Если говорить о некоем выказывании, пафосе современных драматургов, то, наверное, он обнаруживает себя в том, какой материал отбирается, фиксируется современными авторами. «Первый мужчина» Н. Ворожбит, «Сто пудов любви» В. Леванова (признания девочек в любви своим кумирам), «Песни города Москвы» С. Калужанова, «Преступления страсти» (рассказы любви заключенных женской колонии). Пограничные состояния и темы — плоть документальной драмы. Очевидно стремление открыть нам правду, добавить актуальности в холодеющую кровь традиционного театра, а также донести язык улиц до зрителей. А если язык современен, то без мата в новой русской пьесе не обойтись, без мата никак нельзя, это будет не по правде.
Этот театр вербален, то есть современная жизнь воплощается не средствами театра как таковыми, а средствами языка, и кажется, что новая драма не требует режиссера и актеров, кажется, что читка уже сама по себе стала идеальным жанром для демонстрации новой драмы. Это как нельзя более подходит к идее документального театра, которую стараются донести современные авторы. Документализм пока плохо сочетается с театральностью. Исповедальные истории воздействуют напрямую, когда нет эстетической оценки происходящего. Поданная условно, вне натурализма и обнаженной физиологии, она теряет тот ударный эффект правдоподобия, на который рассчитывают драматурги. Чем такая прямолинейная подача пограничных тем может принципиально отличаться от документальных фильмов и репортажей отечественного ТВ? Очевидно, что когда документ или диалоги на документальной основе приходят в театр, не отчужденные экраном телевизора, то это дает мощный эффект. Если в «Преступлениях страсти» в двух метрах от тебя актриса транслирует реальные и жуткие в своей простоте истории от первого лица — тебе, как минимум, будет неудобно. Вряд ли ты переживешь в этом случае катарсис в классическом понимании этого слова, но иногда будешь думать о том, что вот она, правда, настоящая жизнь пришла в театр. И здесь возникает вопрос: где граница между правдой и условностью, есть ли законы у того действия, которое тебе предлагает автор спектакля?
«Преступления страсти» — спектакль в двух частях. В течение двух часов актриса и режиссер Г. Синькина изображает героинь — заключенную Багаутдинову и Бэлу. С. Иванова изображает саму Галину Синькину, которая, действительно, ездила в колонию и общалась с заключенными. И создатели спектакля пытаются еще раз пройти путь беседы, восстановить диалог-размышление. И ты склонен верить. Образы, которые создает Синькина, натуралистичны в малейших деталях — в манере речи, пластике, они предельно индивидуальны, не говоря уже о подлинности языка. А затем наступает третья часть, которая сбивает с толку, совершается некая перверсия по отношению к происходящему. На сцене появляется известный многим театральный критик и предлагает устроить пресс-конференцию с одной из двух героинь. Зрители, помявшись, называют, предположим, Багаутдинову. Появляется актриса в образе этой заключенной, а после двух-трех вопросов ведущего в действие вовлекаются зрители. И здесь почему-то происходящее начинает напоминать ток-шоу «Моя семья», где так же подробно, с большей или меньшей степенью достоверности актеры разыгрывают истории из жизни. Ведь вопросы задаются не Синькиной как создателю спектакля о том, как она, к примеру, ездила в колонию, а Багаутдиновой. Понятно, что, как бы плотно и глубоко Синькина ни общалась с заключенными, нельзя запрограммировать все вопросы и ситуации. Таким образом, на эти вопросы отвечает режиссер и актриса Синькина, пытаясь пропустить все это через психологию и жизненный опыт своей героини. Ситуация становится условной, перед нами актриса в «предлагаемых обстоятельствах», и говорить о достоверности происходящего невозможно. Правды нет. Но с другой стороны, условность ситуации по-прежнему минимальна, все равно зрителей провоцируют, на них давят прямым «эффектом» отождествления. И ни в чем не повинные зрители (не персонажи!) поставлены в заведомо двусмысленную ситуацию. Они должны вступать в контакт с действительностью, которая действительностью не является, а театром не является тоже. За реальность здесь выдают некий суррогат, пусть и созданный с благими намерениями.
Комментарии (0)