Марина Дмитревская. Анатолий Аркадьевич, со времени нашего диалога «Люблю я парадоксы ваши…» (№ 13 «ПТЖ») прошло несколько лет. К чему теперь пришла ваша программа детского театра?
Анатолий Праудин. По сути мы остаемся на прежних позициях, просто идеи продолжают развиваться. Мы прошли испугавшую всех идею театра детской скорби, называемся детским аналитическим театром. А по сути строим детский МХАТ.
Наш эксперимент состоит в том, что мы стараемся применить идеи русского психологического театра для подростков. Сегодня понятно, что страна переживает сумерки русского психологического театра. И мы оказались одними из немногих, кто должен и хочет сохранить эти знания, эти технологии, эти традиции, потому что это самое великое открытие, которое совершил русский театр еще на заре прошлого века. Мы применяем в нашем театре идеи раннего МХТ не только эстетически, не только этически, но и организационно. Два спектакля мы уже начинали с длительных экспедиций. Как Станиславский — так и мы. И сегодня аналитический театр для детей приобретает более точную формулировку — Детский МХАТ. Сегодня я декларирую это словосочетание как цель, к которой мы должны стремиться.
Идея оказалась чрезвычайно заразительной. Уже больше трех лет она держит вместе нашу компанию при том, что, как вы знаете, нам живется не очень сытно. Я все время настраиваю театр на то, что мы занимаемся архиважным делом, и это позволяет нам работать в напряженном режиме тотального театра, когда все подчинено процессу и когда я требую полного самоотречения во имя цели. Это позволяет нам сохраняться как театру, существовать три года без потерь.
Последней премьерой — «Бесприданница» — мы заканчиваем цикл «От детской классики к взрослой классике», а внутри — экспериментальные спектакли.
Сейчас мы затеваем новый цикл «От Винни Пуха до Маленьких трагедий», а внутри две экспериментальные работы. Легко догадаться, вокруг чего в этом году крутятся все темы — вокруг 300-летия Петербурга. Через несколько дней мы приступаем к «Поэме без героя» Ахматовой, а потом — очень чистый, прозрачный красивый проект возник вместе с голландским театром города Зандам. Физический адрес этого театра — улица царя Петра, дом 1. Рядом с этим театром дом, где жил Петр, а позади — верфь, на которой он учился делать корабли. Этот театр предложил нам сделать совместный проект «Русский царь». Они пишут пьесу и музыку, а мы будем ставить. Ничего конъюнктурного в этом нет, идея вполне детская.
М. Д. Люди, которые следили за вами с момента вашего появления в театре, говорят, что собственно психологическим театром вы занимались всегда. Тем не менее у вас всегда была репутация человека, который ведет и воплощает линию игрового театра, театра «монтажа аттракционов», определенной внятной структуры. По вашему собственному ощущению, изменилось что-то в ваших основных позициях, в частности в работе с артистом?
А. П. Конечно. Я стал преодолевать и изживать собственную страсть к излишествам. Последние два спектакля «Урок первый» и «Бесприданница» внешне совершенно просты.
М. Д. Это труднее достигается?
А. П. О да! О да! Неизмеримо. Аттракцион придумывается гораздо легче, чем внутренний ход исподтишка, который взрывает сцену. А люди сидят и пьют чай… И надо очень долго трудиться, чтобы очистить все от мейерхольдовщины и пробиться к чистому, внятному русскому психологическому театру…
М. Д. …взрослой скорби…
А. П. Конечно, скорби.
М. Д. Насколько актеры внутренне готовы к такой работе?
А. П. Если актер не готов — он уходит. Готовность к такого рода сотрудничеству распознается только по результату: прошли вы с актером путь до конца или расстались, не пожав руки друг другу. Актеры, которые ушли со мной из ТЮЗа, были знакомы с моим творчеством, я — с их творчеством. И мы прекрасно понимали, куда идем. Пока что мы только радуем друг друга таким отношением к делу и гордимся, что до некоторой степени находимся в оппозиции к главным стратегическим тенденциям отечественного театра.
М. Д. Любое миссионерство требует жертв, не приходится ждать пирогов и пышек. Жизнь вашего театра складывается соответственно программе, но трудно. Вы очень редко играете, а для психологического театра нужен постоянный, регулярный тренинг.
А. П. Мы постоянно репетируем. Для тренинга вполне достаточно. Конечно, нам бы хотелось играть чаще, хотя бы через день, но сейчас Балтийский дом дает нам играть раз в неделю. Это очень редко, зато спектакль превращается в такую радость! Ручная выделка сохраняется долго.
Проблема помещения — больной вопрос. В Балтийском доме две площадки, а театров — четыре. При всей благодарности Балтдому я хочу сейчас сделать заявку на театр-лабораторию, привести то, что мы делаем, и нашу орг. структуру в какое-то соответствие. Для этого нужно помещение. Кроме того, пока мы гордились нашими достижениями в области детского театра, мир страшно обогнал нас. Мы отстали. И нам надо смирить гордыню и приглашать сюда лучшие европейские детские театры, смотреть, обсуждать и, конечно, привлекать подростковую аудиторию.
Помните, много лет назад мы хотели осуществить с вами проект издания подросткового театрального журнала «Петербургский Карабас»? Я не бросаю этой мечты. Такой журнал может быть открыт зрителю-участнику творческой лаборатории.
М. Д. Вы считаете, что «Бесприданница» детский спектакль? Мне он представляется настоящим психологическим театром для взрослых. Он поставлен людьми с определенным опытом, знающими, как идет жизнь, из чего она состоит, обладающими опытом потерь.
А. П. Думаю, что этот спектакль должен быть интересен для старшего подростка, потому что проблема превращения человеческой индивидуальности в предмет потребления — это сегодня очень актуально! И именно для молодых людей. Потому что мы с вами свой выбор уже сделали, а персонажам «Бесприданницы» около 30 лет, самому старшему, Сереже Паратову, 31 год, Карандышев совсем пацан. Естественно, это возраст выбора.
М. Д. 31 год в прошлом веке — это не нынешний 31 год! Вспомните седого Тургенева, которому 40…
А. П. Мы все тоже в 40 лет седые и лысые. Я думаю, что разницы в веках никакой! И я думаю, именно в 30 лет решается вопрос о главных ценностях жизни. Что это — сохранение собственной личности или золотые прииски? Для нас с вами этих проблем уже давно нет: ну, конечно, прииски.
М. Д. Или индивидуальность!
А. П. А десять лет назад мы еще боролись с этой жизнью.
М. Д. Только за всех не говорите…
А. П. Проблема превращения человека в предмет потребления — это бездуховный и не присущий России процесс. А сегодня проблема в том, что мы все, как страна, пытаемся преодолеть эти классические ценности. Я верю, что это не удастся, я верю, что, как всегда, величие страны не даст довести саморазрушение до конца. Но мы должны помогать этому, говорить об этом. Поэтому мы сделали «Бесприданницу». Это наш маленький вклад в борьбу за сохранение российского менталитета, мировоззрения, традиционных духовных ценностей.
М. Д. Вы приобрели романтический взгляд на жизнь.
А. П. Для меня это прагматический подход к проблеме: я хочу, чтобы эта страна сохранилась. Будет грустно и обидно, если она станет какой-нибудь Турцией.
И поэтому продолжением программных поисков, которые ведутся на экспериментальной сцене, должен стать набор актерского курса в Санкт-Петербургской академии искусств. Сверхзадача профессионального воспитания — подготовка актеров для театра, исповедующего психологический театр, живущего в реалиях сегодняшнего дня нашей страны и, увы, — завтрашнего, когда героизм и самоотречение художника во имя торжества духовных ценностей не будут оплачены. Не будет ни денег, ни славы. К этому надо готовиться. Каждый день. Дипломный спектакль нового курса будет сделан на основе романа Н. Островского «Как закалялась сталь».
Январь 2003 г.
Комментарии (0)