Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

СМОТРИМ, КТО ПРИШЕЛ

ДВА СПЕКТАКЛЯ СЕРГЕЯ КАРГИНА

Похоже, в самом деле пришел: у него свой голос и, можно поручиться, есть что сказать.

Ученик Льва Додина. Но его спектакли не растворяются ни в «школе мастера», ни в новейшей питерской палитре последних лет. Сама эта палитра (грех жаловаться, не бедная сегодня) такой краски еще не знала.

Да это и не «краска». Это, коллеги, «линия». У него и художник, однокашник Кирилл Пискунов, — соответствующий: оба гнут свою общую линию. Но это и не та «проволочка» психологического рисунка, что прихотливо завивалась в руках Эфроса. Под недрожащей рукой у этих дебютантов выстраиваются прочные каркасы небанальной архитектуры. Дело не только в пластической выразительности, само действие — также архитектура.

Интеллектуализм этого театра очевиден, и он органичен. Сколько уже мается наша сцена, подступаясь к драме абсурда, уже давно натурализовавшегося в жизни, обступившего эту самую сцену! Недолет, перелет, недолет… И вот, слава Богу, приходят молодые люди с Уайлдером и Пушкиным и с таким точным, веским представлением об изменившихся, давно не эвклидовых параметрах нашего мира, что и Бэккетом можно не экзаменовать.

Итак, у действия тугой каркас, без виньеток. Лаконизм программен, содержателен. Режиссура афористична, вслед за Уайлдером, чей «Долгий рождественский обед» длиной в спектакль короток и емок, как человеческая жизнь. И тем более, вслед за Пушкиным: его «Русалка» не случайно примыкает к «Маленьким трагедиям»: лаконичнее только надпись на кольце Соломона.

«ДОЛГИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ОБЕД»

Камерная сцена МДТ — малюсенькая. Спектакль идеально вписан в это почти отсутствующее пространство. Сценой становится сам длинный белый стол, стулья с высокими решетчатыми спинками, пропускающими свет. В строгой графике сценографии К.Пискунова и совершается ритуал рождественского обеда нескольких поколений семьи Бейярд.

Удивляет и радует в дебютной режиссуре естественное соответствие спектакля поэтике пьесы-притчи, благородство пропорций (архитектура!). В одноактовке Уайлдера спрессованы полвека, а пространство крошечной сцены кажется разреженным. У каждого здесь есть свое время, место, у каждого свое рельефное соло, при этом все получает смысл лишь в целостности действия. Неизменность ритуала, на фоне которого сменяются поколения, предполагает особую значимость актерского ансамбля спектакля. Драматическим сюжетом становится сам ход жизни; этот крупный сюжет предполагает чрезвычайную вескость сжатого сценического существования героев.

Каждый персонаж проделывает полную параболу своей судьбы, не отходя от рождественского стола. Возникает полифония, сплетение экзистенциальных мотивов, варьирующихся с каждым витком семейной саги, передаваемой как эстафета, достигающих в итоге едва ли не органного звучания. В калейдоскопе рождений, жизней, смертей, исторических эпох и стилей поведения — абсурдность и человечность. Молодой режиссер с какой-то яснополянской простотой и глубиной сопрягает и то и другое, так же как оперирует временем, бесконечно тянущимся и быстротечным.

«Долгий рождественский обед».
Фото В.Васильева

«Долгий рождественский обед». Фото В.Васильева

Двенадцать актеров, в основном — молодое поколение Малого драматического, существуют, по сути, в экстремальных, жестких «предлагаемых обстоятельствах», создавая выразительный, пластичный образ бытия, жестокого и нежного, цепкого и хрупкого. Притчевый, интеллектуальный план спектакля не умозрителен, по-настоящему глубок, не исключает яркой эмоциональной партитуры действия. Каждый герой успевает оставить свой индивидуальный «узор» на «стеклах вечности» — настолько, чтобы уход каждого из них звучал как горестный удар колокола. И.Тычинина. М.Богданова, Л.Алимов, О.Гаянов, Н.Николаев, В.Пичик — их короткий длинный ли, путь в спектакле вносит свою ноту в общий аккорд драмы бытия. Лючия-первая (И.Тычинина), пожалуй, служит камертоном, настраивающим все действие. С возрастом, утратами, ходом времени героиня словно развоплощается, становится душой этого дома. Стареющая, одинокая, полная горечи ее дочь Дженевива (М.Лобачева) и молодая невестка Ленора (Н.Калинина), нежданная простушка в доме Бейярдов — эта пара может напомнить Ольгу Прозорову и Наташу из «Трех сестер» (не последний, как мы увидим, привет от Чехова в пьесе Уайлдера). Но как убедительно шлифуют время, горе и стены дома эту простую душу…

Ветшает и пустеет родовое гнездо Бейярдов, напоследок давая кров дальней безвестной кузине Эрменгарде. Добровольного жертвенного Фирса в брошенном доме играет здесь М.Никифорова — в обличье благодушной и отчаянно одинокой тетушки. В финале еще один парафраз Фирса, персонаж без единой реплики, дряхлеющий дворецкий Эдуардо (Вл. Селезнев) — бессменный часовой, гений ритуала, на чьем веку в доме и протянулся полувековой рождественский обед, — расправляет плечи, он вновь молод и расторопен… Это само Время стало персонажем, оно вернулось вспять, или, лучше сказать, развернулось к зрителю, лицом и во весь рост. В финале открываются окна на Графский переулок, зрители видят вновь героев — всех разом и на фоне современных, как мы с вами, прохожих за окнами…

«РУСАЛКА»

Малая сцена ТЮЗа. Стволы деревьев, стоящие весомо, грубо, зримо на сценической площадке, не должны никого вводить в заблуждение. Смотрим не волшебный сказ про заповедный лес. Оставленная Князем Дочь Мельника (Ю.Ауг) не кручинится под деревом аленушкиной печалью, а истово тоскует, в горе сдвигая стволы. Мельнику (Н.Иванов) поведение Князя куда понятнее ее экстатического отчаяния. Тяжкие силуэты деревьев далеко не просто «организуют пространство», у них драматическая функция, они воплощают языческую силу, обретенную в горе Русалкой, и хмурую властность княжеского двора, и темные лики христианских икон.

Актерам остается немало: сыграть старую историю любви, греха и возмездия как тяжкую драму на грани миров язычества и христианства. Эта планка взята спектаклем. Композиция незаконченной пушкинской пьесы, обоснованная В.Рецептером, не противоречит проблемному трагическому балансу миров, возникающему в постановке С.Каргина. Русалка и Княгиня (Ю.Атласова) словно перетягивают канат, соревнуясь не в любви — в колдовстве и вере. Хор русалок, своей пронзительной и своевольной лирикой смущавший душу в княжеских покоях (композитор Вс.Шмулевич), оставляет Княгиню с Мамкой (Г.Мамчистова) в разоренном гнезде с задутой свечой перед иконой: трагичен и путь веры. Князю (А.Борисов) не отгородиться от этого напряженного поединка, не спрятаться за спины своих людей (А.Барабаш, Д.Готсдинер), ведь поле сражения — его душа. Спектакль заканчивается драматической нотой.

Ю.Ауг (Русалка). «Русалка». ТЮЗ им. А.А.Брянцева
Фото В.Васильева из архива театра

Ю.Ауг (Русалка). «Русалка». ТЮЗ им. А.А.Брянцева Фото В.Васильева из архива театра

Не составит труда упрекнуть режиссуру в напряженном, слишком целеустремленном возведении коллизии «Русалки» к противостоянию глобальных миропониманий. Вольно было Даргомыжскому целое действие своей оперы окунать слушателя в водную феерию, вслед за полюбившейся ему русалкой Наташей. Современная драматическая сцена ищет адекватного способа показать жесткую коллизию «Русалки», не впадая ни в феерию, ни в мелодраму. Пример — показанная недавно «Русалка» в постановке В.Фильштинского (кстати, с Князем — Д.Готсдинером). Продолжая эту тенденцию, С.Каргин так строит свой спектакль, что Дочь Мельника вызывает сострадание, смешанное с ужасом; Княгиня оказывается не просто разлучницей или жертвой, а столь же драматичной фигурой. Все решает та же внутренняя архитектура действия, что и в спектакле по Уайлдеру. Выход за пределы мелодраматической истории не противопоказан пушкинскому тексту. Другое дело, что гармония сюжета и его философии — тайна пушкинского гения, трудно дающаяся сцене. Большая, чем принято, выявленность второго, интеллектуального плана составляет удел и право современной сцены. Сергей Каргин это свое право уже доказал двумя постановками в петербургском театре.

P.S. Ну вот. Пока номер готовился к печати, кое-что успело произойти. Автор хочет предупредить, что все сказанное выше вовсе не величальная новому главному режиссера ТЮЗа, которым стал С.Каргин. Речь идет именно о его самых первых спектаклях на двух камерных площадках.

Надо радоваться: к молодому одаренному вышли с хлебом-солью. Что-то, однако, мешает. Может быть, Пушкин? Ведь дерзкая русалка несколько сродни праудинскому покойному бесу… Учительницы пока — ничего? Не бес — покоят?

Январь 1999 г.

В именном указателе:

• 
• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.