ШУКРА

Х. Левин. «Хефец, или Каждый хочет жить!».
Театр «Буфф». Режиссер Игорь Миркурбанов (Израиль)

Спектакль — это не пьеса, и разговор о сценическом действии может вообще обойтись без упоминания драматургии. И все же «Хефец» Ханоха Левина явление настолько крупное и настолько неизвестное России, что обойти его молчанием непозволительно. Это блистательная пьеса с роскошными ролями и причудливыми поворотами, смешная, драматичная и гротескная одновременно. Редкостный сплав трудносоединимых начал. Написанная задолго до конца XX века, она вобрала в себя и открытия абсурдистов, и озлобленность экспрессионистов, но, быть может, в гораздо большей степени — национальную традицию, восходящую отнюдь не к Агнону, но к Шолом-Алейхему и Башевису-Зингеру.

Мироздание местечка странно отразилось в приметах современного независимого Израиля, транспонировалось с идиша на иврит и заискрилось живой жизнью, которую увидел очень умный и ироничный автор. Он сохранил своим героям и чувства, и страсти, и пороки, но словно сделал шаг в сторону и за индивидуальными приметами увидел типическое — совсем как наши русские классики. И совсем как они не постеснялся своего присутствия в пьесе: «говорящие» имена — лишь примета авторского своеволия. Заглавный герой — «предмет», Кламнаса, жена его антагониста, — пустое место, не более чем звукосочетание (к, л, м, н — этот порядок есть и в русском языке), Шукра — арабское «спасибо». Неудивительно, если русскому читателю и зрителю придет на память Гоголь и, конечно, Эрдман. Формально Хефец повторяет акцию Подсекальникова: объявляет о предстоящем самоубийстве; так что схожесть этих коллизий впечатляет. Пьеса Левина существует во множестве культурных пластов одновременно, но не играет ими, как это могло бы случиться в эпоху постмодерна, она живет в них всех.

Появление такой пьесы в театральной афише города — событие, независимо даже от удачности или неудачности спектакля. Уже только за это — искренняя благодарность театру «Буфф».

Для «Буффа» выбор пьесы кажется неожиданным, непредсказуемым: в ее сплаве нет ни репризности, ни номерной структуры — словом, ничего от эстрады. И хотя к материалу драматического театра «Буфф» обращается не впервые, его эстрадная закваска по-прежнему доминирует. Кажется, именно ее стремился преодолеть или по крайней мере адаптировать постановщик Игорь Миркурбанов. Спектакль получился цельный и простроенный. Основная драматическая нагрузка, естественно, легла на исполнителя главной роли — Евгения Александрова. Его герой должен был пройти путь от смиренного положения вещи до самосознания одинокого человека — через страдание, бунт, предательства. И путь этот режиссером выстроен. Герой Александрова, возникающий в нелепой пижаме и сразу поданный актером как тюфяк, мямля, постепенно преображается. В нем проявляется хорошо знакомый маленький человек, с понятными переживаниями и попыткой бунта. Но, к сожалению, сложный драматический финал с предполагаемым (как кажется) катарсическим просветлением не доигрывается актером «до щелчка».

Путь Хефеца понимается режиссером буквально, как путь встреч, столкновений с другими персонажами. Хефец каждый раз именно входит в сцену. Это ощущение создается благодаря подвижным площадкам, придуманным Миркурбановым и художником Яной Штокбант. Эти площадки, кружась, выдвигают на авансцену то дом Тейгалеха, то квартирку Адаша, то уличное кафе. Мизансцены тяготеют к тому, чтобы ограничиться этими небольшими (метра полтора на два) площадками, но словно не выдерживают заданных рамок и спрыгивают на сцену. При такой калейдоскопической организации пространства все герои кроме Хефеца как бы получают свои законченные сцены, в которых актерам предстоит героев показать: вот здесь-то и сказывается эстрадная природа театра. Вереница масок, сделанных яркими, сильными красками. Как всегда в подобных ситуациях бывает, кто-то из героев оказывается более убедителен, кто-то — менее. Так, пара Тейгалех и Кламнаса (Мурад Султаниязов и Анна Коршук) существует на грани шаржа и пародии и предъявляет зрителю бездну самовлюбленности, ясную и смешную. А пара Фугра — Варшавяк (Екатерина Груца и Владимир Смилянец) кажется решенной слишком однозначно и плоско (это настораживает еще и потому, что Хефец влюблен в Фугру, и остается непонятным, что же он в ней находит). Но проблемы спектакля не в том, насколько удачны или неудачны отдельные работы. Калейдоскопичность при большом формате (более трех часов) демонстрирует неизменность: одно, другое, третье — а всё то же. Она прикрыла склонность актеров к номерному существованию, но, увы, не позволила спектаклю выйти на планируемые драматические просторы. Положение мог бы исправить протагонист, однако Александрову чего-то не хватило: то ли опыта в соответствующих ролях, то ли простого темперамента. В итоге форма спектакля оказалась не сбалансированной.