальной художественной выразительности — необходимое условие игры. Актеры Могучего прекрасно ориентируются в этом пространстве, а чужаки могут заблудиться. В «Школе для дураков» играет смешанный состав, не обладающий стилистическим единством. Актерам «Балтдома» не отказаться от искушения быть правдоподобными. От них не требуется ничего, что напоминало бы реальность, предполагается игра по новым правилам, с новым текстом и новыми театральными средствами. Они же сочиняют характеры для персонажей, трогательно произносят монологи. Режиссер оставляет на полях театрального текста пустое пространство для импровизации, но робость привычных к четкой линии рампы лицедеев не позволяет актерам марать его.

Эксперимент заменили воспоминанием об эксперименте, и в итоге получился неплохой спектакль. Образы памяти — осенние листья шуршащим потоком заполняют сцену, смутные силуэты ушедшего отливаются памятью в драгоценные сувениры. Жизнь героев Могучего — воспоминание — то, чего давно уж нет, что за границами времени.

Школьные истории рассказываются двумя неразлучными персонажами. Мальчишки-братья, вечно вздорящие и неразлучные, — части больной души героя. Раздвоение персонажа — условность, объясняющая многое в структуре спектакля Могучего. Внутренняя его конструкция удивительно жесткая, звенья действия соединены прочно в целое. А, как известно, единство — одна из важных характеристик классического произведения. Могучий намеренно избегал в своем новом произведении недоговоренностей, случайностей, неясного движения.

«Школа для дураков» — добротный, хорошо читаемый продукт современной режиссуры, авангардистское откровение, переведенное на доступный язык. Видимо, сложно быть авангардистом, когда приходит успех. Абсурдное превращение в классика авангарда совершенно в духе Могучего — то ли ироничный жест, то ли искренне принятая роль.

Сентябрь 2000 г.