ЧЕРЕМХОВО

С первого курса Театральной академии твердят студентам, что театр крайне необходим обществу как социальный институт, как зеркало жизни, как трибуна, c которой… и так далее и тому подобное. Но вот парадокс: в городе c бесчисленным количеством разнообразных театров этого нельзя ни почувствовать, ни понять. А вот в городке Черемхово чувствуешь очень конкретно, остро чувствуешь.

Прилетаешь в Иркутск. Пять утра — темень страшная. В темноте забираешься в транспортное средство, три часа в темноте едешь по неровным сибирским дорогам, приехав, в темноте же засыпаешь, чтобы поставить точку на этом и так слишком затянувшемся дне. Просыпаешься часа через четыре. Темнота наконец спала, и теперь уж выяснится, куда ты, благодаря ночи, укравшей весь контекст, перенесся прямо из дождливого Петербурга.

Маленький шахтерский городок Черемхово. На главной улице — Ленина — несколько официальных учреждений сталинской застройки, в пешеходной части местами есть асфальт, местами его заменяют туго сплетенные корни деревьев. На этой улице находятся, пожалуй, все важные объекты города: Школа, Парк культуры и отдыха, Филиал иркутского Вуза, Стадион, Театр. Другие улицы, узенькие, маленькие, ветвящиеся и прыгающие по холмам, заполнены небольшими, преимущественно двухтрехэтажными домиками, деревянными бараками, пристройками, сараями. На улице мороз —4, но снега нет, и оттого кажется, будто город в легком оцепенение или в спячке. Над землей и по земле, как большие змеи, тянутся трубы центрального отопления, по обочинам дорог возвышаются не по размеру огромные рекламные баннеры операторов связи, турагентств, магазинов электроники, парадоксально сочетающиеся c советскими растяжками типа «Энергия спорта — труду!».

Город Черемхово. Фото из архива драматического театра г. Черемхово

Ноябрь. Безлюдно. Основные цвета — вылинявшие, неяркие: серо-зеленый, грязно-коричневый, блекло-желтый. Но есть еще будто бы оттенки детских мелков (розовых, голубых, желтых), которыми выкрашен стадион; насыщенные краски, которыми пестреют заборы, ставни, вывески и шины, превращенные в клумбы. Есть в этих чистых и свежих красках (желтый-красный-синий-зеленый), которыми выкрашены доски забора (а за забором вылинявший домик), какая-то попытка — нет, не противостоять окружающей действительности, а словно бы попытка ее как-то разукрасить, что ли. Со стороны кажется, что это коллективный жест отчаянья, но, может быть, это вовсе не так. Однако в заборчиках этих гораздо больше художественного, чем в рекламных щитах по соседству.

Весь этот нехитрый пейзаж окружен, опоясан наступающей на него тайгой, пробивающейся, прорастающей в городе, как сорняк в покинутом саду. Черемхово и правда напоминает заброшенный сад, внезапно оставленный садовником годах этак в 1950–1960-х. Впрочем, садовника вычислить не трудно. «Союз нерушимый…». Когда-то он был могуч и грозен, заботился о собственном «культе», а также о «культуре» и «отдыхе». Для «культа» возводились монументы Шахтера, похожего на Бога, Пушкина, похожего на Шахтера… Для отдыха — парк аттракционов и стадион. Для культуры — драматический театр. Теперь уже черные монументы изрядно запылились и сливаются c пейзажем, облезлые железки аттракционов «Северное сияние» и «Веселые горки» похожи на скелеты динозавров. А театр живет. Здание, конечно, обветшало и давно требует капитального ремонта, но он живет.

Как только входишь в парадные двери театра и видишь людей — не двух-трех, а как раз столько, сколько нужно, чтобы заполнить зал мест на 400 (откуда они взялись при безлюдье улиц?), — удивляешься не только количеству публики, удивляешься и ее качеству. Можно догадаться, что выходящих в свет олигархов со спутницами и интеллигентствующих пожилых матрон здесь не окажется, но нет и других, случайных, составляющих большую часть питерского зрителя. Поход черемховцев в театр, кроме собственно театра, спектакля, больше, кажется, ничем не обусловлен. В театре и буфета-то нет, нет кресел, обитых бархатом и позолоченной люстры… Но зачем ходит сюда черемховский зритель, понимаешь уже на спектакле. «Фабричная девчонка» — спектакль, говорящий со зрителем об этом месте и об этом остановившемся времени, — находит живой отклик в зале.

В комнате фабричного общежития, на фоне облупившихся зеленых стен герои спешно вешают другую растяжку: «Наша цель — коммунизм!». И здесь это не формальная, иронично поданная примета времени («Энергия спорта — труду!»). Эти люди, эти герои словно по инерции, по привычке действительно живут еще той жизнью, говорят на том языке, исповедуют ту веру, и потому у них те самые володинские лица, голоса, интонации, тот самый сложный нравственный выбор на фоне ужасающей нищеты и бытовой неустроенности.

И потому, может быть, володинская «Фабричная девчонка», которую невозможно сейчас представить ни в одном столичном театре, оказалась в Черемховском драматическом и ко времени, и к месту.

Режиссер Татьяна Уфимцева, как человек приезжий, со стороны, высветила в спектакле совпадение володинского текста и местного контекста.

В спектакле практически нет декораций, ими становится старый, c облупившимися стенами городской театр, подлинный в своей осиротелости. На этом фоне по идее режиссера оператор (который есть в пьесе Володина, хотя и несколько в ином качестве) снимает идиллический советский фильм: выстраивает клишированные мизансцены, отбирает дубли, руководит актерами. Но не благодаря ему, а вопреки развивается сценическое действие. Взламывая каркас советской производственной комедии а-ля «Девчата», актеры рассказывают историю вымирающего вида советских романтиков и идеалистов, уже изрядно потрепанных, запылившихся от времени, но здесь — еще живущих, еще похожих на самих себя.

Театр драмы. Фото из архива драматического театра г. Черемхово

Зритель много смеется, правильно смеется: тихо так, без жима, о своем смеется, узнает. А когда в финале герои спектакля танцуют неуклюжий вальс на руинах, развалинах своей жизни, зал соединяется в ликовании. Редко где встретишь такое единодушное счастье в театре, небольшое, короткое счастье на руинах.

Перед спектаклем директор театра Надежда Николаевна Скоморовская рассказывала, что здесь было место ссылки, в театре играли репрессированные таировские актеры, потому из Иркутска и других близлежащих городов в Черемхово ездили за особенным театром. Теперь таировских актеров нет, но ездить в Черемхово за хорошим, за подлинным театром все же стоит, пока он есть. Ведь кто его знает, сколько еще продержится маленький театр, игнорируемый большим городом, областью, большими министрами и губернаторами…

Но пока стоит Черемховский театр, как последний часовой, не покидает свой пост.

Февраль 2011 г.