«NET—2002» — первый театральный фестиваль, прошедший в России после захвата заложников на «Норд-Осте», события, переломившего ход театральной истории, последствия которого еще будут осмысляться и аукаться. Организаторам помимо всех привычных сложностей и проблем пришлось столкнуться и с отказами зарубежных участников приехать на фестиваль из-за неуверенности в собственной безопасности. Так и не дождались Гжегожа Яжины — пожалуй, самого известного среди заявленных участников. До последнего дня было неясно, прибудет ли Акрам Хан со своей группой. Потом в интервью Роману Должанскому он разъяснит, что члены его группы боялись возможных террористических акций, но он был настроен на поездку: «Дело не в храбрости. Просто я понимаю, что раз люди нас пригласили, значит, нас хотят видеть. И мы должны быть здесь. Мы недавно ездили в Израиль, выступали перед еврейской аудиторией, но я очень хотел выступить и перед палестинцами. Не получилось, к сожалению, по соображениям безопасности. А в прошлом году были в Нью-Йорке буквально через пару недель после 11 сентября» (само выстраивание событийного ряда показательно).
«NET» открылся спектаклем, поставленным Кириллом Серебренниковым на сцене МХАТ им. Чехова, с весьма специфическим названием — «Терроризм». Публику быстро успокоили, доказывая, что к трагическим событиям мхатовская постановка не имеет отношения. Пьеса новых модных драматургов братьев Пресняковых из Екатеринбурга написана несколько лет назад, и терроризм в ней рассматривается с точки зрения скорее философов и социологов, но отнюдь не хроникеров. И, действительно, зловещее название весьма слабо связано с происходящим на сцене. Основная идея сочинения братьев-персов (почему-то толика персидской крови отмечается во всех рецензиях) Пресняковых проста: если плохо обращаться с ребенком, запятая, молодым сослуживцем, запятая, любовницей, запятая, женой, запятая, человеком рядом, запятая, из него может вырасти плохой человек — террорист. Мысль, не отличающаяся новизной, глубиной и верностью, иллюстрирована довольно яркими и запоминающимися сценками (к примеру, отец плюет в лицо дочери). Понятие «терроризм» расширено до той беспредельности, которая ведет к утрате смысла (к проявлениям терроризма отнесены и сексуальные извращения, и виноградина, подложенная Юношей в обувном магазине в башмак). Кирилл Серебренников, признанный специалист по воплощению модных «страшилок», в очередной раз подтвердил свою репутацию крепкого профессионала, умеющего сладить «съедобную» постановку из разного исходного материала. Серебренникова уже успели обозвать «лицом и лидером» поколения, равно не склонного в своих спектаклях ни к интеллектуализму, ни к лирическому самовысказыванию, но чувствующего ритм, владеющего приемами монтажа и трюкового остранения происходящего.
Сегодняшний «NET» вообще ориентируется не столько на открытие новых имен (что было девизом первых фестивалей), сколько на показ новых работ уже известных профессионалов среднего возраста.
Е. Гришковец.
Фото В. Луповского
Сцена из спектакля «Войцек».
Фото В. Луповского
Традицией стало присутствие в фестивальной афише Евгения Гришковца, впервые представленного Москве именно на NETе. В этом году Гришковец показал работу десятилетней давности «Титаник—1992». Вместе с актером Борисом Репетуром и женой Леной, Гришковец в этот раз был занят в небольшой массовке, сопровождающей лекцию-монолог главного героя, сыгранную его другом (в 1992 году студентом института культуры, а теперь менеджером по мелкооптовой торговле в городе Волгограде) Павлом Колесниковым. Плотный, неулыбающийся человек, твердо уверенный, что мир катится к скорой гибели, аккуратно загибая пальцы, называл нам приметы близящейся катастрофы: тут были и татаро-монголы («татар я уважаю, монголов нежно люблю, но вот татаро-монголов ненавижу»), и истребление бизонов и индейцев в Америке, и молодой человек, который спьяну полез на статую, поставленную его любовницей ее покойному мужу, а статуя возьми и придави его, и цирковые фокусники, и еще целый ряд причин и эпизодов. Легкий, остроумный, местами чуть устаревший текст подавался легко и артистично. Перед началом спектакля, предвосхищая замечания критиков, Гришковец заявил: «Сейчас вы увидите настоящую самодеятельность». Однако это была остроумная, забавная и радующая самодеятельность, показавшая уровень, с которого начинался Гришковец, от чего достаточно далеко и решительно отошел, к чему, наконец, у него есть опасность вернуться.
Если «Титаник—1992» был домашней радостью фестиваля, то его событием стали два спектакля Йозефа Наджа, запомнившегося Москве по гастролям двухлетней давности с «Полуночниками» по Кафке, за которые он получил «Золотую маску». На этот раз Надж привез две работы: «Время отступления» и «Войцек». Получасовой вариант «Времени отступления», который Надж играл с Сесиль Тьемблемон, несколько лет назад был показан на фестивале в Вильнюсе, и там же зародилась его новая версия: постановщик познакомился с Владимиром Тарасовым, и композитор стал третьим участником спектакля-дуэта. Его перкуссия укрепила танцевальную пантомиму каркасом жесткой ритмической структуры и удлинила спектакль вдвое. Пересказывать танец-пантомиму — занятие неблагодарное, еще хуже пересказа снов.
Мужчина и Женщина проходят долгий путь отношений, притягиваясь и отталкиваясь друг от друга, ища друг в друге поддержки и сражаясь за власть, сплетаясь в целое и яростно отстаивая свою самость. Пьеро и Коломбина, ожившие марионетки, архетипы и т. д. Любые трактовки произвольны, но горло перехватывает по-настоящему. Сам Надж лукаво поясняет: «Одни видят в спектакле пессимистическую историю, другие — счастливую. Думаю, каждый человек вкладывает в эти толкования свой личный опыт, свое восприятие отношений мужчины и женщины».
Естественно, что в «Войцеке» Наджа одинаково мало интересовали как перипетии сюжета (доведенный сослуживцами солдат убивает свою невесту, а потом себя), так и характеры действующих лиц. Экзистенциальный ужас человеческого существования в абсолютно нечеловеческой среде стал основой серии пластических этюдов, шаг за шагом показывающих неестественную оскорбительность самых простых вещей, если они совершаются человеком, насильственно обращенным в воинскую единицу. Точно ожившие персонажи страшных брейгелевских видений, с набеленными лицами-масками, очень разные и все же похожие человеко-единицы обедают горохом, который трудно глотать, он застревает в горле, им рвет, изо рта струйкой стекает зеленоватая кашица. Они садятся на велосипеды, но кое-как скрепленные ободья едва вращаются на месте. Они тянутся к единственной женщине, в таком понятном стремлении к нежности, к ласке, но их грубые прикосновения убивают ее, и ласки достаются безучастному трупу. Живые люди перемешаны с глиняными истуканами и муляжами. Можно оторвать ухо у глиняной головы, а можно отрезать откуда-то из-под рубашки куски кровавой требухи, и все с жадностью набросятся на кровоточащее мясо. Шаг за шагом вытравляется всякий проблеск человеческого, живого. И вот уже вместо воды льется песок. Воды небесные не утоляют жажды, не омывают тела, не смывают грехи.
За годы «NET» постепенно вписался в фестивальный ландшафт Москвы. Кажется, в этот раз впервые организаторов не спрашивали: что такое «новый театр»? Под какую концепцию они отбирают спектакли? Перестали возмущаться провалами и дотошно выяснять, сколько лет авторам удач. Стало понятно, что «NET» нашел/построил свою экологическую нишу. И теперь его небольшой парус вполне привычно белеет на фоне собратьев.
Декабрь 2002 г.
Комментарии (0)