Antoine Tchekhoff «Танго беллетриста».
Омский академический театр драмы.
Пьеса Натальи Скороход.
Режиссер Анатолий Праудин, художник Татьяна Швец
Антон Павлович Чехов о детях и для детей не писал. Есть, конечно, Ванька Жуков, но…
Режиссер Анатолий Праудин для детей ставил. В Екатеринбургском ТЮЗе. Потом в Петербургском. И о детях ставил. Несмотря на все «но», к категории детей-подростков можно отнести его Печорина, его Мери, его Чацкого, его Софью и т.д.
В спектакле «Танго беллетриста» есть только один взрослый — сам Антон Павлович, доктор и беллетрист. Как беллетрист он автор, создатель, или метафизический отец, всех других персонажей — героев «Предложения», «Медведя» и «Дамы с собачкой», мужская половина которых прибегает к его услугам как доктора. А перед докторами мы все робеем. И доктор всегда старше и мудрее пациента.
Как и полагается взрослому, Чехов (Валерий Алексеев) сдержан, замкнут, немногословен, больше наблюдает. Не спорит. Словом, мудр.
Как и полагается детям, другие персонажи крикливы, обидчивы, импульсивны, смешливы, самонадеянны. Когда им плохо, бегут к взрослым.
В.Алексеев (Чехов). Фото В.Шевырногова
Спектакль начинается с визитов к доктору господ Ломова (Евгений Смирнов), Смирнова (Моисей Василиади) и Гурова (Михаил Окунев). Издерганным житейскими неурядицами Ломову и Смирнову Чехов прописывает в качестве лекарства от всех напастей жизнь семейную и выдает талончики к девице Чубуковой и молодой вдове Поповой. Гуров признан здоровым, впрочем, заключение Антона Павловича остается тайной. Из безмолвно протянутой ему бумажки Гуров сворачивает фунтик, в который начинает демонстративно стряхивать пепел. Надо добавить, что он — единственный из пациентов, кто знает, как себя вести у врача, то есть знает, что надо снимать, когда говорят: «Раздевайтесь!». Вполне взрослый мальчик, по крайней мере, очень самоуверенный на фоне застенчивого, болезненно скромного мальчика Ломова и развязного, грубоватого (все от той же застенчивости) паренька Смирнова. Их поведенческая детскость не мешает первому быть обладателем лысины, а второму — седеющих усов.
Самоуверенный Гуров самостоятельно, как взрослый, выбирает себе Даму — с собачкой. Он сам обращает внимание Антона Павловича на Анну Сергеевну. Уж он-то от г-на Чехова не зависит. Он сам себе взрослый. Вот только как познакомиться с приглянувшейся незнакомкой? Предложить косточку шпицу. И старательно завернутая в белоснежный носовой платок косточка появляется из внутреннего кармана: она хранилась у самого сердца… Так Анна Сергеевна (Ирина Герасимова), милая, смешливая, замужняя, знакомится с незнакомым дяденькой.
А вот девица Чубукова (Татьяна Прокопьева) знакома, видно, с Ломовым с детства. Вместе в казаки-разбойники играли или по деревьям лазали, причем лазала-то Чубукова, а Ломов просто смотрел. Вот и недоумевает великовозрастная пацанка в галифе и фуражке, чего сосед-то во фрак вырядился. Сосед обещает быть кратким, протягивая любовное объяснение на десяти страницах, в начале которого и значатся всем известные Воловьи Лужки. Душераздирающий крик Чубуковой «Па-а-апа-а-а!» звучит как клич, и эта пацанка бросается в бой: лихо метит она в лоб неудачливого жениха скомканными листами предложения, после чего вываливает всю шелуху из-под гороха и сладострастно расписывает его лицо сажей. Так взрослые воспитанные люди не спорят. Удар мешком по спине отправляет Ломова в нокаут. А в руках у Чубуковой уже двустволочка. Ломов мужественно держится, твердя сквозь слезы: «Мои! Мои!», но ему ничего не остается, как ретироваться. И тут-то выясняется, что Чубукова все-таки девица, потому что, узнав от отца намерения Ломова, вдруг как завопит: «Вернуть!»
М.Василиади (Смирнов), Н.Живодерова (Попова). Фото В.Шевырногова
Вдова Попова (Надежда Живодерова) — тоже оказалась сильной девочкой. Даром что теряется, в вуальке путается, чуть не плачет, а денег, что покойный муж задолжал, не отдает. И так волнительно требует у Смирнова, чтобы он покинул ее… Но он-то настоящий мужчина, поэтому дает понять, что все ее девчачьи фокусы не пройдут. Но как не зауважать, когда хлипкая девчонка требует револьвер и готова стреляться?
Успех в ухаживаниях только у Гурова. Большой успех. Он с Дамой уже побывал в вишневых кущах (над сценой парит кольцо-качели из вишневых веток) и улетал на качелях любви прямо в поднебесье. И был шепот на ушко ей — и в ответ ее глупый смех. А то, что застал их вместе Антон Павлович, так это даже забавно. Почему бы не представить Даме своего… приятеля — известного писателя Чехова? Она, оказывается, знает сочинения того и, смеясь, спрашивает у своего создателя, действительно ли тот думает, что скорее можно встретить рогатую кошку, чем верную женщину. А ведь сама — чужая жена. Что за самонадеянное бесстыдство! И деликатный Антон Павлович отшучивается. И что самое аморальное — эта самовольная пара оказывается наиболее счастливой.
Ведь, по замечанию самого доктора, главное в семейной жизни — влечение полов. Тут ревнители великой русской литературы могут быть недовольны, если не вспомнят, что у Чехова, первого из наших великих, именно по этой причине люди и сходятся (правда, в брак вступают и из более прозаических соображений). И что именно такие союзы заключаются на небесах. Так что живите по своим рецептам. Занимайтесь самолечением.
Но, как известно, неисповедимы пути Господни или автора. Чехову в спектакле приходится решать сложные задачи, ведь дети, когда им чего-то не хватает, бегут к взрослым. Вот и бросаются разгоряченные, недовольные разворотом событий персонажи к автору, требуя от последнего то барьера (чтобы стреляться), то Его (чтобы вернуть), то воды (это когда уже совсем плохо). В этой сумятице требований проще исполнить одним жестом все желания: собрать всех (тогда точно, его не пропустишь) у барьера воды, то есть на ялтинском пляже. А заодно показать, что получается с самоуправцами. Потому что ребенок, когда чувствует вину, просит прощения у всех. И переживает свою «порочность» как катастрофу. Вот и появляется Анна Сергеевна в черном глухом платье — грешница, чтобы бежать от остальных персонажей в светлых пляжных одеждах, унося свой позор, как чемодан. Ведь Гуров оказался вовсе не взрослым, а просто мальчишкой. Вот он стоит среди других в матроске, с паровозиком в руках и делает ручкой. Гудок возвещает, что начался… антракт.
Одна из загадок этого спектакля — его название. Долго мучаешься, какое отношение имеет танго к беллетристу, то есть к Антону Павловичу. Чехов дожил до ХХ века, но не до эпохи танго. Впрочем, в каком еще танце так выразилось влечение полов? Но прежде всего танго ждешь. И ожидание зрителей в начале второго акта вознаграждено: все три пары склоняются в сладострастном изгибе. Вот они — группа персонажей. И г-н Гуров, и г-жа фон Дидериц — здесь вам и место… Впрочем, зритель не успевает задаться никакими вопросами и понять, зачем вдруг возник перед ним этот танцкласс. Все его внимание приковано к паре Чубукова — Ломов, которая ухитряется соединить танго с корридой (видно, все же танго для них — слишком взрослый танец). Красный платок играет в руках девицы, не надо говорить, кто бык. И вот один из партнеров уже брошен страстным движением на пол. Восторг и овации публики — концертному номеру.
Но именно во втором акте и выясняется, что единство персонажей — мнимое.
В сцене объяснения Гурова с Анной Сергеевной он уговаривает ее бороться за любовь, устраивать тайные встречи. Вся эта очень нервная сцена происходит при закрытых дверях с музыкальным сопровождением из Верди — дуэтом Виолетты и Альфреда. В чеховском рассказе встреча Гурова с Анной Сергеевной состоялась в театре на «Гейше» (ирония казалось бы случайного названия). У Праудина же — «Травиата». И удивительным светом спектакля вдруг высвечивается основной мотив рассказа и оперы. Им оказывается невозможность предложения. Трагедия (или драма) Гурова и Анны Сергеевны, как и Виолетты с Альфредом, в том, что один не может сделать, а другая — принять предложение.
Впрочем, у Праудина «Травиата» — лейтмотив всего спектакля, разнообразно обыгрываемый. Вспомним, что Гуров у Чехова, как в пьесе Н.Скороход, пел в частной опере. А в спектакле Праудина можно увидеть и такую историю: г-н Гуров не мог придумать собственный сюжет для своего романа, вот и позвал Анну Сергеевну в мир созвучий «Травиаты». И стала она падшей женщиной. А зрителю, знающему финал «Травиаты», может почудиться ее печальный конец…
М.Окунев (Гуров), И.Герасимова (Анна Сергеевна). Фото В.Шевырногова
Т.Прокопьева (Чубукова), Е.Смирнов (Ломов). Фото В.Шевырногова
В этой их единственной сцене выясняется, что они стали … взрослыми. Ничто так не старит людей, как опыт любви. И следовательно, они стали … скучными. Как скучен в этом спектакле и другой взрослый — Антон Павлович. Из их истории навсегда ушли трюки и аттракционы, бьющие ключом и приводящие в восторг зрительный зал. Их история чахнет, как заброшенная Создателем земля. Как роман, который Гуров взялся сам сочинить, и надорвался.
Зато в двух других историях забавы становятся все брутальнее. Автор выполнил все желания «правоверных» персонажей. Девице Чубуковой возвращен Ломов. Кстати, сама Чубукова, пройдя инициацию танго, приняла приличествующий девице вид. Вот она, в шелку и кружевах, с высокой прической и на высоких каблуках, так и трепещет под взглядами Ломова. А он тростью робко теребит ее кружевной платок. Еще минута — и она упадет в его объятия. Но секунда — и разговор переходит на «псовую тему». И детей снова понесло…. И уже вызван благородный отец (Виктор Павленко), у которого в руках оказывается знакомая двустволочка… И никакие слезы и мольбы дочери не остановят меткий выстрел в спину неосторожного жениха… И тут Чубукова доказывает, как сильно она хотела выйти замуж. Так хотят только дети. Выпитый бутылек яда устремляет ее душу к жениху, на груди которого, предварительно подергавшись, затихает ее тело. Отец скорбит над «Ромео и Джульеттой». Зал вторит ему гомерическим смехом.
Для госпожи Поповой, в свою очередь, найден пистолет, из которого она намерена стрелять в г-на Смирнова, желающего уже только одного — жениться на этой пылкой женщине. Но нет никого упрямее упрямой девчонки! Отказ следует в самой категоричной форме. Отвергнутая любовь подростка! Что остается ему, как не пойти и не застрелиться из того же пистолета? И что остается ей, как не пойти и не застрелиться из того же пистолета? Такова трагическая сила любви, вернее, любовь должна быть трагической, если у нее есть сила.
Вообще на спектакле Праудина, в соседстве «Предложения», «Медведя» и «Дамы с собачкой», сквозь взрывы хохота, которые на этом спектакле сотрясают зал, чувствуешь, насколько это трудная и важная вещь — предложение.
Итак, стоит, склонившись над трупами, безутешный отец. Но рано отчаиваться: Чехов Антон Павлович — врач и автор — за результаты своего лечения героев отвечает. А как взрослый он должен наградить послушных детей. Поэтому и отдает распоряжение подручным санитарам — принять соответствующие меры. Ведь стоит только эти трупики еще немножечко расстрелять, как они восстанут (минус на минус дает плюс), готовые к брачной развязке, к возгласам «Целуйтесь!» и шампанскому… Словом, смиренные персонажи вознаграждены по заслугам. А несмиренные — Анна Сергеевна и Гуров, запутавшись в своих отношениях, сами себя наказали. Что же удивительного в том, что на брачном празднике жизни они не находят себе места? Ощущение «несчастности» жизни — вообще удел взрослых людей…
Наконец-то родитель может отдохнуть. Наконец-то автор доволен. Он восстановил все свои авторские права. Он утвердил себя как создателя этого мира. И (лавро)вишневый венок, на котором Гуров с Анной Сергеевной хотели улететь в небеса, оказывается, принадлежит ему. Демиург навел в этом мире порядок и, посмотрев на него, признал: «И это хорошо!». Что же странного, если он «утомлен, как балерина после пяти действий и восьми картин…» И Анна Сергеевна, не задавайте, пожалуйста, вопросов, почему вы несчастны. Как известно, русская литература ставит диагнозы, а рецептов вовсе не дает. Если же недовольны своим уделом, подавайте в суд на автора, он разрешает.
Если бы это был финал, то получился бы очень моралистичный спектакль.
О том, что взрослых надо слушаться, о том, что блаженны смиренные, ибо создатель (можно и с большой буквы) о счастии таких и заботится. Но Праудин со Скороход готовят автору, решившему почить на лаврах, сюрприз.
Ведь теперь Антону Павловичу в этом мире принадлежит все, в том числе и финал «Травиаты». Автор сделал свое дело, автор должен уйти. И возносится великий русский писатель на небеса, деля судьбу с чахоточной героиней великого итальянского композитора.
Вот тут-то персонажам бы и ликовать, что освободились от надзора, что автор мертв, а они живы. Но в спектакле все они — очень порядочные и благородные люди, добрые дети, потому и грустят, что Чехов скончался и тело великого русского писателя повезут на Родину в вагоне для устриц. В итоге у спектакля очень серьезный патетический конец. Возможно, у русского актера сердце никогда не позволит ликовать по поводу смерти Чехова.
Ирония судьбы: смерть Чехова — это возможный сюжет для его же рассказа. В его записной книжке это значилось бы так: «Известный русский писатель Ч. умирает за границей, его тело привозят на Родину в вагоне для устриц». Возможная ирония Праудина: границы между персонажем и автором зыбки.
М.Василиади (Смирнов). Фото В.Шевырногова
Омский спектакль Праудина должен бы называться «Уроки беллетриста» или «Рецепты врача», если верить рассказанным в нем историям. Но Праудин ставит для детей (пусть они и считают себя взрослыми), которых, как известно, нужно поучать развлекая. Ведь дети любят развлечения. Поэтому ткань спектакля нашпиговывается трюками и аттракционами. Остроумными и блестящими. Каждое движение на сцене вызывает реакцию в зрительном зале. Праудин — выдающийся режиссер-бихевиорист. Потому что если натура у зрителя здоровая, непредвзятая, не реагировать она не может. Детей манит все, что для них запретно. Манит то, что скрывается за страстным названием «Танго беллетриста». За таким названием ждешь увеселительного концерта. Спектакль Праудина, изобилующий самодостаточными трюками, — и есть концерт отдельных номеров, в котором отсутствуют видимый общий сюжет и логика, понятная простому зрителю. Вернее, они не востребуются. Но все веселое когда-нибудь заканчивается. И зрителя ждет скучный финал с моралью от Чехова. Возможная его ирония убита предыдущим ходом спектакля.
Зато трудно представить пытки, которые испытывает на «Танго беллетриста» предвзятый зритель, пришедший насладиться Чеховым: его «Предложением», его «Медведем» и самое главное — его «Дамой с собачкой», пришедший созерцать, как это соединено. Такому зрителю трудно принять, что все здесь происходит не столько по Чехову, сколько по Праудину и Скороход. Ему бы следовало обратить внимание, что на афише на месте автора значится Antoine Tchekhoff (так в спектакле отрекомендовывается Антон Павлович), а на месте жанра — «Пьеса Натальи Скороход». И последнее очень точно. Пьеса Скороход для Праудина — это жанр. А Antoine Tchekhoff — коллективный псевдоним Чехова и Скороход. Во времена постмодернизма бывают и такие соавторы.
В Омске Анатолий Праудин поставил, наверное, свой самый дневной, хотя не самый ясный спектакль. Что ж, такой, видно, гений Праудина.
Встреча Чехова и Праудина на Омской сцене закончилась победой Праудина.
Встреча Академической драмы и тюзовского режиссера закончилась победой ТЮЗа.
Чехов пишет о детях и для детей. Во всяком случае, в «Танго беллетриста». Вернее, нового детского писателя зовут Antoine Tchekhoff. Знакомьтесь!
Февраль 1999 г.
Комментарии (0)