Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ДЯГИЛЕВСКИЙ СЕЗОН

«Я — клоун Божий. Нижинский»
Театр «Приют Комедианта».
Режиссер Юрий Цуркану, художник Олег Молчанов

Нижинский из спектакля не остается в памяти вообще — ни лица, ни энергии вспомнить не могу: так, некая декоративная немощь, фон, по которому отчетливо и энергично выписан другой портрет. Дягилев Михаила Николаева. Он словно выдается из «рамы» спектакля: плотный, пружинистый, рисующий собою в пространстве сцены историю любви, властной и несчастной ревности, страдания.

Впрочем, энергетически силы распределены верно: жидкий, струящийся, эгоистичный, неплотный Вацлав — и сгусток энергии, напора, страсти — Дягилев. Тряпичный колпак c бубенчиками — и цилиндр, форма, стать.

Как известно, Дягилев не просто влюблялся. Его любовь была деятельна, он всегда дарил возлюбленному — мир, а миру — возлюбленного, увековечивая предмет своей любви в искусстве. Его любовь требовала эстетического, а не только физиологического воплощения: десятилетие c Димой Философовым дало журнал «Мир искусства», любовь к молодому танцовщику Мариинки Нижинскому создала великие балеты, родила «Русские сезоны» и… самого Нижинского в новом качестве его «полета». Любовь к Леониду Мясину дала новую хореографию и… самого Мясина как имя. Поздние связи c Лифарем и Долиным принесли искусству великие балеты Баланчина…

М. Николаев (Дягилев).
Фото Д. Пичугиной

М. Николаев (Дягилев). Фото Д. Пичугиной

Михаил Николаев, по-моему, внешне похож на Сергея Павловича Дягилева (а кто-то, впрочем, скажет, что не похож), у него мягкие, полные влажные кисти рук, лежащие на набалдашнике трости, и при некоторой тучности — упругая легкая походка. Соединение физической мягкости, вальяжности, изнеженности, телесности — и стремительной энергии. Словно плоть, не находящая полного удовлетворения, сублимируется в деятельном созидании искусства.

И пусть Нижинскому, от лица которого ведется повествование, надо рассказать, как тиранил его жестокий импресарио, — Николаев играет другое. Дягилев был «Пигмалион», его скупая слеза (Вацлав, вернись!) — не только боль в очередной раз покинутого любовника (все его великие партнеры уходили к женщинам), это боль создателя, от которого уходит его творение, причем творение еще не завершенное, не доработанное, — и он знает: совершенство уже не будет достигнуто, а ведь могло бы быть! Но у него нет сил и возможности объяснить своей «Галатее» это знание. Дягилев соблазняет Вацлава именно искусством, балетом (что может быть дороже для художника? «Мой прекрасный, дивный, ты можешь одним штрихом…»), но разве артист когда-нибудь признается, что он — творение режиссера, перчаточный Петрушка на руке?.. И дягилевское страдание тут двойное: чувство человеческое и эстетическое слиты в одно отчаянное стремление объяснить Нижинскому — он никогда не станет тем совершенством, которым был в лучах его, Дягилева, любви. Бунт Вацлава — это бунт Петрушки, решившего освободиться от руки кукловода. Драма Дягилева — это драма жестокого творца, которого лишили вдохновения, точки приложения сил, от которого ушла Галатея.

Все это Михаил Николаев играет замечательно, со скрытой страстностью, будто изнутри разрывающей персонажа.

Май 2011 г.

В именном указателе:

• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.