Ж.-Б.Мольер. «Дон Жуан». Театр Сатиры на Васильевском острове.
Режиссер Анджей Бубень
«…вся прелесть любви — в переменах».
Не найдется живого существа, кому не оказался бы близок бессмертный афоризм великого комедиографа, выставленный нами в качестве эпиграфа к этим заметкам о премьерном спектакле театра Сатиры. И мы-то ведь с вами не варвары, дорогой читатель, вроде злодея Дона Жуана, и прелесть постоянства не чужда нашей душе. Однако — перемены, перемены, как сладки, как необходимы они человеческой натуре! Перефразируем наш же эпиграф применительно к театру: «вся прелесть театра — в переменах!» Увы и ах, как редко что-нибудь по-настоящему подвержено переменам в этом стареющем роде искусства, как часто за новинку выдается пронафталиненный образец!
С точки зрения «новизны ощущений», за которой мы бы отправились, как Дон Жуан Тенорио, хоть к черту в пекло, режиссерский выход на петербургскую сцену польского слависта, немножко философа, немножко искусствоведа, одного из организаторов популярного Торуньского театрального фестиваля «Контакт», Анджея Бубеня, по-моему, — нелюбопытен. С первых минут спектакля хочется сказать вслед за русским бардом, ностальгирующим по семидесятым годам уже минувшего века: «Здравствуй, Польша, сколько лет…» (далее по тексту песни, кто не забыл). Впрочем, раздражения не вызывают приметы польского «авангарда», детской левизны конца семидесятых: чуть-чуть абстрактной декорации из металла и света, типично восточноевропейский шик самодеятельного «от кутюр» в красно-черных тонах, впрочем, из дорогой мануфактуры и не без общего стиля; чуть-чуть мужской обнаженной натуры — первое появление Жуана в столпе водяных брызг — последний монолог Жуана в столпе водяных брызг; чуть-чуть «женских боев в грязи» между Матюриной и Шарлоттой (на то и крестьянки, крестьянский по сути вкус посетителей ночных клубов — интеллигентов первого поколения). В общем — всего в меру, точно в размер одного часа пятидесяти минут, которые длится это вполне респектабельное, комфортное и необременительное для чувств зрителя действо.
И то замечу — славно! Славно проведете время, отправившись на этот спектакль субботним вечером. Наш родной режиссер, русского то есть происхождения, чего-чего бы только не нафилософствовал на благодатной почве вечного сюжета: тут тебе и «космическая ипостась» Дона Жуана, и земная, мещанская драма Сганареля и его вечно невыплаченного жалованья, и поединок с Богом, и неразрешимая жуть компромисса, и утопическое противоборство с самой природой вещей etc, etc… То есть Анджей Бубень тоже обо всем этом пишет в послесловии к спектаклю, опубликованном в программке, но, лукавый, совершенно этим не занимается…
Чем плоха судьба, уготованная режиссером и талантливым художником (Эльжбета Терликовска), располагающая это зрелище в рамках коммерческого успеха и зрительской благодарности за беспечно и не без приятности проведенный вечер? Здесь бы ему и оставаться, если бы не актерские усилия, в коротких фрагментах демонстрирующие намерения художественности.
Русский актер не может по-своему, в меру отпущенного Богом дарования, не пережить предложенного ему гениального текста, когда он, этот текст, провоцирует к восторгу игры и волшебству превращения! Не зря ведь сам Мольер отличался именно на актерском поприще! Знал, как потрафить друзьям по цеху, самая крохотная из написанных им ролей — подарок лицедею с чувством юмора и способностью к перевоплощению, не говоря уже о человеческом материале роли. Преодолев кое-как первые сцены с «исполнением (вживую) индийских мантр участниками спектакля» (так и написано в программке, честное слово!), актеры добрались до «чего сыграть», и многие сделали это блестяще: этюд о любви между Шарлоттой (Л.Макеева), которая жадно высматривает оную за воображаемым горизонтом, и Пьером (А.Цыпин), требующим в доказательство нежной страсти от своей подружки щипков и подзатыльников, кои, по его (и Мольера) мнению, и есть приметы любви, той самой, не терпящей однообразия. Двухминутная сцена грустна и гомерически смешна одновременно. Так же выделяются островками неподдельного чувства сцена с господином Диманшем (В.Шубин) — в костюме, придающем ему сходство с Чаплиным, он играет почти без слов сценку о простом человеке, который видит обман, с ним совершаемый, и прощает этот обман за толику теплого участия… Дон Луис, отец Дона Жуана (С.Лысов), который не верит в силу слов, но произносит их, надеясь на чудо, способное изменить закоренелого злодея, или Эльвира, жена Дона Жуана (Н.Суфьянова), чья искренность способна сломить скептически настроенное мужское сердце…
Наконец, сольная партия Адриана Ростовского — Сганареля, ставшего взамен утраченного по дороге героя главным персонажем этой истории… Спектакль и начинается с крика за сценой, многократного призывающего: «Сганарель, Сганарель…!» Его звали — он пришел: не героической внешности, скромно вооруженный технологически для крестного пути актерского ремесла (голос тих и хрипл), и взял «на себя» и негодование Эльвиры, и недовольство самого Неба, и укоры проснувшейся совести, и страхи, и боль, уготованные автором для Дона Жуана… Сыграл за троих (включая отсутствующую в спектакле гневливую статую Командора) — ему и больно и смешно… И зрителю вместе с ним. Актерская работа по принципу «сам себе режиссер» — не самый плохой выход из положения, тем более когда актер имеет режиссерский диплом (у А.Ростовского на выходе собственная премьера в театре Сатиры по известной пьесе Стратиева «Рейс»), однако строительство роли, которое с успехом продемонстрировали несколько актеров-авторов, не компенсирует ненайденной гармонии целого.
Театр Сатиры на Васильевском острове, чей десятилетний юбилей приходится на эту весну, создан актером Владимиром Словохотовым и существует по преимуществу как театр актерских индивидуальностей во главе с их страстным коллекционером. Трудно, долго, но актерский ансамбль складывается. Пошли им Бог режиссеров!
P.S. Польский театр — чтобы никто не заподозрил нас в умалении его роли в европейском искусстве — причудливое сочетание попыток наивной коммерции и стремления к самому категоричному бескомпромиссному поиску, вплоть до перфекционизма. От недавно ушедшего Гротовского — коллегам: «…Если нет совместной работы вокруг одного или двух-трех режиссеров, то работа актера начинает напоминать вырубку леса вслепую. Актер вынужден спешно всего себя выставить напоказ в максимально выгодном свете, иначе — долой, освободи место под солнцем! — а значит, он вынужден максимально использовать то, что уже наработал, что уже знает, и то, что умеет. Иначе сказать: ему ничего не открыть. Искусство же, то искусство, где поставлена высокая планка, оно — в открывании, а не в эксплуатации».
Симптомы мастерства. Статья из книги «Режиссерский театр. Разговоры под занавес века». Москва: Изд-во Художественного театра, 1999.
А.ВИКТОРОВ
Комментарии (0)