О. и В. Пресняковы. «Терроризм». МХАТ им. А. П. Чехова.
Постановка Кирилла Серебренникова,
сценография Николая Симонова

Такие спектакли не существуют вне информационного поля. Справедливо будет сначала пояснить значение «Терроризма» для Москвы.
Кирилл Серебренников, «радикал из провинции», свой третий спектакль в столице поставил на Малой сцене МХАТа. Следом он осваивает «Современник» — там уже прошла премьера «Сладкоголосой птицы юности» (Т. Уильямса в переводе В. Вульфа «переписывала» Нина Садур) с Мариной Нееловой в главной роли. И все-таки надо признать: растяжки «Терроризма» в Камергерском переулке произвели эффект. Премьера — 7 ноября. В программке рядом помещены два снимка: А. П. Чехов с участниками спектакля «Чайка» и К. Серебренников с Пресняковыми и группой «Терроризма». Акция удалась, признает режиссер.
Пьеса Олега и Владимира Пресняковых стала одним из трех победителей Конкурса современной российской драматургии, организованного Минкультом РФ и МХАТом. С питерской стороны в конкурсе должен был участвовать БДТ, но дело заглохло и было благополучно забыто, а Олег Табаков с Анатолием Смелянским устроили в октябре пресс-конференцию, на которой заявили о намерении театра менять художественную политику. Мэтры проявили также осторожность и некоторый скепсис по отношению к молодым драматургам, но, видно, еще опасней сопротивляться времени. Поэтому свято место было доверено новоявленным экстремистам.
Пресняковы — персы по крови, филологи по образованию, провокаторы по природе — не раз говорили о гонениях на них и в родном Екатеринбурге, и везде, куда б они ни приезжали. Общественности их упорно предъявлял Олег Лоевский, но общественность с негодованием отворачивалась. Бурные критические эскапады и обвинения в чернухе сослужили Пресняковым плохую службу — они закалились в борьбе и окончательно уверовали в свой «экстремизм», как будто до них ничего и не было. Надо только добавить, что это родовая черта поколения — считать, что до нас ничего стоящего не было.
Перелом произошел после читки «Европы-Азии» на «Любимовке». В «Майских чтениях» (тольяттинский альманах современной драмы) напечатали «Половое покрытие», на «Балтдоме» в этом году была читка «Сет-1», а в последнем номере «Современной драматургии» опубликованы «Сет-2» и «Терроризм». Теперь Пресняковы едут в Лондон, где в театре Royal Court будут ставить их пьесу «Изображая жертву».
Премьера «Терроризма» во МХАТе значима независимо от качества спектакля: это свидетельство того, что цепь замкнулась. На одном конце — доморощенный и витальный «Театр им. Кристины Орбакайте» в Екатеринбурге, где время от времени работают Пресняковы, на другом — спектакль по их пьесе во МХАТе.
Пьеса братьев Пресняковых демонстрирует их взгляд на свинства рядовых граждан как на бытовой терроризм. Командировочный едет в аэропорт, там все оцеплено, шныряет ОМОН в поисках взрывного устройства, рейс отменен. А в это время дома жена командировочного развлекается с любовником, просит связать ее колготками, тот роется в шкафу, нюхает мужнины носки, находит наконец колготки, связывает тетку так, что она вздохнуть не может, и сует ей в рот кляп. Потом садится на кровать перекусить. Когда муж вернется домой — он увидит глупое лицо жены с кляпом из колготок, спящего любовника и пойдет на кухню открыть газ. Один из солдат, разгребавших завал после взрыва, любит все фотографировать: «Смотри, руки и ноги к кровати привязаны, а посередине — пустота!» И так далее, механизм понятен — все разрозненные, казалось, сцены закольцовываются в систему. Связь осуществляется не через героя — персонажи здесь: пассажир 1, пассажир 2, женщина, мужчина. Все связывает мотив: терроризм рождается в быту, в отработанных до автоматизма моделях отношений. Собственно, драматурги только бессердечно зафиксировали этот мотив через простой, однообразный прием. Взяв типичную ситуацию, они поступают с ней радикально, доводят до крайней точки, до взрыва. Мать, не помня себя от злобы, орет на сына, бабка собирается отравить зятя, а вместо этого становится причиной нелепой гибели внука, секретарша вешается в комнате отдыха.
Кстати говоря, в спектакле Серебренникова над сценой висят электронные часы, отсчитывающие время к нулю: до взрыва осталось 50 минут, 20 и так до конца.
Проявлен в спектакле и другой важный для Пресняковых принцип. Герои не только нивелированы, но размножены: четыре секретарши в униформе, здоровые, голенастые, вышагивают по металлической конструкции как по подиуму. Четыре Монро в знаменитом белом платьице с голой спиной. Люди и их привычки представлены глазами обкурившегося вояки, который делает личное открытие про песенку Монро президенту: «У нее ж тогда — измена была, ломало ее, — это же, это же как — представляете, это человеку помочь надо, сначала помочь, а потом разобраться — это же голос такой, и манеры эти — это же у типичных героинщиков только — вот это все happy birthday!»
Пресняковы и Серебренников совпали в жанре — по сути это трагифарс. В остальном они разошлись. Все-таки драматурги Пресняковы записывали текст пьесы как имитацию повседневной речи, лишенной аффектации и пауз. Театр в лице Серебренникова пренебрег этой безличностью, расставив знаки препинания там, где они не требуются. Спектакль изобилует механическими эффектами, но таковы убеждения режиссера, беззастенчиво пользующегося разнородными материями, чтоб сделать текст максимально «выразительным». В начале выходят люди в камуфляже и оцепляют площадку-помост полосатой лентой. Шумят переговорные устройства, тускло поблескивают автоматы. Эффект рассчитан не на узнавание, а на фарс. Другое дело, что фарс сильно напоминает реальность.
Серебренников строит на сцене свой мир — брутальный и инфантильный одновременно. Здесь достаточно жестких трюков, цветистых и черно-белых, отсылающих к пластическим образам додинских «Клаустрофобии» и «Гаудеамуса», но не подозревающих о том. Я спросила у Кирилла — он не видел у Додина ничего, кроме «Чевенгура». Но питерская режиссура ему очень интересна, вот видел «Макбетт» Юрия Бутусова — сколько у парня драйва!.. Еще бы.
Показательно: скрытные и угрюмые на вид братья Пресняковы тоже претендуют на строительство своего мира, с законом или без — это как им вздумается. Но агрессия и жажда обладать реальностью чувствуются между строк. Между тем, в пьесе «Терроризм» утверждается исключительно гуманистический принцип: братья Пресняковы проповедуют отказ от терроризма во всех его проявлениях, а не только в том виде, в каком он существует в телерепортажах. В нелицеприятной идеологии — общественный и культурный смысл пьесы. А относительная безучастность, с которой описываются пограничные ситуации (секса, насилия), рассчитана на минималистские средства в театре. Если ставить пьесу Пресняковых так, как она написана, то это будет театр, прямо противоположный театру Кирилла Серебренникова. Тем не менее важен информационный вес события — а поставил во МХАТе «Терроризм» именно Серебренников.
У Серебренникова есть личная идея трилогии: в «Пластилине» герой гибнет, в «Откровенных полароидных снимках» мир подминал героя под себя, в «Терроризме» героя достал этот мир и он взрывает его. Герой, тоненький мальчик со светлыми волосами, ходит и смотрит на все невинно-сосредоточенно. В этом, пожалуй, сказывается стремление найти романтического героя и поручить ему одним, но красивым жестом послать все на…
В спектакле «Терроризм» такой пафос уместен, потому что Серебренников проповедует «наивное визуальное искусство», без «зауми». А наивное искусство может позволить себе многое: незнание освобождает от ответственности. И Пресняковы, и Серебренников заняты в том числе и позиционированием личных взглядов на мир. Так сложилось (может, как следствие экспансии провинциалов в столицу), что эти тридцатилетние бывают одинаково злы и жалостливы. Всем им присуще стремление к переустройству, а неофитство украшает.
Кирилл Серебренников популяризировал радикальную пьесу, в очередной раз сделал модным отказ от табу и заставил публику — не радикалов из подполья, а тех, кто покупает билет за деньги, — поверить в то, что такой театр может быть успешным. В своем роде он уникален — настоящий полупроводник.
Январь 2003 г.
Комментарии (0)