



В спектакле «Идиот» нового театра «Мастерская» три исполнителя роли князя Мышкина: разные по возрасту, амплуа, внешним данным. Но все трое одинаково подлинны. Так что веришь режиссеру Григорию Козлову, как бы говорящему спектаклем: князь Мышкин — один из чистейших и святейших образов русской культуры — может быть разным.
Многоликость главного героя будто утверждает возможность его существования в жизни. И в то же время князь Мышкин перестает быть конкретным человеком, становясь явлением, архетипом, в какой-то степени учением о жизни. Но если роман Достоевского по сути своей трагичен, то спектакль получился куда более жизнеутверждающим, наполненным верой в людей.
Один из Мышкиных, Максим Студеновский, сказал: «Каждый зритель откликается лишь на одного князя Мышкина, которого видел первым». Мне же кажется, что это триптих, что три спектакля c разными исполнителями главной роли — части единого целого.
Все три князя объединены детскостью, непосредственностью восприятия окружающего их мира, ранимостью. И все же каждый из актеров играет про свое.
Мышкин Евгения Перевалова — философ, другой знаменитый «Лев Николаевич», и даже не он как конкретная личность, а воплощение его учения: непротивление злу насилием, абсолютная вера в доброту человека (Перевалов даже в жизни чем-то похож на толстовца и носит в основном косоворотки). Этот князь — насыщенная жизнь человеческой души, где воплощен не один мир, а много. Перевалов—Мышкин одновременно ведет различные темы, словно играет фугу. В жизни у артиста Перевалова такой же глубокий взгляд, как у его персонажа, но есть и странное свойство — смотреть вкрадчиво. Он одновременно и не здесь, и не внутри себя, а где-то между.
Князь Евгения Шумейко всем своим существом открыт
миру, он тянется к людям, у него артистический
дар рассказа-показа (а не притчевого повествования,
как у Перевалова). Мышкин—Шумейко все воспринимает
заостренно, играет стаккато. Его князь
меньше человек, больше артист, оттого и ребенком
кажется, оттого и полон очарования, оттого всем
сразу становится необходимым. Женя Шумейко похож
на гимназистов Бунина, Алданова, на тех чистых,
прекрасных юношей, про которых мы читаем в прозе
XIX — начала XX века, но, увы, больше не встречаем
в веке
Максим Студеновский играет скорее великого композитора, ученого — это угадывается даже во внешнем виде. В князе Студеновского, одетом в широкий, помятый плащ, есть неряшливость человека, постоянно отвлеченного важной темой, мыслью. Кажется, этот Мышкин обладает какими-то обширными знаниями, всегда озабочен какой-то идеей. Музыкальная тема этого князя — кантилена. Студеновский — умный артист, владеющий своей профессией. Его не сразу можно почувствовать, он воспринимается не на уровне эмоционального потрясения, в него нужно всматриваться.
С каждым из них мы говорили отдельно, лишь потом три разговора соединились в один.
Дарья Коротаева Я буду называть слова — а вы давать свои определения. Театр?
Евгений Перевалов Компания.
Евгений Шумейко Жизнь, добро.
Максим Студеновский Это то же самое, что спросить: «В чем смысл жизни?» Для меня театр — это возможность высказаться, театр — это и компания людей, театр — это добро и зло; театр — это идея, мысль; но, мне кажется, всего этого мало для определения театра…
Коротаева Спектакль?
Перевалов Откровение.
Шумейко Суть, судьба.
Студеновский Игра, имеющая цель, потому что игра без цели — странная вещь. Жизнь людей, картины существования, их мысли, судьбы.
Коротаева Роль?
Перевалов Подвешенная.
Шумейко Здесь и сейчас.
Студеновский Это то же самое, что назвать фамилию живого человека и попросить определить, кто он такой. Каждая роль — отдельный человек, отдельный организм, который нуждается в отдельных эпитетах и собственных характеристиках. Но если в двух словах, любое появление на сцене — уже роль.
Коротаева Артист?
Перевалов (улыбается) Всемогууущий!
Шумейко Идет и добивается!
Студеновский Проводник.
Коротаева Профессия?
Перевалов Сварщик.
Шумейко Я не знаю, что это такое.
Студеновский Это очень важная часть жизни, как кислород. Я пробовал себя в других профессиях, учился в «нормальном» вузе, и я знаю, что такое не любить свою профессию, не иметь к ней предрасположенности, внутреннего хотения. Это образ жизни.
Коротаева Автор?
Перевалов Ерофеев.
Шумейко Доверие, погружение.
Студеновский В мире театра автор — «царь» действия, спектакля, он его основа.
Коротаева Художник?
Перевалов;в Дали.
Шумейко Стремление, желание.
Студеновский Актер тоже художник.
Коротаева Какое из перечисленных слов имеет для вас наибольшее значение?
Перевалов Дали.
Шумейко Театр!
Студеновский Я думаю, художник — c его мысли все и начинается.
Коротаева С каким багажом вы пришли в академию? С каким выпустились?
Перевалов Я пришел c трехлетним багажом знаний, после театрального училища в Екатеринбурге. Мой педагог Елена Алексеевна Казакова обучила меня простым человеческим вещам, которые помогли мне при поступлении и при обучении в академии даже больше, чем какие-то навыки профессии. И я ими до сих пор живу: нужно уважать женщин и держать спину прямо. Мой мастер в академии тоже очень нравственный человек, поэтому я и в жизни от него что-то перенял. Он дал мне многое. Григорий Михайлович любит теплый театр. Для него главное — то, что между людьми.
Шумейко Я из Тулы. Родился в театральной семье. Папа и мама у меня — режиссеры, оба заканчивали «Щуку». Так что c шести лет я выходил на сцену Тульского академического театра драмы. Моя мама там и сейчас работает зав. музыкальной частью. Иногда ставит спектакли. Так что я ребенок театра, все время крутился в этой среде, и мне очень нравилось. Надо мной смеялись ребята во дворах, но я не обращал внимания и говорил: «Да! У меня спектакль сегодня!» Я даже сыграл Колю в «Месяце в деревне». А в академию я уже пришел c «багажом»: пролетел везде в Москве, никуда не поступил. Изначально я даже не хотел в Петербург ехать (ведь Тула — Москва: всего лишь 2,5 часа), думал еще поступать в Ярославль (у нас в Туле филиал Ярославского театрального института) и был уверен, что туда пройду точно. Либо мог еще пойти в наш «кулек» — и остался бы при тульском ТЮЗе — без проблем! Но меня привезли сюда в последний день, а тут — добро (в Москве на поступлении все жестче как-то, именно по атмосфере). А вышел из академии… Познакомьтесь c Григорием Михайловичем Козловым, Григорием Ефимовичем Серебрянным, Алексеем Юрьевичем Потемкиным, Аркадием Константиновичем Ковалем, Галиной Ивановной Бызгу, Евгенией Ивановной Кирилловой, Игорем Сергеевичем Качаевым, c Екатериной Ивановной Мареевой — со всеми нашими педагогами, и просто поживите в этом. А если еще пытаться их понять… Вот c таким багажом я и вышел: c умением включаться в людей, которые тебя окружают, которые знают… не все, но очень многое, и все про одно, но каждый по-своему. Я в какой-то момент почувствовал, что понял что-то, но через какое-то время пойму, что ничего не понимал… и так дальше и дальше. Не знаю, как сформулировать, чему конкретно научил меня Григорий Михайлович. Я его безумно люблю, он талантливый человек, который на сто процентов отдается театру. Научил — ВСЕМУ! Был дурак дураком.
Студеновский Я довольно хорошо учился в школе, мне легко давались точные науки, так что мог поступать в хороший престижный вуз. И поступил в Балтийский государственный технический институт им. Устинова. У меня должна была быть замечательная специальность — расчет траекторий летательных аппаратов. Очень, между прочим, прибыльное дело. Но начиная со второго курса я стал медленно разочаровываться во всем. Князь Мышкин говорит, что каждый день ему становится дороже, а мне каждый день становился тяжелее. На третьем курсе меня озарило — я понял, что хочу заниматься чем-то другим. У меня еще со школы была тайная мысль — хотел быть композитором, и мне помогла моя любовь — музыка. Я считаю, что музыкальное и театральное искусства не просто перекликаются, а не могут друг без друга существовать. Еще я занимался танцами, развивал тело. Во многом мне помогли родители, мама моя была актрисой, но в свое время ушла из профессии и посвятила себя детям. Она сыграла исключительную роль в моей жизни, хотя свою любовь к актерскому труду никогда не навязывала. Школьником я ходил в детскую театральную студию, но тогда еще даже намека не было, что это может быть серьезно… И вот однажды (я очень хорошо помню этот день — это было как в кино) я пошел рано утром на учебу в «военмех», c черным тубусом в руках, c чертежами, c портфелем, и увидел — представь себе — длинный-длинный коридор и серыесерые стены. И эта серость начала на меня давить, я физически не мог там находиться, дышать не мог. Решил поступать в Театральную академию — не взяли. Потом нигде не учился год — морально собирался, попробовал работать в театре, вышло это не очень удачно: там я чуть не надорвался, и у меня возникло отвращение к делу, ощущение того, что если театр устроен так, то мне нечего в нем делать. Но это чувство я смог в себе перебороть. И судьба преподнесла мне подарок — наш театр «Мастерская» устроен по-другому, и в нем мне комфортно, в нем я могу дышать полной грудью.
С чем выпустился?.. У нас уникальная школа. Я очень благодарен нашим педагогам. Эту классическую школу театрального искусства очень часто, к сожалению, обходят стороной. Знаю, что ребята c некоторых курсов не получают азов профессии, а ведь они очень важны. Мы занимались тренингами c педагогом по различным системам: и Гротовского, и Станиславского, немного касались и dell’arte. И если Алексей Потемкин — это ответвление школы Корогодского, то Аркадий Коваль — это мастерская Кацмана, в какой-то мере и додинская. Затем начались спектакли — настоящая учеба. Галина Ивановна Бызгу принесла на наш курс свободу. Сначала мы были погружены в «Идиота», в тонкий психологический жанр, в полутона. Но тут появился человек, который сказал: «Ребят, есть и другое!» — и мы окунулись в совершенно иной мир, мир широких мазков «Сна в летнюю ночь».
Очень важно для артиста, говоря нашими словами, «наиграть». Те часы, которые ты находишься на площадке, имеют огромную ценность: постепенно начинаешь не бояться ее, а любить. Одна из заслуг наших педагогов — большое количество спектаклей. Это и есть наш багаж: часы жизни на сцене, часы опыта. Григорий Михайлович — потрясающий человек. Мы могли без конца репетировать, у нас могла долго не выходить какая-нибудь сцена — и вдруг приходил он и говорил что-то такое, от чего эта сцена начинала дышать. Он нас и научил существовать на площадке, любить ее, чувствовать друг друга, относиться тоньше к партнеру, любить партнера так, как делает он: любит каждого артиста и каждого по-разному. Теперь у нас есть свой театр, но одно дело — играть дома, в стенах родной академии, и совсем другое — когда зритель пришел посмотреть не на студентов, благосклонно улыбаясь и прощая помарки и ошибки, а уже на профессиональных артистов. Тут начинается совершенно новый этап нашей жизни…
Коротаева Куда теперь устремлен ваш творческий взор?
Перевалов Внутрь себя. Я хочу учиться, заниматься профессиональным развитием. Я должен сейчас понять, что мне больше нужно. И тогда уже можно будет пойти в театр и что-то «отдавать». Я пока не считаю, что достаточно приобрел. Есть же еще и театр представления, есть цирк… Хочу сейчас немного позаниматься телом, развитием жеста.
Шумейко Творческая установка у меня одна c ребятами: мы очень горим нашим театром и не хотим, чтобы все это кончилось (естественно, все понимают, что это может разрушиться из-за массы проблем). Наша цель — чтобы театр существовал и после нас, и после-после нас. Мне нравится, что мы делаем, нравятся те спектакли, в которых я не участвую, я смотрю их и учусь на них. И я хочу, чтоб так было пос-то-ян-но! А нравственная установка — семья, это самое главное. Академия меня научила этому: c момента поступления я стал совершенно другим человеком.
Студеновский Продолжать учиться, постигать профессию, копать, искать в себе разные грани. Иногда ты сам не знаешь, что есть в твоей душе, надо это исследовать. Установки у меня, конечно, серьезные, но плох тот солдат, который не метит в генералы. Я все же не буду открывать все карты. Сейчас у нас в жизни происходит очень крупное событие — рождение нашего театра, и надо трудиться вдвое.
Коротаева Итак, «Идиот». Кто был первым желающим сыграть князя Мышкина? И пробовали ли вы других героев романа?
Перевалов У нас демократическая мастерская, там все всегда пробуют все. И из этой общей каши каждый для себя берет то, что чувствует. И роль князя складывалась всеми вместе, так же, как и любая роль в этом спектакле. Нам дали роман в середине первого курса, и весь второй курс и половину третьего мы работали, жили в «Идиоте». Кроме Мышкина я пробовал и Фердыщенко, и Рогожина, и от каждого персонажа по чуть-чуть. У нас и девушки пробовали мужские роли. Если кого-то осенило: «А, я чувствую!» — он идет и пробует. Рогожина, например, было необходимо попробовать, если пробуешь Мышкина.
Шумейко Первым желающим был я. У меня друг очень хороший есть, Сергей Интяков, он от нас ушел, сейчас заканчивает Школу-студию МХАТ. Мы c ним вместе в общаге жили, а он такой здоровый — Рогожин… И у нас просто получилось раньше остальных. Нам еще не требовалось быть именно Рогожиным и Мышкиным, мы только правильно проверили ситуацию (нас так учат, и эти странные слова — наша кухня). И оттого, что мы были «друг в друге», и оттого, что наша очень хорошая подруга Арина Лыкова была для нас обоих как бы Настасьей Филипповной, и оттого, что помогал нам Риккардо Марин, — проба получилась. И даже не я вскрыл Мышкина, а Сергей — Рогожина. Григорий Михайлович увидел что-то важное в этом этюде. Мы, кстати, очень ждем Интякова в наш театр, я его жду. Потом я пробовал Колю Иволгина, даже думал, что буду играть его, и Ганю. Но потом решили оставить только Мышкина и заниматься спокойно, серьезно.
Студеновский Кто был самым первым, я теперь не вспомню. Но не я. Когда нам впервые дали роман «Идиот», я страдал излишней скромностью. Может, это была трусость или страх, скорее всего, я просто не понимал, как подступиться к огромной роли. И наши первые опыты действительно были очень наивными. Сначала я попробовал Ганю. В чем прелесть Достоевского: когда читаешь роман, ты сам понимаешь, на что отзывается твоя актерская природа, и тут уже не может быть ошибки, ты либо чувствуешь, либо не чувствуешь. Я даже Рогожина пробовал, его было интересно исследовать, хотя я понимал, что из меня Рогожина не выйдет, если иметь в виду классическое представление об этом персонаже. Но эта проба для меня была очень важна, потому что Рогожин совершенная противоположность Мышкина, если у него любовь-сострадание, то у Рогожина это болезненная страсть, практически животное чувство. По психофизике своей я не Рогожин, но всегда интересно найти в себе какие-то крайности, а они есть в каждом.
Коротаева Был ли роман «Идиот» любимым или вы прочли его только к репетициям?
Перевалов Я, честно говоря, впервые прочел роман на первом курсе. После «Идиота» я прочитал «Бесов». У нас есть еще две работы по Достоевскому: «Кроткая» и «Сон смешного человека». И сейчас, наверное, мой любимый роман Достоевского — «Идиот».
Шумейко Честно говоря, я его прочел, когда дали. И как только прочел, он сразу же стал для меня любимым. Есть в нем что-то такое… Поэтому я и решил попробовать Мышкина, хотя сам прекрасно понимал, что в 16 лет — какой же я Мышкин. Но что-то в меня «попало», не могу словами объяснить, сейчас начну какими-то междометиями изъясняться и прыгать.
Студеновский Это был мой любимый роман. Удивительная вещь: еще до поступления у меня была безумная мечта сыграть эту роль. И такое совпадение, что на курсе дали именно «Идиота». В душе я понимал, что это не может быть просто так, что этот шанс нельзя упустить.
Коротаева А что для вас Достоевский? Достоевский — это… В двух словах.
Перевалов Это такое… молитва, что ли… что-то очень интимное. Вечером. В темной комнате.
Шумейко Гений. Вот «Идиот»: у каждого человека в романе есть своя жизнь, которая была до, которая сейчас, которая будет потом, которую можно додумать. Все ясно про каждый характер, почему он такой, а не иной. Там все прозрачно. Очень хорошо сказал кто-то из педагогов на мастерстве: Достоевский начинает роман c того, чем Толстой заканчивает. То есть сразу же все очень остро. Не то чтобы Толстой хуже (Толстой лучше: Ясная Поляна, Тула — земляк), но Достоевский сразу же все сталкивает. У него все герои сумасшедшие русские люди. Он пишет очень остро про Россию. Я не «формулятор»…
Студеновский Достоевский — клад для актера. Театр не исследует «с холодным носом», и Достоевский не дает нам такой возможности. Очень часто — во многих пьесах и романах — есть возможность существовать, не особо затрачиваясь. Достоевский помог разбудить нашу, на тот момент еще спящую, актерскую природу, он всегда исследует пик. По своей энергетике первый акт в романе «Идиот» начинается как пятый, как кульминация. Каждое слово в Достоевском — по градусу как финал. Так что возможности расслабляться нет. И когда мы нашли это, тогда и стали двигаться в правильном направлении.
Коротаева А какой момент в романе стал для вас ключевым в понимании роли?
Перевалов Этого со мной не произошло, весь роман — одно большое объяснение князя Мышкина. Он — не вспышка. Я его даже сейчас не понимаю, конечно, я его чувствую, но чувство это — всего лишь капля.
Шумейко Монолог о Мари.
Студеновский Трудно сказать, очень много разных эпизодов, и каждый вскрывает что-то новое. Я перед спектаклем заново занимаюсь текстом, даже в какой-то мере снова его исследую. Потому что знать все невозможно. Конечно же, есть очень «громкие» эпизоды. Мы, например, делали этюд (очень жаль, что он не вошел в спектакль), который много дал нам. Это когда Мышкин приходит к Рогожину и понимает, что Настасья Филипповна мертва, — и это нужно было проиграть, прожить, этюд длился более 30 минут: неспешно, подробно. Тогда я что-то понял и «зацепился» за Льва Николаевича. В первой части это пощечина, это сцена разговора c Ганей, это монолог о Мари. Каждая сцена на вес золота.
Коротаева Князь Лев Николаевич Мышкин — идиот: соединение несоединимого. Это имело для вас значение?
Перевалов Вот тут я так глубоко не думал, потому что, наверно, если бы я начал над этим задумываться — ничего бы хорошего не вышло. О сложных психологических вещах не говорили — мы шли от себя. Наверно, Григорий Михайлович (я просто уверен) думал об этом — понимал, как управлять созданием образа, двигал нас к нему. Но разговора как такового никогда не было — я не помню.
Шумейко Безусловно! Хоть он и плохо помнит жизнь в России, но чему-то обучен еще до Швейцарии и не может в пояс кланяться, а только голову склонит, потому что князь. Лев Николаевич Мышкин — мы это разбирали очень подробно. Потому что Толстого тогда считали странным человеком, который радуется тому, чему уже никто не радуется, самым «незначительным» вещам — детям, например. Лев Мышкин — и сила, и слабость, то есть он очень мудрый человек, и он непросто так себя ведет, я не совсем согласен c тем, что Мышкин такой простачок-дурачок. Я, Мышкин, просто все вижу, что c вами происходит — c тобой, c ним, c ней. Я все вижу, но я не просто это скажу, я скажу это так, чтобы попало и чтоб ты поняла, что все просто: мы видим друг друга, мы любим друг друга. Мышкин любит людей, это самое важное, на мой взгляд. Что касается слова «идиот» (хотя мы делали в этюдах припадки), я не считаю это слово таким уж важным.
Студеновский Да, конечно. Князь Мышкин — очень противоречивая натура. В какой-то момент мне казалось, что я его понял, — и вдруг он начинает вести себя совершенно неадекватно, следуя его же логике — он должен был поступить иначе! Никогда не знаешь, как он поведет себя дальше, — в этом интерес, в этом и загадка.
Коротаева Достоевский в черновиках называл Мышкина — князь Христос, это было для вас важно?
Перевалов Если сравнивать c другими нашими спектакля ми, то в спектакль «Идиот» очень тепло выходить. В этом и была, наверное… святость, потому что я каждый раз чувствовал, что имею какую-то связь…
Шумейко Я знал об этом, но значения это для меня не имело. А как сыграть, что он провидец? Если какой-то зритель увидит во мне Христа, это будет здорово, но я просто не понимаю, как это сделать.
Студеновский Я знал это, но нам это мало бы помогло в создании роли — это интересно как литература, но как артист я ведь не могу сыграть Христа. Конечно, чтобы сыграть Мышкина, нужно было преодолеть в себе какие-то моменты. Под влиянием роли мой характер изменился, мне пришлось над собой поработать, чтобы иметь право от его имени говорить на сцене. Но, несмотря на это, Мышкин — человек; я не играю дух, я играю человека.
Коротаева Сложно играть прекрасно-положи тельного героя?
Перевалов Я не играю прекрасно-положитель ного героя, упаси Господи! Играю себя в предлагаемых обстоятельствах. Обстоятельства здесь плотные, и взять весь этот объем нелегко.
Шумейко Конечно, сложно. Нужна ненавязчивость. Актерски это решается за счет партнера. Я же по-настоящему всех партнеров люблю, правда, всех посвоему. Скорее всего, актерски это так: я люблю Ганю как человека и хочу ему помочь, я также люблю Колю — моего партнера, и есть какие-то вещи, в которых я хотел бы ему помочь, но как Женя не готов это сделать, а на площадке я как Мышкин это беру на себя…
Студеновский Мне кажется, это невозможно. Не думаю, что я сыграл положительно-прекрасного. Ведь этот человек, говоря правду, каждый раз бередит чужие раны. В его присутствии люди себя чувствуют дискомфортно. Хотя он делает это по велению сердца, не думаю, что в нашем понимании это всегда правильно. Мы привыкли думать, что Мышкин прав, но мне кажется, что это некий штамп.
Коротаева Про какие ценности вы играли?
Перевалов Да про простые! Сострадание к людям, помощь — истовое желание помочь и неистовое желание помочь.
Шумейко Про любовь — во всех смыслах.
Студеновский Есть у Томаса Манна такая фраза: «Вместо мысли, понятной всем, поставить тайну, которую невозможно во всю жизнь решить». Тайна и ее исследование — смысл профессии. Если я тебе сейчас расскажу, что я играю, то можно не смотреть спектакль. «Про что» в данном случае это очень большой пласт. Можно сказать, что я играю про любовь, но про другую любовь. Есть рогожинская любовь — безумная страсть, тоже крайность, а есть мышкинская — тоже, на мой взгляд, безумно болезненная. Не любовь мужчины к женщине, а, наверно, самый красивый род любви. Любовь высшая, через боль и страдание. Можно сказать, что и про спасение людей.
Коротаева Ваш князь получился ребенком, который обижается, прощает, реагирует по-детски. А вообще в современном мире возможно такое чистое детское сознание хотя бы сыграть?
Перевалов Да. Я и сам ребенок, и мне не хочется взрослеть.
Шумейко Да… Я думаю. Он ребенок получился из-за того, что я начал пробовать его в 16 лет, когда еще сам был ребенком.
Студеновский Я думаю, что в современном мире судьба такого человека будет несколько схожа c мышкинской. Конечно, он будет выглядеть умалишенным. К сожалению, многие люди не понимают добра, они не принимают его, на него не откликаются. Мне приходится над собой много работать, чтобы хотя бы в день спектакля стараться быть, как ты уже сказала, абсолютно положительным человеком. Это стоит огромнейшего труда (начиная c того, как переступаю порог дома, как передаю плату за проезд в маршрутке, как еду в душном метро), это очень сложно, почти невозможно.
Коротаева Достоевский пишет про болезненность времени и про болезненность отдельного человека. Какого рода бывает болезненность?
Перевалов Болезненность присуща каждому и, возможно, человечеству в целом. Я чувствую разницу между искусством от ума и искусством от сердца. Для меня даже то искусство больное, которое придумано. Часто это европейский театр предлагает. Все придумано… такая «фишка», хорошо, умный человек придумал, может, он даже знал, о чем думал, но это не трогает сердце. Театр должен трогать сердца, а не голову — я так считаю.
Шумейко Болезненность может сыграть положительную роль, если тридцать одинаково больных людей делают театр. Что касается физической болезненности, то она дает ощущение здесь и сейчас. Я же выхожу на сцену на собственных ногах. Если у меня болит нога, значит, и у Мышкина болит нога, не может же она не болеть, если она болит.
Студеновский Художники должны быть болящими. Не физически, я про болезненность внутреннюю; это должна быть боль «о чем-то», про «что-то». Так странно устроена природа, что художник почему-то должен испытывать удары судьбы. Я внутренне против этого, но очень часто он получает пощечины, и, как ни странно, от этого у него появляется стимул к работе, блеск в глазах. Мы потом восторгаемся картинами, нарисованными болезненным умом. То же можно сказать и про актера: если ты пуст внутренне — ты не интересен. Все плохо, что чрезмерно. Так же и чрезмерная болезненность. Хорошо об этом просто иметь понятие, но быть защищенным, абстрагироваться, однако и это очень сложно…
Коротаева А в работе над ролью специфическое заболевание героя имело значение?
Перевалов Да, в начальный период. У нас даже было такое задание: «узелок Мышкина». И каждый положил то, что, по его мнению, могло лежать в узелке князя, когда он приехал в Россию. В моем узелке были таблетки (у других ребят не было). Таким образом, я задумывался над болезнью Мышкина. У нас сделана и вторая часть романа, но мы ее никогда не показывали. Ее придумал Женя Шумейко, я мало участвовал в создании. Там они делают припадок, но не натуралистически, а немного условно. Важно внутреннее заболевание, а не физиология.
Шумейко Я думал, отчего возникают припадки. Для меня болезнь — это обостренное сознание. Все не просто больно, а очень больно. Больнее, чем всем остальным.
Студеновский В нашем спектакле нет момента болезни, мы от нее уходим. Но для понимания роли нужно ее держать в голове, потому что это другой взгляд. Я подглядывал за тем, как происходят припадки, хоть это и жутко, но, в силу своей профессии, я должен был взглянуть. Мы интересовались, как происходит припадок, какие ощущения человек испытывает после. Наша задача — поймать взгляд, хотя бы мысленно пережить это. Даже на секунду. Уже это дает богатейшую подпитку.
Коротаева Задача Мышкина как литературного персонажа — напомнить людям о существовании прекрасного. Та же задача у театра?
Перевалов Нет. Я не могу выйти на площадку c такой установкой, тогда не будет действия. У нас задача другая — действенная.
Шумейко Вчера директор нашего театра меня попросил: «Женя, сформулируй задачи театра». Я ему ничего не сказал, потому что я не знаю. «Напомнить людям о прекрасном» — это априори точно. А у нашего театра… наверное, это студийность, мы стремимся к этому, стремимся создать что-то целостное. Я, например, о зрителях не думаю, я пока молодой, мне надо делать то, что я хочу и могу делать, а о зрителях потом буду думать, когда стану взрослей.
Студеновский Я думаю, безусловно да. О существовании прекрасного мы своим спектаклем действительно хотели бы рассказать. Да, это задача и театра. Но в настоящий момент театр настолько разный по своим задачам, что я не берусь сказать, какая она у него сейчас. У нашего же театра нет такого: собрались и назвали задачу. Нет. Но хотелось бы, конечно, чтобы зритель уходил от нас не пустой.
Коротаева Один из прототипов князя Мышкина — Дон Кихот. Нужен ли он сейчас и возможен ли?
Перевалов Нужен! И почему невозможен? Возможен. Он же… фантазирует. Да и вообще, я за то, чтобы привнести в наше время как можно больше Кихотов.
Шумейко Да. Возможен. Почему князь Мышкин Дон Кихот? Потому что он бежит после второго акта спасать Настасью Филипповну, именно в этом моменте возникает донкихотство. Он Дон Кихот в том, что он не должен, а хочет спасти. Дон Кихот, думаю, это человек, который шел за своей идеей, за своей мечтой. Стремление к мечте — то, что сейчас нужно человеку.
Студеновский Дон Кихот нужен. Если бы он не откликался в дне сегодняшнем — его бы забыли. Но почему-то до сих пор люди идут в магазин и покупают книги. Сервантес и Достоевский стоят на полке. Я верю, что такие люди есть. Я считаю, что детскость — это то, что нужно долгое время в себе хранить. Беречь наивность, веру в мечту, иначе, когда это пропадает, сразу же все становится бедным. Ведь мы жадно ищем в этих книжках… мечту.
Коротаева Князь Мышкин — носитель истинного христианского сознания, неспособного разрешить прямые житейские вопросы. Но ведь жить как-то надо? Что делать? Выбирать одно из двух или пытаться найти компромисс?
Перевалов В чистом сознании оставаться. Князь Мышкин прописан как идеальный человек, который надорвался. Он, правда, только усугубил проблемы, потому что вскрыл то, из-под чего вылилось наболевшее. Получается, что все испортил. Но, наверно, я все-таки склонен к тому, что должен направлять свою натуру к идеалу.
Шумейко Я не Мышкин. Я решаю проблемы. Хотя все их решают, каждый человек находит компромисс.
Студеновский Я крещеный и верующий человек. Я против чрезмерности, но у меня есть внутренний уголок веры. И мне так легче, хотя я, к сожалению, не соблюдаю постов, да и профессия у меня, которую не принимают многие священники. Однако я ищу компромиссы — мы живем в XXI веке. Безусловно, для себя нужно иметь какие-то нравственные установки, правила. Почему все боялись коллайдера? Потому что ученые докажут, что Бога нет, а значит, все можно, можно пойти убить, и тебе за это ничего не будет, тогда зачем мучиться совестью? Но ведь что такое совесть? Она же отзывается, я не знаю, где она находится, но она есть — и в какой-то момент вдруг начинает свербить. Как это объяснить? К сожалению, приходится находить компромисс c жизнью. У меня до сих пор не получилось, если ударят по правой щеке, подставить левую. Когда меня бьют по правой щеке, обычно я тоже бью по правой или по левой. Но стараюсь себя останавливать. Хотя в нашем мире это не всегда получается, у меня, по крайней мере.
Коротаева А теперь простой актерский вопрос. Сверхзадача роли?
Перевалов Честно говоря, нам о сверхзадаче никогда не говорили. У нас есть режиссерская группа и Григорий Михайлович Козлов — они всегда уходили в свою режиссерскую комнату и что-то там обсуждали без нас. Потому что, как я понял, актерам об этом знать не надо — они будут думать, а актерам не надо думать — им надо чувствовать. Но я все же, как человек любознательный, узнал, что такое сверхзадача. Правда, не знаю, какая сверхзадача у Мышкина. Я никогда не формулировал, но, наверно, чувствую это. Может звучать сверхзадача так: спасти?
Шумейко Сверхзадача?.. Роли?.. У нас в мастерской это слово не звучало. Про это, наверно, можно по-другому, проще, по-настоящему. Про то, что кого-то надо спасти, как Рогожина. У Мышкина не получилось тогда спасти Мари, а сейчас, возможно, получится спасти Рогожина. Но и не о том, что надо спасать людей, а просто… посмотрите, как легко спастись и как легко избежать ненужных, банальных вещей, в которые люди себя сами погружают.
Студеновский Думаю, это моя внутренняя лаборатория. Понятно, что такая роль не может пройти без личного раскрытия, это в каком-то плане «раздевание». Но в жизни есть вещи, в которых я должен закрыться. Вот когда я умру, кто-нибудь достанет мою тетрадочку, если она кому-нибудь будет нужна и ее не сожгут, — и: «А! Он, оказывается, играл про …!» Но в нашей мастерской люди про это не рассказывают.
Коротаева А что для вас главное в профессии артиста?
Перевалов Артист — человек, на которого приходят и смотрят. И тут очень важно, чтобы на тебя посмотрели и взяли хорошее: доброе, теплое, светлое. Ну, это как врач, который не должен навредить. Только актер работает c душами. Это тоже очень важно.
Шумейко Ах, я так молод! Самое главное (мне так понравилось — не мои слова, Хабенский сформулировал здорово) — «мне есть о чем c моими партнерами помолчать на сцене, и чтобы зрители понимали, о чем мы молчим». Это самое важное. Когда зрители понимают то, о чем я говорил здесь и сейчас. Конечно же, я хочу, чтоб люди задумались о том, о чем я задумывался, когда работал над ролью, когда наша команда создавала спектакль, чтобы зрители услышали, что мы хотим сказать.
Студеновский Мне бы хотелось, чтобы зритель проживал историю вместе c персонажем. И вообще, самое важное — подлинность, причем в любом жанре: и в игровом спектакле «Сон в летнюю ночь», и даже в «стебе». Например, для меня спектакль «Идиот» — проверка жизни. Возможно ли на сцене 4 часа подлинно жить? Я надеюсь, что да. Иногда настолько уходишь в персонажа, что он забирает энергию до ощущения опустошенности, но оно и приятно — как будто сделал что-то огромное. И если хоть один человек ушел в потрясении, значит, уже есть победа. Конечно, артист должен иметь право на то, чтобы повести за собой. Кто я такой? Почему зритель должен за мной идти? Актерская профессия не должна мельчать. Актер не должен быть безнравственным. Я считаю, что актер должен быть личностью и к этому нужно стремиться.
Коротаева Открылся театр «Мастерская». Какие у вас надежды и опасения?
Перевалов Надежды самые… оптимистические. Опасения?.. Не знаю. Я туда не пошел, мне еще рано в театр. Но Григорий Михайлович сказал, что меня всегда ждет.
Шумейко Опасения у меня очень простые: все может рассыпаться, лишиться студийности, которая была на протяжении всех пяти лет. Все может распасться по множеству причин: из-за того, что перестанем любить друг друга, из-за того, что перестанем одинаково думать, когда делаем общую работу, из-за тех же самых сериалов, в которых все сейчас начинают сниматься, а если человек уходит — без него тяжело и приходит он уже другим. Я боюсь, что может что-то пропасть, — это я про всех, про весь театр, не только про артистов. А надежда, что мы станем лучшим театром в мире. Это не голые слова, а… сверхзадача!
Студеновский Надежды очень большие, и опасения тоже есть. Но надежда умирает последней. Театр, который только начинает рождаться, сталкивается c массой проблем, c тем, что мы творческие люди, не имеющие понятия о финансовых делах, обо всей бюрократии. Я безумно рад, что у нас появилась площадка, — могло и этого не быть. Стены этого театра впитали совершенно другую атмосферу, начиная c окраски сидений, выражающей для меня слово «Буфф». Люди приходили сюда за радостью, а теперь что? Должны приходить на спектакль «Идиот» — это большая разница. Тем более мы здесь не одни — здесь много театров, и все-таки сохраняется ощущение чужого. Так что мы тешим себя крохотной надеждой найти что-нибудь свое. Но здорово, что есть хоть что-то, и хочется сказать спасибо за то, что нам все-таки есть где играть. Опасения большие — как бы все это не развалилось, пока все держится на энтузиазме. Конечно, на зарплату актерскую не прожить — все ребята где-то еще на стороне работают.
Коротаева Последний вопрос, проверка знаний. Кто такие Мочалов и Каратыгин?
Перевалов Не знаю. А у какого режиссера они играли?
Шумейко Я знаю, честно… просто забыл. Спасибо за последний вопрос.
Студеновский Это артисты. Очень хорошие.
Январь 2011 г.
Комментарии (0)