И. Вырыпаев. «Кислород». Театр.doc (Москва).
Режиссер Виктор Рыжаков
Проблема этого поколения заключается в том, что старшие не оставили ему никакого наследства, которое они могли бы принять или от которого они могли бы отказаться. В русской истории наблюдается не столько конфликт отцов и детей, сколько конфликт младших и старших братьев*.
* Лурье Л. В поисках радости // Сеанс. № 15. 1997. С. 103.
Манифесты не пишутся долго, манифесты выдаются на одном дыхании. Дыхание вполне может оказаться последним. Особенно когда это выдох поколения, которое некогда пафосно называлось «поколением X». Теперь пафос спал и эта однобуквенность воспринимается скорее как «недоросшее XL*». Те, кто первыми столкнулись с новой реальностью лоб в лоб, теперь осмысляют результат своего столкновения. Поколение тридцатилетних затянулось жизнью так, что многие после затяжки так и не опомнились. А те, кто опомнился, — оглянулись и увидели, что их выбрасывает с «парохода современности».
* Extra large.
И. Вырыпаев (Саша).
Фото В. Луповского
Спектакль «Кислород» — не попытка разобраться в причинах своей потерянности. Это выдох поколения. Долгожданная самореализация после десятилетия забытья. И потому текст не подается одним выверенным монологом, а разбивается на куплеты и припевы и сопровождается ненавязчивым pornojazz-ом. Не великую мысль доносят дети 90-х — просто у них в груди «два танцора: правое легкое и левое легкое, когда они танцуют, они дышат и получают кислород». «Люди промежутков» вообще стараются уйти от высоких истин — так поколение 30-х уходило от мирового пожара, в 50-е страна отдыхала от Священной Войны, в 70-е, разочаровавшись в Свободе, сворачивалось в комок и желчно-лениво поплевывало на происходящее, в 90-е…
…Десять заповедей опровергали, предлагали замену, отвергали, но не игнорировали. Тридцатилетние еще не достигли последней стадии, они еще мыслят себя в контексте Общего Закона и еще могут от него отталкиваться в своих декларациях. Если в Новый Иерусалим не веришь, потому что «невозможно верить в город, в котором люди взрываются как арбузы», то значит, все-таки пытался в него верить. Если не услышал, как говорят тебе «не убий», то значит, кто-то еще это говорил. Если хочешь насытиться кислородом, то вдыхаешь воздух… складывающийся из выдохов старших братьев.
Generation «X» еще пытается сыграть свою последнюю партию с христианскими истинами, но пользуется уже откровенно издевательским приемом — перекидывается с гроссмейстером дидактики в подкидного дурачка. Те, кто придут следом — нынешние двадцатилетние, — просто не обратят на дряхлеющего гроссмейстера никакого внимания.
Но не это противостояние заставляет поколение дифференцироваться. Другое, более весомое условие существования родившихся-в-семидесятом заставляет их заявить о себе. Другое, самое главное. «И если ты скажешь кислород, я уйду со сцены», потому что повышенное содержание кислорода в крови — это уже необходимый минимум, без которого жизни нет. А самое главное — совесть. Качество насквозь индивидуальное, эгоистичное. Потому что бороться за право дышать можно, лишь скандируя «Мы вместе», а порубить жену в куски для преодоления «похоти» — интимное дело каждого. И никогда никто из тридцатилетних не скажет «возьмемся за руки, друзья», потому что каждый в одиночку бежит за скорым поездом «Москва—Петушки» — и каждый просит подсадить — а не услышав ответа — все равно продолжает по инерции бежать — чувствуя, что открылось второе дыхание — но еще не осознавая, что оно же и последнее…
Комментарии (0)