С. Мрожек. «Стриптиз». «Наш театр».
Постановка Льва Стукалова
Спектакль длится около часа, в нем заняты три актера, декорации минимальны — это как раз то, что воистину героический театр Льва Стукалова, лишенный последнего пристанища — площадки театра Эстрады, может себе позволить.
Пьеса подходит «Нашему театру» с любой точки зрения. Прежде всего, тема «стриптиза» как снятия всех покровов, сатирический отказ от всякого рода самообольщений, по-видимому, соответствует нынешнему мироощущению театра. Важно и то, что драматургия театра абсурда оставляет простор для воображения постановщика, а отточенные диалоги — удачный материал для актеров-виртуозов. В этом спектакле, несмотря на минимализм, гармонично сочетаются точность художественного оформления, музыки, пластики и актерского исполнения, а также видны специфические приемы, характерные только для этого театра. Так, предваряет начало действия выход двух актеров, которые молча раскланиваются слева на авансцене, уходят и затем выходят снова — уже в качестве персонажей. Это заставляет вспомнить и Арлекина из «Человека-джентльмена» в постановке «Нашего театра», и его далекого предка, расстилавшего коврик на площади.
Постановщик снова привлек к сотрудничеству команду, выпускавшую с ним последние премьеры. Музыка Леонида Левина, легкая и подвижная, хотя местами тревожная, подчеркивает перемены в действии и чувствах героев. Сценическое пространство графично (художник Мария Первушина). Пьеса начинается с ремарки: «На сцене стоят только два стула. С правой и с левой стороны — двери, которые должны быть хорошо видны». Дверь на сцене — только одна, справа от зрителя, через нее и появляются действующие лица. Эта белая дверь заключена в своего рода рамку, закрепленную на черном бархате портала сцены, — вероятно, символ невозможности для героев выбраться из той странной ситуации, в которой они оказались. В помещении их держит некая сила (она же их туда и поместила), которая оказывается гигантской рукой, последовательно отбирающей их личные вещи. Еще до появления двух мужчин сквозь приоткрытую дверь сочится рассеянный свет, словно в комнату проникает что-то инородное.
Мрожеком оба героя задумывались очень похожими, почти идентичными по внешности и поведению. В спектакле Стукалова они контрастны. Постановщик назвал их «Один» и «Другой». «Один» — это монументальный Василий Шелих, невозмутимый и неторопливый, комично настаивающий на свободе своего выбора и неприкосновенности внутреннего мира. «Другой» — стройный, подвижный Сергей Романюк, суетливый и простодушный герой которого во всех смыслах ломится в запертую дверь. Герой Шелиха — само спокойствие, тон его отличается насмешливостью и безапелляционностью. «Другой» Романюка воплощает собой физическую активность. Слова его в ответах «коллеге» иногда окрашены язвительностью, он цедит их сквозь зубы, что придает речи комически-издевательский оттенок, но он более робок и не решается выговорить: «Значит, Рука думает о нас в категориях — жизнь и то… другое…». Именно он исполняет технически виртуозные лацци, привычные для спектаклей Л. Стукалова, — песенку рыбака, стук в дверь. Герой С. Романюка в отчаянии стучит своими элегантными остроносыми ботинками, скандируя: «Долой закрытые двери!» На примере таких ситуаций виден трагикомизм положения героев, и не случайно спектакль, жанр которого иронически определен постановщиком как «фарс для очень умных», на первых показах подавался как трагифарс.
Как всегда в спектаклях «Нашего театра», для актеров характерны рельефное, четкое произнесение текста и отточенная пластика. Движение, жест особо значимы для исполнения роли Руки (Марианна Лучинина), которая лишена текста: комически-фатальное «звучание» своего персонажа по имени «Эта» актриса передает только движением (пластика Резиды Гаяновой) и костюмом. Когда я впервые видела этот спектакль, огромная, пугающе белая, выполненная со всеми реалистическими подробностями кисть руки, вмещающая хрупкую актрису, еще не была готова, но и в обычном черном трико героиня М. Лучининой воспринималась как инфернальная сила. Трагикомичным казалось то, что она управляет двумя взрослыми людьми. Ее действия в финале актеры сопровождали привычными для спектаклей «Нашего театра» остроумными комментариями, отсутствующими в тексте Мрожека: «Притомилась… Устала». Ослабевшую белую руку сменяет красная — как символ новой власти, перед которой бессилен маленький человек…
Комментарии (0)