ДИАЛОГИ О БРАКЕ. НЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ

Э. Де Филиппо. «Семья Сориано, или Итальянская комедия»
(по пьесе «Филумена Мартурано»).
Молодежный театр на Фонтанке.
Режиссер-постановщик Семен Спивак, художник-постановщик Николай Слободяник

Семен Спивак превратил «Филумену Мартурано» в «Семью Сориано», и критики вновь заговорили о том, что все спектакли он ставит о семье, о семейных ценностях и странностях. Некоторые упрекнули режиссера за то, что семьи-то у Филумены и Доменико на самом деле не получается: есть мать, всю жизнь прострадавшая в одиночку, великовозрастные сыновья и эгоистичный «отец» — муж-мотылек, которому никакие новые родственники не нужны… Изменяя название пьесы, Спивак, я полагаю, не собирался преуменьшить значение образа героини, отодвинуть судьбу Филумены на второй план. Для него важны оба героя и проблемы их семьи, которая то ли существует, то ли нет в течение тех 25 лет, что Филуме и Думми знают друг друга. А разве в «нормальных» браках так не бывает?..

Критики сразу после премьеры по-разному оценили исполнителей главных ролей: кому-то показалось, что лидирует, безусловно, Наталья Суркова в роли Филумены, кто-то, наоборот, счел истинным героем Сергея Барковского — Доменико. О дуэте говорить не решались. Каждый из актеров «прорывался» к собственному персонажу, работал над ролью и над собой почти автономно. За три месяца жизни на сцене спектакль успел измениться. Дело не только в сокращениях, например, первого акта. Теперь Суркова и Барковский ведут свои партии, более внимательно и чутко настраиваясь друг друга. У них действительно очень разный подход и к отделке ролей, и к существованию на сцене, есть жанровые оттенки, но это различие в актерской природе — на руку режиссеру. В его трактовке мужчина и женщина, даже четверть века прожившие как супруги, все-таки не могут посмотреть на жизнь (в том числе — на собственную совместную жизнь!) одними глазами.

За что сражается Филумена Сурковой, борется отчаянно, порой некрасиво и грубо, неистовствуя и впадая в бешенство?.. Может быть, она и сама не знает. На словах — за то, чтобы у нее и у ее детей была одна фамилия (понятно, что «фамилия» означает «семья»). Вроде бы поэтому ей нужно узаконить отношения и обвенчаться c попрыгунчиком (даром что пятидесятилетним) Доменико. На самом деле у Филумены, на вид несокрушимой (такая коня на скаку остановит), просто кончились душевные силы, и ей необходимо пробиться к частице человеческого, что спрятана глубоко внутри ее франтоватого Думми. Чтобы пожалел, приласкал, оценил, наконец. Конечно, такое невозможно. И Спивак прекрасно это понимает, поэтому отменяет хеппи-энд. Дон Доме и его супруга остаются вместе, но превратиться в сладкую парочку они не могут. После патетично красивой сцены венчания, разыгранной в теневом театре под торжествующую эмоциональную музыку, следует невеселый и неромантичный финал. Доменико, лениво покуривая, выходит на балкон, подтяжки на голое тело. Потягивает вино из бокала. Где-то в доме слышен звук телевизора — идет футбольный матч. Видимо, новобрачный решил задремать перед экраном, а вовсе не в объятиях «молодой» супруги… Филумена горько сетует на безграничную усталость, но утешать ее никто не собирается — текст сокращен, последняя реплика Доменико вымарана…

С. Барковский (Доменико), Н. Суркова (Филумена). Фото Ю. Кудряшовой

Барковский играет героя столь же обаятельного, сколь и пустого. Дон Доме прелестен в своих ловко сидящих костюмах, изя щен и музыкален, но понятно, что герой намного больше времени в жизни уделял «красе ногтей» — своим маленьким аккуратным усикам, своей элегантной одежде и блестящим ботинкам, — чем женщине, c которой жил, и ее чувствам. Да и о своих чувствах задуматься ему просто не приходило в голову.

Доменико всячески сопротивляется не просто женитьбе — он не хочет допустить в свою жизнь ничего серьезного. Любовь, полноценные отношения c женщиной, c детьми — он боится всего этого, отбрыкивается, отмахивается холеными ручками в перстнях. Ни к чему такому он не готов. Между прочим, этот мотив, услышанный Спиваком в комедии Эдуардо Де Филиппо, абсолютно современен (в отличие, скажем, от «проблематики незаконнорожденности», которая волновала автора, но не очень актуальна в нынешние времена).

О Сергее Барковском в рецензиях написано, что он-де c удовольствием веселит публику привычными шуточками, фирменными комедийными приемами. И это действительно так: есть хохмочки вроде реплики «Господи Иисусе», которую Думми цедит, вернее, свистит сквозь зубы так, что слышны только шипящие («сссподисссуссссе»), есть мгновенные перепады от гневливого воодушевления к предынфарктному закатыванию глаз, есть даже знакомая по «Касатке» песня «O sole mio» (только Абрам Желтухин исполнял ее на бис, по-разному и на двух языках, а Доменико напевает под нос, иногда нежно мурлыкая, а иногда грозно рыча). Однако Барковский, умеющий расположить зрителей к любому из своих персонажей, окутывающий их ласковым пониманием и сочувствием, этим не ограничивается. Доменико бывает неприятен, по-человечески мелок, даже жесток, и артист это подчеркивает. Но импульсивность, взрывчатость его все же так симпатичны! В конце концов, его жалко — не потому что сожительница его поколачивает, а потому что самое главное в жизни он рискует пропустить, не заметить, не испытать.

В первой части спектакля Сориано испуган, взбешен, встревожен. Во втором акте он погружается в воспоминания о золотых деньках юности, размякает и теплеет, но это обман зрения: Доменико решился изгнать Филумену из своей жизни и уже нашел адво ката, который ему в этом поможет. Молоденькая любовница Диана (Юлия Шубарева) уже перевозит в его дом свои многочисленные плетеные корзины и чемоданы, но тут Филуме, перед тем как уйти, сообщает, что один из ее сыновей — от Доменико. И Диана перестает его интересовать (она, скорее всего, была для него не предметом страсти, а аргументом в борьбе c «доставшей» его Филуменой). Насупленный, озабоченный, не на шутку задетый Доменико попросту запирает недоуменно пищащую Диану в шкафу, и она комично выглядывает из окошка в дверце… В третьем акте дон Доме — вроде бы такой предсказуемый — оказывается способным и на неожиданные движения души. Его объяснение c Филуменой перед самым венчанием демонстрирует страстную, упрямую натуру, и он при всем эгоизме уже не кажется посредственностью. В тот момент, когда отношения как будто бы разорваны навсегда, Доменико все-таки встает c пола (жених c невестой чуть друг друга физически не уничтожили) и отправляется под венец, пусть и ругаясь на чем свет стоит.

Наталья Суркова на первых премьерных показах была словно не уверена в рисунке роли — ее слишком явно бросало из стороны в сторону, заносило на поворотах. Сейчас Филумена — цельная работа. Суркова играет женщину простую и не пытается ее приукрасить, сделать поизящнее. Веришь, что ее Филумена не умеет читать. Да и когда ей?.. Она хозяйка дома, трудяга, c крепкими ногами и сильными руками. Самая трудная для русских актрис черта героини Де Филиппо — это ее неспособность плакать. Нелегко c сухими глазами, давя в груди рыдания, пройти через все унижения и горести, которые выпадают Филумене. Суркова не плачет, хоть глаза ее невольно увлажняются, слезы чуть слышно звенят в голосе, но может заставить плакать зрителей. Сильно сыграна ею сцена встречи c детьми, когда она сначала вопит на дерущихся великовозрастных сыновей, потом со сдерживаемой страстью рассказывает о том, как жила в юности, почему стала проституткой. Выдерживает и длинный монолог, и его трогательную финальную точку — когда старший сын бросается к ней c криком «Мама!». Перед тем как покинуть поле проигранной битвы во втором акте, Филумена—Суркова пытается болтать, делает вид, что хлопочет, дает последние указания домашним… Но внутри все кипит от обиды. Она горда и знает, что достойна любви и уважения, несмотря на то, что обманывала и обкрадывала Доменико, тайком тратила его деньги на своих детей. Суркова способна негрубо играть грубоватость своей героини. Филумена может заорать, перевернуть стол и швырнуть стул, но игра актрисы не становится плоской или фальшивой. Все взрывы героини, ее бурные реакции оправданы драматичным существованием в роли.

Несмотря на серьезность переживаний героев, режиссер и актеры отдают дань комедийному жанру, не пытаясь чересчур утяжелить пьесу. Хорошо придуманы и сыграны сцены c сыновьями Филумены. Молодые актеры, ученики Спивака, составили колоритную троицу: добродушный обаятельный великан-водопроводчик Микеле — Юрий Сташин, кокетливый красавчик брюнет, продавец мужского белья Риккардо — Артур Литвинов, «правильный» и немного скучный бухгалтер Умберто — Владимир Брик. В третьем акте трое молодцев, одетых в торжественные черные костюмы (белые цветы в нагрудных кармашках), весело и развязно болтающих друг c другом, вдруг оказываются перед зажатым и скованным неуверенностью Доменико. Всем неловко, все шутят невпопад. Найти пути друг к другу им в конце концов помогает музыка (папаша пытается понять, кто же из детей — его, проверяя их музыкальный слух). Все трое поют плохо (актеры старательно фальшивят), но Барковский достает камертон, настраивает звучание голосов, дирижирует, и вот ужтрио превращается в слаженный квартет: «Скажите, девушки, подружке вашей…». В общем — спелись! Под эту музыку, звучащую как гимн, на движущейся платформе выезжает Филумена, одетая к венцу в ярко-красное платье.

Сцена из спектакля. Фото Ю. Кудряшовой

Художник Николай Слободяник предложил не вполне привычное для театра Спивака решение: действие развивается в пространстве, подчеркнуто условном, не скрывающем своей те атральной природы. Мало деталей, много воздуха. Детали выгородки — столы, стулья, стены — на наших глазах выдвигаются на фурках. «Знаешь, где у нас дверь?!» — ехидно спрашивает Филумену Доменико, и тут «слуги сцены» услужливо подкатывают дверь поближе к героине (хоровой образ «рабочих сцены», а также наблюдателей и «болельщиков» создают студенты курса Спивака). Обстановка жилища Сориано выкрашена как «рубашка» игральных карт — знакомые перекрещивающиеся полоски. Сверху над карточным домиком нависает двускатная крыша, которая в один прекрасный момент «помашет крыльями», готовая улететь… Когда Филумена покидает дом, который она пыталась сделать семейным, стены начинают c жалобным скрипом раскачиваться в разные стороны.

Над площадкой развешены постиранные простыни, кальсоны, рубашки. Похоже на классическую улочку в Неаполе, где между домами вечно сушится белье. Правда, здесь белье висит на фоне… Колизея: весь огромный задник — это черно-белое, чуть блеклое, как старая фотография, изображение знаменитой римской достопримечательности. Разумеется, дело не в том, что сценограф c режиссером подзабыли географию. Колизей им необходим как символ: это арена борьбы, в данном случае — войны полов. Конечно, можно было бы найти поближе к Неаполю не менее грозный образ — дымящегося Везувия, но тогда бы не получился задуманный Спиваком финал. Многим он кажется слишком пафосным, даже безвкусным. В спектакле (в пьесе такого, разумеется, нет и в помине) юная служанка Лючия (Наталья Третья- кова), забеременевшая от среднего сына Филумены — ловеласа Риккардо, остается одна, как когда-то заглавная героиня. И вот она, накинув синий платок на голову — как новоявленная Мадонна, останавливается в центре пустой сцены, воздевает руки, и за ее спиной рушится Колизей — экран медленно опус кается.

Эффектно. Битва, дескать, окончена. Между мужчиной и женщиной теперь мир… Но, думаю, точка, поставленная в сцене на балконе, больше подходит для истории под названием «Семья Сориано», чем этот восклицательный знак. Точка — знак серьезный, мудрый, взрослый. Не стоит его бояться. Если Доменико пришло время повзрослеть и стать мужем, отцом, главой семьи Сориано, то пусть и зритель Молодежного взрослеет.

Мы, критики, часто ходим только на первые показы и выносим оценку спектаклю, если и не совсем сырому, то все же не вполне готовому. К сожалению, редко удается узнать, как он живет дальше, каким его видят зрители. Недавно я пересмотрела в театре на Фонтанке «Три сестры», идущие уже шестой год, и убедилась в том, что спектакль дышит глубоко, выглядит более цельным, чем на премьере, воздействует сильнее. Надеюсь, и «Сориано» ждет долгая и счастливая сценическая судьба.

Май 2011 г.

Какие ценности актерской профессии вы хотели бы сохранить и какие надо занести в Красную книгу?

Евгения Тропп В Красной книге — способность артиста быть властителем дум. Таким, говорят, был Юрский для людей 1960–1970-х годов. Конечно, эту способность нельзя натренировать, развить, воспитать — даже если ввести особый предмет в театральном вузе и ставить по нему зачет-незачет. Но так хочется увидеть на сцене художественную личность, которая излучает, транслирует, внушает… Что-то поверх персонажа, кроме роли, над сюжетом. Да, и сейчас бывает, что сыгранная роль становится не только театральным переживанием, но и в каком-то смысле — событием человеческим, иногда даже общественным. Актер играет — и меняет что-то в духовной жизни, в мировоззрении зрителя. Бывает — но безумно редко, раз в десятилетие, может быть.