СТУДЕНЬ

«Депо гениальных заблуждений».
Русский инженерный театр «АХЕ».
Идея: Максим Исаев, Павел Семченко

Это очень сильная идея. Впрочем, часто бывает так, что идея превосходит воплощение. «Основой для создания Депо послужили теории XX века, касающиеся мироустройства: от элементарной частицы до Вселенной. Все они пользовались всеобщим признанием, но со временем были бесповоротно опровергнуты», — сообщают создатели среды-спектакля. Научные заблуждения, тем более выстроенные в визионерский ряд, — это фантасмагорическое явление по факту. Ахешники, решившие собрать груду этих удивительных нелепостей, порадовали вектором взгляда. Будто намекая на известную шутку о том, что спектакль можно поставить и по телефонной книге, операторы Инженерного театра мужественно взялись за дело, сочетая тотальный стёб и убийственную серьезность. С иронией все ясно, как же еще относиться к подобному материалу. Сосредоточенное копошение тоже вполне оправдано самими мотивами постановки. За основу берется, например, гипотеза о существовании Планеты Икс: «За орбитой Плутона спрятана планета-гигант. Если бы гипотеза была верна, в 2060 году туда прилетел бы аппарат c посланием Брежнева». О молекуле памяти в программке сообщается: «Для каждого воспоминания есть отдельная молекула. Если бы гипотеза была верна, можно было бы дарить воспоминания друг другу и обучать c помощью инъекций».

П. Семченко. Фото Д. Пичугиной

Научность и псевдонаучность, гениальность и маловменяемый порыв ума, усталость от собственной мысли и внезапное овеществление безумного предположения — все это здесь переливается и сверкает, как дискотечный шар.

Вот только на место шаманизма, оголтелой алхимии и мистического дуракаваляния железной ногой ступает технология, гарцующая в вакууме. Возможно, дело тут в самом пространстве премьеры. Хай-тековая эстетика галерейного комплекса «Эрарта» c его черно-белым минималистским простором, c турникетами, лифтами и охраной «на сером костюме» навевает мысль то ли о покупке билета на проезд в метрополитене, то ли о посещении бизнес-центра. Ахешники, оставшись без обжитой «Антресоли», на протяжении нескольких месяцев репетировали прямо в «Эрарте», и эта близость явно сказалась на художественном результате. «Депо», возможно, смотрелось бы на камерной сцене провинциального драмтеатра, в маленьком клубе или в заброшенном ДК, а вот в огромной галерее получилось масло масляное.

Пафос этого здания и всей выставочной затеи «Эрарты» — для Петербурга явление не новое по сути, но знаменательное по подаче. «Эрарта» — это своего рода памятник эпохе нулевых c ее путинским кулаком, офисным планктоном, гигантскими супермаркетами, c глобализацией и медиа-прогрессом. Казалось, сложно представить, что Русский инженерный театр может слиться c этой реальностью на уровне эстетического мейнстрима. Однако именно так и происходит.

3D-мэппинг (видеопроекция c почти неограниченными возможностями) сам по себе — отдельный вид искусства, а в «Депо» становится едва ли не главным героем постановки. Здорово сбитые инсталляционные пространства (например, огромные белые кубы в сцене «Антиматерия») иногда напоминают о себе, но затем просто тонут в мэппинге и отступают под таким напором на второй план.

Во фрагменте «Водный полимер» бассейн приобретает дополнительные объемы опять же за счет световой проекции. Здешнюю воду можно поднимать в воздух и вертеть в руках, лепить из нее, как из глины. Вокруг водоема курсирует странная процессия, в итоге становящаяся огромным студнем. Подтверждая гипотезу, воплощая ее и одновременно над ней посмеиваясь, исполнители максимально отстранены от собственных действий. Чуть более живым кажется Павел Семченко, в эпизоде о тахионах мечущийся в крошечной вселенной размером c собачью будку и пишущий письма своим предкам. Однако и тут субъектность сведена к минимуму и существенно отличается от того, что мы могли видеть, например, в «Sine Loco». Абсурдность действий в «Депо» отсылает скорее к вечному космосу, беспорядочному движению частиц, хаосу и энтропии. Исполнители и средства как будто поменялись местами. Бывшие титанические алхимики, похоже, стали обычными комнатными учеными или даже молекулами, оказавшись заложниками собственноручно выбранной новомодной технологии.

В смысле эволюции театра самих ахейцев эта выставка-инсталляция столь же велика, сколь и печальна. 3D-мэппинг, падающий c небес, бьющий из-под земли, пронизывающий тела исполнителей и вступающий c ними в самые невообразимые отношения, — что это такое на фоне знакомых нам штучных поделок бородатых хитрецов? Вместо тепла электрической лампочки, огнепусканий и картонных городков — киберпространство в максимально обезличенном виде. Техногенный холод нынешних проекций работает как робот-жрец. Существа из плоти и крови выглядят здесь все теми же немыслимыми заблуждениями.

Сцена из спектакля. Фото Д. Пичугиной

Работа АХЕ еще раз доказывает, как велик сейчас кризис «визуального» и «физического» театра, повально лишенного энергии простого сюжета. Те мотивы, которые найдены ахейцами, так и остаются лишь мотивами, не подлежащими полноценному развертыванию. Галерейный монотонный темп комфортен и для зрителя, и для перформеров, он никуда не зовет, он усыпляет. Мэппинг действительно творит чудеса, но при этом работает как будто сам для себя. Формально вполне встраиваясь со своим творением в тот ряд, который тянется от Роберта Уилсона до Хайнера Геббельса и далее, питерские маги топчутся на найденной точке под светом лазерных софитов.

Апрель 2011 г.

Какие ценности актерской профессии вы хотели бы сохранить и какие надо занести в Красную книгу?

Алексей Ставицкий Исчезло умение общаться c суфлером. Я уже не застал ту эпоху, но почему-то мне кажется, что живое общение c суфлером давало дополнительный мистический и одновременно весьма комический план театральному действу. Однако всему свое время. Ушла профессия — ушел и тип коммуникации. Сегодня в Красную книгу я бы занес умение избегать урбан-толстокожести. Все сидят по домам, мало кто открыт, мало кто вне интернета и вне барьеров. Актеров это касается напрямую, потому как в их случае толстокожесть — смерть, и техникой тут не спасешься. И, конечно, редко кто живет в единстве со своим детским и юношеским опытом (порой очень жестким) и естественным путем, без специальности реализует его в игре. Все это было у мастеров — Клауса Кински, Михаила Ульянова, например. Это есть у Сергея Дрейдена, Виктора Сухорукова. Из молодых таким владеют, к примеру, Янина Лакоба, Александр Артемов, Антон Багров.