Ну, во-первых, все эти вопросы не журнальные и чтобы на них ответить, нужно прожить жизнь, и все равно каждый раз будешь отвечать по-новому. На эти вопросы очень много умов отвечало и так себе и не могли ответить, не то что другим. Я буду краток.
1. «Деятель театра, поскольку он человек, должен отдавать себе отчет в том, зачем он делает театр», — говорил Дж.Стрелер. Ваши варианты? ЧТО ТАКОЕ ДЛЯ ВАС ТЕАТР? ДЛЯ ЧЕГО ОН?
А для чего вода? Для чего еда? Для чего живопись?
Я думаю, во-первых, для того, чтобы сохранить себя. Как в фильме «Сталкер». Театр является и проводником, и хранителем. Вот Петербург — определенная архитектура, и здесь, в этом городе, такой театр. Нужно учесть и архитектуру города, и сам город, его особенности, быть хранителем и проводником. А для чего театр, очень хорошо ответил тот же Стрелер.
2. Театральный словарь: атмосфера, ансамбль, ритм, мизансцена, действие, конфликт, музыка. Определите, пожалуйста, что означает для вас каждое слово. Ненужное вычеркните. Впишите недостающее для вас.
Все эти термины находятся в прямой зависимости друг от друга. Как отвечать, я тоже с трудом понимаю, можно давать свои определения.
АТМОСФЕРА — душа спектакля. Атмосфера репетиции переходит в атмосферу спектакля. МИЗАНСЦЕНА — тело спектакля, но мизансцена есть результат ДЕЙСТВИЯ. Атмосфера, мизанцена и действие очень плотно завязаны между собой. Как могут существовать атмосфера без действия, мизансцена без атмосферы?
РИТМ — это то напряжение, которое возникает между артистами, между артистами и залом. Ритмические темы, музыкальные темы, внутренние течения, толчки.
АНСАМБЛЬ — это закон, ансамбль создает музыку спектакля.
КОНФЛИКТ — то, без чего не может быть действия. И атмосфера не может быть бесконфликтна. Правда, сейчас конфликт видоизменяется, скажем, конфликт «Оптимистической трагедии», конфликт лагерей и внешней борьбы. Конфликт идет вглубь человека, рассматривается как внутренний конфликт каждого.
МУЗЫКА — это все в спектакле. Причем реальной музыки может и не быть, но какая-то музыка по результату все равно должна возникнуть. Один спектакль — симфония, другой — концерт, третий — соната.
ХОРЕОГРАФИЯ. Актриса надевает костюм — и появляется какая-то пластика. Разбираем действие, атмосферу — и вдруг она начинает двигаться по-другому. Хореография, пластика, кадр или мизансцена диктуются внутренними и внешними обстоятельствами.
3. Режиссура конца ХХ века. Что из нее остается живо? Какие принципиальные вещи не решены?
Весь театр XX века держится на Станиславском, который установил внутренние законы человеческого бытия в театре. С ними были связаны Чехов, Стриндберг, Ибсен — вообще вся новая драма. Сейчас реализм превращается в сюрреализм, в сны, но и они должны быть психологичны, и все равно все держится на великих театральных открытиях конца XIX — начала XX века. Что осталось нерешенным? Не знаю, я не теоретик, так глубоко не заглядывал… Мне бы с собой разобраться, а не с режиссурой XX века.
4. Ваше этическое кредо.
В институте этику нам преподавал Валерий Борисович Черкасов, и он говорил: «По этому предмету я вам оценок ставить не буду. Экзамен по этике сдают лишь на смертном одре».
5. Режиссура: искусство и ремесло. В чем диалектическое взаимодействие этих понятий и в чем конфликт их?
Это все взаимосвязано. Как можно написать музыку, не зная семи нот? В театре тоже есть свои семь нот. Интуиция — тоже, но при знании нотной грамоты.
Если у тебя внутри пусто, нет никакого эмоционального волнения, тогда остается только профессия. Важно соединять фантазии с ремеслом. Профессия дается для того, чтобы, придя на репетицию, профессиональные люди могли говорить на каком-то птичьем языке и понимать друг друга. А если люди непрофессиональны, тогда разговор идет на разных уровнях и нужно долгое обучение общему языку. Последнее время мы, по-моему, все больше занимаемся творчеством, но на базе профессии.
6. Смерть театру в ХХ веке предрекали дважды. Что угрожает театру сегодня?
У нас, по-моему, нет этой угрозы. Я много ездил по стране, ставил. У нас есть то, что передается из рук в руки, у нас помнят и чтут своих учителей, у нас есть театральная школа и в ее связи с традицией, на отвержении, углублении, разработке традиции рождается что-то новое. Есть, конечно, масскультура и поверхностность, но это всегда было. Можно вспомнить режиссеров-неореалистов «новой волны», будь то во Франции или Италии, они писали разные манифесты. Микеланджело Антониони, скажем, тоже писал, что масскультура загубит искусство. Но этого не происходит, потому что всегда находится кучка дураков, идиотов, которые занимаются другим. И на этом прорастает великий смысл. Вот большой артист Геннадий Хазанов получил театральную премию «Призвание — артист». Человек и обеспеченный, и реализованный в творчестве. Как он был счастлив… Он плакал, получив эту премию, потому, что для него выйти на сцену, сыграть с партнерами оказалось, может быть, важнее, чем его прекрасный эстрадный труд. Это — уважение к театру, боготворение театра. Пропадет театр? Нет. И в нашей стране театр — хоть и нищая профессия, но очень уважаемая. В Красноярске, в Новосибирске, в Омске люди идут в театр со сменной обувью. Вот, например, в Красноярске очень боялись, что зритель не будет ходить на «Вишневый сад» — Чехова не играли там тридцать лет. А получился кассовый спектакль, и меньше зрителей было наоборот на развлекательных спектаклях. Театр — это традиционное устремление человека, живущего в России.
7. Что такое лично для вас «живой театр»?
Живое — это живое. Люди играют смысл, они общаются, видят друг друга, понимают, сиюсекундно реагируют — и это всегда откликается в зале.
8. Ваши самые сильные театральные впечатления за всю жизнь?
«Мещане» в БДТ, «Женитьба» Эфроса, «Братья и сестры» Додина, «Серсо» Васильева, «Превращение» Фокина, «Квадрат» Някрошюса. Из актеров — Николай Константинович Симонов в «Моцарте и Сальери», я видел его на сцене, Олег Иванович Борисов в «Кроткой»… В спектаклях, о которых я говорил, — актеры, актерский ансамбль. Вообще, сильных театральных впечатлений было много-много, я боюсь что-то забыть, но вспомнить все сразу тоже невозможно.
9. Исполнилось 100 лет МХАТу. Идея русского репертуарного театра — что это: стопор, кризис или надежда?
МХАТ для нас, по крайней мере для меня, очень многое значит. И репертуарный театр — это прекрасное завоевание большой серьезной работы. Должны быть любые типы театра, но при всех трудностях, если развитие идет верно, репертуарный театр должен существовать. Только в нем артисты растут, развиваются. Репертуарный театр тем и отличается от бродвейского, что в бродвейском типе театра производится продукция, но не происходит «плевка в вечность». Там ставится на поток «сделать — продать» и живопись, и музыка, а в репертуарном театре спектакль идет много лет, и даже живой спектакль может стать музейным, но это все равно классно, потому что в процессе жизни спектакля рядом со старшими артистами растут младшие, набираются опыта, как, например, хоккейная команда. Не будь Фетисова — не было бы и более молодых. А Фетисова бы не было, не будь школы, продолжением которой он стал. Все корни репертуарного театра — в школе: студент заканчивает институт, а дальше он растет уже в театре. Принципы стариков театра влияют на молодых, в то же время молодая кровь дает опытным артистам новое дыхание. Постоянный взаимообмен и общий рост.
10. Актер — художник или исполнитель, интерпретатор или создатель?
Я больше люблю не слово «актер», а слово «артист», этим уже все сказано — художник. Творец, сотворец. Я надеюсь, это понятно по моим спектаклям.
11. Бергман говорил: «Актер — брат и саботажник». В чем заключается братство и в чем — саботажничество?
И брат, и саботажник — да. Это нормально, это такая профессия, это реальность. В чем брат и в чем саботажник? Он испытывает постоянные сомнения, потому что ему, с его нервами, выходить играть — и процесс репетиции всегда становится процессом разнообразных сомнений. И если спектакль получается, если актер нашел какие-то конкретные вещи, если он на них сосредоточен, то это классно, а если он просто попал в течение спектакля — тогда все, конец. Я раньше много общался с артистами, вот например с Петей Семаком. И играет он спектакль «Счастье мое» сто двадцать пятый раз, и вдруг приходит ко мне и говорит: «Слушай, что я тут отыскал…» Рост артиста происходит именно через это, через поиск. Он думает. И в этом поиске он и брат, и саботажник, но мне артист все-таки больше брат, чем саботажник. Не знаю, как другим.
12. Существует ли для вас понятие актерской школы? Какой вы себе ее представляете в идеале?
Актерская школа существует. А на моем веку была идеальная актерская школа Аркадия Иосифовича Кацмана.
13. Если бы вы имели возможность собрать собственную труппу со всего мира — из кого бы она состояла?
Из тех артистов, с которыми я работаю. Меня вполне устраивают эти артисты, эти бриллианты, которые рассыпаны по городу. И все видят этих замечательных артистов, хотя еще со многими я хотел бы поработать в будущем.
14. Как вы относитесь к идее открытых репетиций (Бергман, Эфрос)?
Мне последнее время нравятся открытые репетиции, это всех сосредотачивает, и меня в том числе. Хотя есть репетиции интимные, которые никому не должны быть видны, когда люди без грима. Но когда внутренний грим найден — тогда можно. Вот у меня на первом курсе студенты долго бесились, что к нам на занятия приходят и театроведы, и просто люди. Но зато сейчас они получают столько удовольствия! Они учатся в этих условиях изначально, и в «Декамероне», спектакле третьего курса, они свободны, потому что с первого курса привыкли к присутствию коллег, соучеников, гостей — людей. Сейчас они безумно довольны, потому что научились прилюдно думать. Они — режиссеры, и это уже дает им какую-то свободу. Хотя на первые репетиции я актеров собираю по одному, по двое: должен появиться стержень отношений, атмосфера…
15. Петербург. Ваши взаимоотношения с ним. Взаимоотношения с ним вашего театра?
Я люблю этот город, в котором родился… Ничего не могу ответить на этот вопрос.
16.В диалоге с кем вы находитесь?
Серьезный вопрос. Без комментариев. Что мне отвечать: «Двое в комнате — я и Ленин, фотографией на белой стене…»? С кем в диалоге?
17. Как вы ощущаете сегодняшнюю петербургскую театральную ситуацию?
Я в последнее время столько репетировал, что я вообще уже ничего не ощущаю, не знаю. Последнее время, к сожалению, никуда не ходил, никого не видел. Как курс набрал — сразу меньше стал ходить в театр: студенты, репетиции, свободного времени нет. Я встречаю артистов, режиссеров — и мне просто радостно с ними общаться. Я считаю — опять пришло время театра. Люди ходят в театр за живым.
18. Рядом с вами за круглым столом В.Туманов, А.Праудин, Клим, Ю.Бутусов, А.Галибин, Г.Дитятковский, В.Крамер. Что вы скажете об этой компании и о том, что ее принято называть «новой волной»?
Очень хорошая компания, я всех этих людей люблю, уважаю, но я не знаю, что такое «новая волна». Все мы разные, как мне кажется, все друг друга ценим и уважаем, но у каждого свой путь. И, добавлю, — не такие уж мы и молодые.
Комментарии (0)