А. Пушкин. «Моцарт и Сальери» «Как уберечься от Пиковой дамы».
Молодежный театр «Предел»,
г. Скопин Рязанской области.
Режиссер Владимир Дель
Петербургские зрители, пришедшие сквозь декабрьскую метель на фестиваль «Рождественский парад», увидели два пушкинских спектакля, привезенных из крошечного городка Скопин. В программке честно обозначено: домашний спектакль. В самом деле, это сценическое сочинение придумано и разыграно в прямом смысле слова родными людьми. Отец, мать, сын: Владимир, Ирина, Илья Дель. В фамилии, доставшейся от немецких предков, будто потеряли окончание, будто Антона Дельвига, лицейского товарища, нечаянно укоротили. Это семейный спектакль, но отнюдь не домашние радости «для своих». Он не нуждается в скидках на провинциализм и «домашность», решительно не заслуживает ни снисхождения, ни оговорок. Его хранит, словно талисман, спокойное внутреннее достоинство и профессиональная чистота тона. Семейная «игра втроем» не означает бедности художественных задач или заниженной планки театральных намерений: радостная и осмысленная игра, вполне артикулированное владение мастерством, композицией, перекличка голосов, тем, интонаций… Если кто из зрителей и пытался высокомерно язвить по поводу «эксплуатации детского труда», так это на его совести. Театр из Скопина не делает ставку на вундеркинда и не носится с ним как с писаной торбой. Тринадцатилетний Илюша, как считает его мама, — нормальное дитя, и пусть играет, покуда играется…
И.Дель в спектакле «Моцарт и Сальери». Фото из архива автора
Они показали свои спектакли на сцене Дома актера, и, между прочим, невозможно было не вспомнить про другой «семейный» спектакль, когда-то шедший на этой же сцене: «Бес счастья» по Шолом-Алейхему в исполнении Аллы Соколовой, Сергея Дрейдена и их сына Коли. Семейная «скорлупа» как форма идеального артистического братства-ансамбля, не лубочная картинка под названием «трудное счастье», но особое качество партнерства, обеспеченное самыми что ни на есть кровными в мире узами. «Моцарт и Сальери», сыгранный Владимиром Делем на пару с сыном, в основе своей содержит страшно простую догадку: Моцарт — дитя, а Сальери —взрослый, и встреча-схватка детского и взрослого сознаний составляет, собственно, драматическое напряжение пушкинской пьесы. Никаких тебе антиномий типа гений — злодейство, коварство — любовь, алгебра — гармония и т.п. Вернее, все это существует, но реализуется через игру-борьбу взрослого и детского. Моцарт благодаря отроческому возрасту и обличью Ильюши Деля — чистое дитя, птица небесная, поющая, как Бог велит… Есть даже такая мизансцена: Сальери усаживает Моцарта к себе на колени и начинает его укачивать, жалеть, учить уму-разуму этого гуляку праздного. Илюше, которому, кажется, ничего не стоит сыграть невыносимо грациозную, свободную, «птичью» сущность Моцарта. выбегает на сцену с разноцветными воздушными шарами, танцует, устраивает то джазовые, то — о, ужас! — рокерские импровизации, кривляется и паясничает, нацепив черные очки на нос, изображает встреченного им на улице слепого скрипача. Взрослую мысль о том, что Моцарт свою музыку не сочинял, а только записывал, продиктованную свыше, Илюша Дель одним своим «детским» присутствием на сцене делает легкой и нечаянной. Встреча детского и взрослого сознания, компьютерного и Божьего мышления — все эти «догадки» болтались бы в воздухе, если бы Моцарт на сцене не был истинным ребенком. Илюша Дель, в сущности, не играет великого композитора Моцарта, он играет самое себя, мы видим феномен детской, природной игры. Пастернак писал: «Как играют деревья, как играет река…», «как игралось подростку на народе простом…» Вот примерно так же играет Моцарта тринадцатилетний мальчик — он дарит образу свою детскую природную сущность, не больше и не меньше.
Наряду с «Реквиемом» Моцарта в спектакле звучит музыка Владимира Высоцкого, Джона Леннона, Сергея Курехина, Александра Башлачева. В подборе музыкальных и поэтических имен — понимание моцартовского начала, моцартовского ряда, «времени колокольчиков», феномена божественно и трагически одаренной личности, уходящей до времени в мир иной. Та же тема, драматический диалог взрослого и детского знания и «предзнания» жизни разработана в спектакле «Как уберечься от Пиковой дамы». Это сочинение — монтаж пушкинских стихов, писем, а также современного городского фольклора, анекдотов, школьного юмора и «ужастиков». Пиковая дама здесь — карнавальное пугало в платке и огромных валенках (Ирина Дель), вечный страх детской души перед непознанным. Пушкин здесь увиден хулиганским детским взором. Илюша корчит рожи, делает внезапные и остроумные шаржи на «солнце русской поэзии»: смесь обезьяны с тигром, егоза, фр-р-ранцуз, вечный двоечник по математике, «сам яблочный, а ж… у него сахарная». Блиц-портреты между стихов и строк, как бы резвяся и играя. Композиция спектакля — вихрь, метель — в ней кружат, роятся, наслаиваясь друг на друга темы, строки, фразы, настроения. Они музыкально перекрещиваются, порождая драму не только поэтической — общей человеческой судьбы. Ирина Дель играет взрослое, трагическое понимание жизни — ведет тему бесов, кружащих в сердце, «словно листья в ноябре». «Сколько их? Куда их гонят?» — смертный ужас, онемение. Мальчик то и дело прерывает ее, его детский голос защищает, внушает надежду, утешает ночные страхи и отчаяние. Он прикрывает ей детской ладошкой рот, прерывает плач своим: «Спой мне песню, как синица…» Она пугает вампирскими ужасами «Песен западных славян», мальчик ей возражает: «Выпьем, добрая подружка бедной юности моей…» Кажется, его нежный голос может развеять любую «бурю мглою», да и сама «Буря мглою…» звучит в его устах, как молитва, как «Отче наш». Мать и ребенок, две фигурки, окликающие друг друга пушкинскими строками на сцене: то мать прикроет-защитит дитя от злых бурь белой кружевной шалью, то дитя вдруг пошлет ей строчку из пушкинского «карантинного» письма жене: «Милый друг! Как ты? Здорова ли?!…»
Я спросила у Владимира Деля, ходит ли в Скопине публика на их спектакли? Ходит, потому что Дворец культуры — самое освещенное и теплое место в городе. Вместо «в Москву, в Москву!» мне ужасно захотелось в неведомый Скопин, в теплый и освещенный Дворец. Будем считать «тепло и свет» их пушкинских спектаклей вкладом затерянного в лесах и снегах городка Рязанской области не только в программу рождественского театрального фестиваля, но также в общее потепление лютой петербургской зимы: наша северная «ночь перед Рождеством» была заметно освещена.
Март 1999 г.
Комментарии (0)